14 Dec 2024 Sat 03:45 - Москва Торонто - 13 Dec 2024 Fri 20:45   

- Ну, хорошо, Лаврентий, какие новости из Америки? Берия снова мгновенно перестроился, превратившись из осторожного бдителя внутренней безопасности в широкого, стратегически мыслящего деятеля международного масштаба, четко управляющего всеми службами зарубежной агентуры.

- В Белом доме уже разрабатывается план колоссальной высадки. Это как раз то, о чем нам сообщали из Англии. Сотни кораблей, тысячи самолетов...

- Высадка в Европе?! - Сталин быстро здоровой рукой придвинул к себе коробку "Герцеговины Флор", вытащил трубку из кармана кителя. - А ты в этом уверен, Лаврентий?

- Высадка - это вопрос недель, товарищ Сталин, - уверенно заговорил Берия. - Сведения из самых надежных источников. Только еще неясно, где высадятся. Во всяком случае, на юге, товарищ Сталин, не на севере. Может быть, во Франции, может быть, в Италии, чтобы заодно отрезать армию Роммеля. По всем признакам уже создано объединенное командование операцией. Во главе - американский генерал Эйхен... Эйхенбаум, кажется... какая-то еврейская фамилия, - матово отсвечивающее пенсне на секунду повернулось в сторону полковника Ламадзе.

- Генерал Дуайт Эйзенхауэр, товарищ Сталин, - тут же скромно доложил полковник. Все остатки ужина были уже отодвинуты. На скатерти перед Ламадзе лежала тонкая кожаная папка с последними оперативками.

Сталин бросил на него быстрый взгляд. Как будто дотронулся до ребра кинжалом, подумал Нугзар. Облачко ароматного дыма поднялось над плотной, словно слежавшейся шевелюрой вождя.

- А ты не путаешь опять, Лаврентий? - с мягким юморком спросил он. В этот страшный момент Берия не успел перестроиться, выдал себя мгновенно запотевшими стеклышками, покатившейся по правой носогубной складке капелькой пота. Оглушить бутылкой по голове, объявить по радио о трагической кончине, заключить сепаратный мир с Германией, все отдать, что потребует Адольф, расшириться за счет британских колоний на Ближнем Востоке, взять Иран... Как себя поведет Нугзар? Ф-ф-у, что только в голову не приходит, ебенаматрена, совсем я чатохлеебуло...

- Почему "опять", товарищ Сталин? - почти жалобно спросил он. - Что вы имеете в виду - опять, товарищ Сталин?

- Ты что, забыл свои ошибочки, Лаврентий? - с прежней мягкостью стал выговаривать ему, словно нерадивому ученику, Сталин. - Забыл, как сигналы о немецко-фашистском вторжении игнорировал? Как наших агентов казнил за распространение паники? Короткая у тебя память, товарищ нарком! Может быть, еще что-нибудь тебе напомнить? Как насчет четырнадцати тысяч польских офицеров, которые бы нам сейчас так пригодились для совместной борьбы со зверем?

Вот так, подумал Берия, конечно же, мне не избежать судьбы Ежова. Ведь все же было им подсказано, им самим, и "сеятели паники", и поляки... Всю жизнь я разгадываю желания Кобы, что это за судьба... и всю жизнь я же - под угрозой разоблачения! Теперь с этими польскими антисоветчиками. Рано или поздно это дело выплывет на поверхность, тем более что и захоронения оказались на оккупированной территории, и тогда, на всякий случай, есть уже козел отпущения, Берия.

Он нашел в себе силы больше не возражать "тирану" и только лишь сделал знак своему помощнику. Стройный полковник немедленно взял кожаную папку и понес ее вдоль стола к Сталину. Охрана вождя следила за его движением хорошими бдительными взглядами. Сталин открыл папку, жестом отослал полковника на место, выпустил очередное облачко отработанной "Герцеговины". Оборванные мундштуки папирос валялись перед ним на столе. Что за странная привычка - ломать папиросы, чтобы набить трубку? Неужели не может себе заказать лучшего в мире табаку?

- Америка, - медлительно, с удовольствием произнес Сталин, как будто ложку меда вытаскивал из банки. У Берии отлегло от сердца: значит, вовсе не собирается развивать тему "ошибочек", просто сорвал на нем какое-то свое мимолетное неудовольствие. Сталина на самом деле кольнуло острейшее неудовольствие, когда пошел разговор о планах высадки союзников. Почему не довели до его сведения? Значит, по-прежнему не доверяют? А может, еще считают ниже себя, прислужники капитализма? Впрочем, тут же подумал он, планы настолько секретны, что их нельзя передавать ни через курьеров, ни радиодепешей. Идею встречи "большой тройки" мы пока отклонили. Встречаться на каких-то сомнительных островах, в сомнительном Каире, лететь туда на "летающей лодке", страдать от страха и тошноты - увольте: руководитель Советского Союза пока считает это преждевременным. Черчилль собирается в Москву, это его дело. Должно быть, как раз с этими новостями и прилетит, и тут мы слегка его ошарашим нашей информацией. От этой мысли у Сталина тут же подскочило настроение, и он забыл об "ошибочках" своего наркома. Америка, думал он с удовольствием, перелистывая оперативки. Такая страна, такая производительность! Почему мне выпала паршивая Россия для воплощения великих идей? В Америке мы давно бы уже построили образец коммунизма для всего мира... нэ повэзло. Как Пушкин однажды сказал: "Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом". Америка, вот это страна! Ресурсы, индустрия, массы, то есть производительность труда!

Так, пококетничав немного сам с собой, Сталин вдруг сильным взглядом прошил полковника Ламадзе.

- Ты откуда, джигит? - спросил он его по-грузински.

Это было так неожиданно, что Нугзар вскочил с грохотом стула и каблуков и, только поняв, что вопрос неформальный, да и задан на неформальном языке, так сказать, языке очага, вернулся в прежнюю позицию под улыбчивыми взглядами охраны.

- Мы из Сигнахи, товарищ Сталин. Ламадзе из Сигнахи, товарищ Сталин, - сказал он, как бы извиняясь за свою чрезмерную реакцию на простой вопрос старшего человека, да заодно и за городок Сигнахи, так красиво висящий над Алазанской долиной.

- Ламадзе... Ламадзе из Сигнахи, - попытался припомнить Сталин. - Послушай, вы не родственники ли тем боржомским Ламадзе, к которым имеют отношение кутаисские Мжаванадзе?

Нугзар просиял:

- Вы совершенно правы, товарищ Сталин! Моя боржомская тетя Лавиния была женой Багратиона Мжаванадзе, директора винодельческого совхоза в Ахалцихе.

- Ага! - торжествующе воскликнул Сталин. - Стало быть, и те Кикнадзе, батумские пароходчики, - ваши родственники?

- Разумеется! - радостно продолжал подыгрывать вождю Нугзар. Он, конечно, уже понимал, что мнимое родство с какими-то капиталистами из Батуми ему сейчас никак не повредит, а, наоборот, будет хуже, если откажется. - Сигнахская ветвь Кикнадзе, товарищ Сталин, нам очень близка. Мы жили дом в дом с дядей Николой Кикнадзе, пока не переехали в Тифлис.

- А я ничего этого не знал, - с притворной озадаченностью произнес Берия.

- Ага, - очень довольный сказал Сталин. - Я вижу, память меня не подводит! Ты, стало быть, джигит, должен быть родственником тем тифлисским Гудиашвили, а? Помнишь, Лаврентий, была там знаменитая аптека Галактиона Гудиашвили?

- Я его родной племянник, товарищ Сталин, - на том же радостном порыве поисков общегрузинского родства произнес Нугзар и только потом уже почувствовал дуновение могильного хлада, давление мраморного пресс-папье на макушку. Мелькнул величественный предсмертный взгляд убиенного им дяди Галактиона. Сталин, к счастью, в этот момент на него не смотрел, весь обернувшись к Берии.

- Очень хорошо помню эту замечательную аптеку. Я обычно там покупал такие, - он прыснул, как кот, - такие штучки по десять копеек, две штучки в пачке. Не всегда был мой размер, к сожалению.

Он захохотал, и Берия захохотал почти одновременно. Эдакое добродушное мужчинство. Мы, собственно говоря, одна компания, я, Клим, Вячеслав, Лазарь, Лаврентий... словом, одна компания, держащая власть. Нугзар приложил ладонь ко лбу. Холодный пот перешел на ладонь. Все в порядке.

Сталин повернулся к нему:

- И такой джигит все еще полковник? Непорядок, Лаврентий! Так и вижу этого сигнахского Ламадзе с генеральскими погонами на плечах, хотя погон в нашей армии еще нет.

Все присутствующие заулыбались, зная красивую мечту Верховного главнокомандующего о переходе к старым знакам различия. Сталин определенно был сегодня в отличном расположении духа. Еще бы: поощрил свой высший генералитет, получил добрые вести из Америки, хорошо поужинал в симпатичной грузинской компании. И сова сегодня не фокусничала, скромно, невзрачным серым чучелом сидела на люстре под высоким потолком. Он встал из-за стола, и все встали. Попрощался за руку с верным Лаврентием и с новоиспеченным генералом Ламадзе. Хорошее вино всегда приводит к правильным идеям. Теперь у этого джигита есть прямой выход на меня, и я его запомню на тот случай, если наркомвнудел начнет фокусничать.

В дверях он задержал Берию:

- Да, кстати, а кто там у Градова, в Особой ударной армии, начальником политотдела?

- Генерал-майор Соломон Головня, - тут же ответил нарком.

Сталин еле заметно поморщился. Не очень-то красиво звучало это имя, далеко не идеальное звучание.

- Надо укрепить этот участок, - проговорил он. - Помочь Градову преодолеть "ежовскую травму". Подумай о кандидатуре и доложи.

Спускаясь по ковровым дорожкам мраморной лестницы, Берия, как всегда после встречи с "тираном", думал о его исключительных способностях. Какой шахматист, какой психолог, все ловит, ничего не забывает! Даже Нугзарку не забыл! Он приостановился. Сияющий Нугзар едва не налетел на него.

- Хорошо, что ты не все рассказал о своих родственниках, Нугзар, - тихо, но очень внятно сказал наркомвнудел.

АНТРАКТ V

ПРЕССА

"Тайм". 22 июня 1942 г.

Американский посол в Виши, высокий лысый адмирал Лихи, встретился с маршалом Пэтэном. Вот его впечатления:

1) Старый маршал теперь не верит, что державы "Оси" могут выиграть войну.

2) Пэтэн желает победы союзникам.

3) Пэтэн упорно сопротивляется нацистскому давлению, осуществляемому через Лаваля, включая угрозу уморить голодом 1 500 000 французских военнопленных.

4) Адмирал Лихи лично глубоко уважает маршала Пэтэна.

Молотов посещает Лондон инкогнито. Он вылез из самолета в стеганом костюме и пилотском шлеме. Огромный четырехмоторный бомбардировщик был сюрпризом для офицеров Королевских ВВС. Экипаж был настолько многочисленный, что англичане стали задаваться вопросом, когда кончится очередь людей, выпрыгивающих из машины...

Фотограф "Деили Миррор" был арестован полицией...

Официально Молотова именовали "Мистер Смит из-за границы"...

Мистер Вэндел Уилки приземлился в Москве на "летающей крепости", которую русские называют "чудовище"... На другой день он с послом Стэндли пошел слушать Седьмую симфонию Шостаковича. Он также слушал концерт Леонида Утесова с его джазом РСФСР...

Все русские спрашивали Уилки: "Когда будет второй фронт?" В Кремле мистер Уилки обедал со Сталиным. "Скажите американцам, - сказал вождь, - что нам нужны все продукты, которые они могут послать..."

"Тайм". 17 мая 1943 г.

На Манхэттене состоялся просмотр нового фильма "Миссия в Москву". Противоречивый фильм вызвал бурю среди интеллигенции. Полный восторг среди коммунистов. Автор "Дейли Уоркер" Майк Голд назвал фильм "патриотическим и бесстрашным, лучшей пропагандистской картиной" в его жизни. Люди, менее приверженные сталинизму, реагировали по-разному. Энн Маккормик из "Нью-Йорк Тайме" считает, что фильм "абсолютно несправедлив к России и неверно представляет Америку"...

Литературный критик Эдмунд Уилсон, бывший марксист, назвал фильм "обманом американского народа"... Философ Джон Дьюи сказал, что "Миссия в Москву" - первый в нашей стране пример тоталитарной пропаганды"...

Фильм, между прочим, показывает маршала Тухачевского на суде, тогда как тот был тайно казнен без всякого суда...

Наряду с гордостью за свою армию советские газеты полны неукротимой ненависти. "Убей немца! - торжественно призывают "Известия". - Убить как можно больше немецких солдат и офицеров - это священный долг каждого красноармейца, каждого партизана, каждого жителя оккупированных территорий..."

Дети спрашивают своего отца: "Папа, сколько немцев ты убил сегодня?"...

"Ньюсуик", март 1943 г.

После 15 месяцев того, что Гитлер назвал "арийской колонизацией", Харьков выглядит, как город, прошедший через землетрясение, черную чуму и чикагский пожар... Как только немцы вступили в город, вдоль всей Сумской на каждом балконе появились повешенные русские... Красивые украинские девушки отправлялись в Германию как товар...

Май 1943 г.

Московские семьи наконец-то получили возможность отведать американской ветчины. В магазинах выдавали по два фунта этого редкого для Москвы деликатеса...

На вопрос корреспондента "Нью-Йорк Тайме" и лондонской "Тайме" Ральфа Паркера, хочет ли Россия видеть Польшу сильной и независимой, Сталин ответил: "Разумеется, хочет".

Посол Джозеф Дэвис прибыл в Москву, где его встретил представитель Молотова Деканозов, похожий на одного из семи гномов, но не на Допи, поскольку он один из самых толковых людей в СССР. "Если увидите у нас что-нибудь плохое, скажите нам. Если что-нибудь хорошее, всему миру" - такова была просьба Деканозова.

Фото: Дэвис и Сталин. Два "Джо" сияют перед камерой.

"Таймс", 8 марта 1943 г.

Французские партизаны атаковали гранатами казино де Лиль, убив при этом 23 немецких офицера.

"Ньюсуик", август 1943 г.

Генерал-лейтенант Петр Сабенникофф, 6 футов 4 дюйма, рассказывает: "Под Курском были сконцентрированы ударные части, хорошо тренированные молодые жесткие мужики до 30 лет.

Однако и они начали сдаваться... Те, с кем я разговаривал, заявляли, что на них очень подействовало падение Муссолини..."

Ревут бомбардировщики. Взрывается мина замедленного действия. В землянке кто-то играет на аккордеоне вальс Шопена...

...Капитана Рикенбэйкера пригласили русские летчики, чтобы проверить его выносливость на водку. Возвращаясь по пустынным московским улицам, он возглашал: "Я сбил троих, шесть под вопросом, Бог знает сколько ушли с повреждениями..." Утром он сделал следующее наблюдение: "Новые эполеты царского происхождения в Советской Армии, уважение к военным чинам и снижение роли комиссаров - это путь к капитализму и демократии!"

АНТРАКТ VI

КОНЬ С ПЛЮМАЖЕМ

Старый цирковой мерин Гришка коротал свой век в конюшне на Цветном бульваре. Его давно уже не выпускали на манеж, хотя он был уверен, что без труда выполнил бы всю программу: и круговой ход, когда вольтижировщик прыгает тебе на спину и встает на седле с широчайшим комплиментом к публике, и поклон с подгибом обеих передних конечностей и с покачиванием роскошного султана, и даже вальсировку на задних копытах под медные "Амурские волны". Он скучал по этим церемониалам. В бытность свою императрицей России, Гришка тоже любил все парадное, пышное, ярчайшее, внимание сотен глаз, прикованных к полным величественным плечам матушки-Государыни, проход вдоль строя шестифутовых гвардейцев, внимательный отбор лучшего банана, наиболее впечатляющей виноградной грозди. Говорили, что во внимание принимались только размеры, это было неверно. Важнее было общее, месье Вольтер, гармоническое развитие этих "простодушных" a'la Russe: крепкий нос, хорошо подкрученный ус, достаточной, но не чрезмерной ширины грудь, втянутый живот, выпирающий под лосинами животрепещущий натюрморт; надеюсь, Вас не шокирует эта обратная игра слов. Итак, третьего, седьмого и одиннадцатого сразу после приема австрийского посланника ко мне в спальню!

Дальнейшее никогда не вспоминалось Гришке, да и вообще, если что-нибудь и являлось из астральных пучин, где размещалась теперь прежняя империя, то это были лишь покачивания высоких напудренных причесок, сверкание алмазных диадем, звон оружия, музыка, то есть все тот же цирк.

Однажды пришел старый друг и повелитель, конюх, которого тоже звали Гришкой. Странным образом от него в тот вечер меньше, чем обычно, пахло сивухой. Гришка-конь не знал, что в осажденном городе практически прекратилась продажа спиртного.

Гришка-мужик надел на коня узду, прижался наждачной щекой к его ноздре и немного всплакнул. "Эх, тезка, - забормотал он. - Падлы позорные велят мине вести тебя на бойню в Черкизово по причине нехватки фуражу. Такого артиста и неплохого коня - под топор! Лучше бы мы сбежали с тобой еще в одна тысяча девятьсот тридцать седьмом году на вольный Кавказ..."

Экую несуразицу плетет сегодня мужик, подумал Гришка-конь и стал выводить из стойла свое белое в яблоках тело. Конюх шел за ним, прицепившись к узде. Они вышли на ночной бульвар, над которым в небе косо висела огромная аэростатика. А он говорит, что в городе нечего есть, подумал Гришка-конь. Экую несуразицу плетет этот мужик. "На что твоя шкура пойдет, я не знаю, - продолжал бубнить конюх. - Может получиться пара сапог. А из мослов твоих, может, клею наварят, Григорий. Тоже полезный продукт..."

"А ведь как ты был хорош, Гришка! - вдруг, словно после стакана, воспламенился Гришка-мужик. - Ведь под золотыми попонами выплывал, точно пава, точно царица цариц! Был бы ты жеребец, отправил бы тебе на племенной завод, кобылок бы трепал до скончания дней, имел бы овес!"

Так они вышли на Самотеку к проходящим через столицу артиллерийским частям. Многие пушки были на конной тяге. Солдаты взяли Гришку-коня у плачущего старика. Так подошла к концу эта очередная инкарнация большого женственно-лошадиного начала. Как и русская императрица, Гришка-конь погиб с именем России, то есть блистательного цирка, на устах. И был расклеван вороньем, и был расклеван вороньем.

Глава XII

ЛЕТО, МОЛОДЕЖЬ

В июле 1943 года вспомогательная команда "Заря", что располагалась в казарме на окраине Чернигова, была поднята еще до рассвета для выполнения спецзадания. Команда эта состояла из бывших русских военнопленных и была, по сути дела, подразделением создаваемой Русской освободительной армии, которую возглавил перешедший год назад на сторону немцев генерал-лейтенант Андрей Власов. Солдаты были обмундированы в немецкую серую форму, о принадлежности же к власовским частям говорили нарукавные нашивки с надписью "РОА".

Многие парни в эти летние дни в подражание немцам закатывали рукава до локтя и расстегивали воротники. Мите же Сапунову этот чужой шик не нравился, меньше всего он хотел походить на арийского завоевателя. Вот Гошка Круткин тот как раз из кожи вон лез, чтоб его хотя бы издали местные бляди принимали за человека первого сорта, "херренменша": и сигаретку приклеивал к нижней губе на немецкий манер, и словечками любил бросаться, вроде "шайзе", "швайн", "квач", и "Лили Марлен" вперемежку с "Розамундой" насвистывал.

Почему-то он очень сильно подрос за полтора года в немецких тылах, сравнялся почти ростом с крупным Сапуновым и стал чем-то напоминать идеологического офицера Иоханна Эразмуса Дюренхоффера, который нередко посещал русские части для произнесения речей. Суетливости у него, однако, не убавилось, и по отношению к Мите он по-прежнему выступал в прежней роли шухарного такого пацанчика на подхвате. Удивительно, как он всегда умудрялся не отстать от Мити, несмотря на бесконечные переформирования. Всегда он так устраивался, чтобы попасть в одну и ту же роту, взвод и даже отделение с Сапуновым. Впрочем, и Митя теперь то и дело оглядывался - здесь ли Гошка? Привык как-никак. Какое-то вроде чуть ли не родственное появилось отношение к этому шибздику. Один только раз за полтора года из-за паршивой девки, коммунисточки, заимел Митя зуб на верного оруженосца, но об этом теперь и вспоминать не хочется. Грязное было, мародерское дело, и кто в нем виноват, не поймешь. Вскоре махнул рукой: забыть и растереть; война - она все спишет.

Все эти полтора года русских добровольцев из спецзоны "Припять" только и делали, что перевозили по территории рейха. Немецкое командование, похоже, не знало, что делать с ними. То вдруг начинали усиленную муштру, то бросали на несколько недель бесхозными. Оружия приличного не доверяли. До "шмайссера", например, никто из них н не дотронулся. Таскали тяжелые карабины времен первой мировой войны, да и к тем боезапас выдавали только по особому распоряжению. Обучали пользоваться немецкими гранатами, но как обучили, так гранаты тут же отобрали.

Не особенно даже было понятно, кто командует. Немецкие инструкторы постоянно менялись. Русские комитетчики, вроде полковника Бондарчука, заявлялись, толкали речуги и тоже линяли. Использовали русских на самой что ни на есть подсобке. То вагоны посылали разгружать, то в караул вокруг железнодорожных станций. Один раз в Винницу привезли готовить стадион к нацистскому празднику. Устанавливали скамейки, поднимали мачты для знамен. Много хлопот было с огромным портретом фюрера в кожаном пальто с поднятым воротником и надписью по-украински: "Гитлер - визволитель". В боевых действиях Мите с Гошей пришлось за эти полтора года участвовать ну не больше двух-трех раз, да и то, что это были за действия, типичная суходрочка. Один раз привезли куда-то на территорию Польши только что переформированный батальон, раздали патроны, выбросили в большое поле. Впереди деревенька с костелом, за ней лесные холмы синеют. Пара бомбардировщиков гвоздит без перерыва лес и деревеньку. Потом с полдюжины бронетранспортеров пошли на деревеньку, а русский батальон пустили пешком через поле. Стреляли на ходу из своих карабинов. Неизвестно, куда эти пули летели. В лесу, однако, немало лежало побитых ребят в квадратных конфедератках. На опушке расстреливали пленных. По счастью, ни Митя, ни Гоша в расстрельную команду не попали и прошли мимо, как будто это их не касается.

Еще пару раз пришлось стрелять, на этот раз под Бобруйском. Там тоже из леса выкуривали партизан, но в этот раз уж своих, советских. Вот там как раз, под Бобруйском, противнейшая история с девкой произошла, о которой вспоминать не хочется. Потом опять на переформирование повезли, теперь в Германию, в городок Дабендорф. Вот с этим по-настоящему повезло, посмотрели самую всамделишную Европу. Как живут люди! Чисто, спокойно, даже непонятно, как это можно так жить. Городок, по сути дела, напоминал дачный поселок, вроде Серебряного Бора, только лучше. Дома более добротные, каменные, некоторые с колоннами, ворота из витого чугуна. Неподалеку там находилось большое военное производство, и туда едва ли не через день слетались бомбить англо-американские плутократы, пособники большевиков. Гул бомбежки долетал до Дабендорфа, горизонт озарялся вспышками, но здесь было спокойно, и казалось просто, что гроза шумит. Немного даже странно было смотреть, что асфальт сухой.

Туда, в Дабендорф, приезжал сам Власов Андрей Андреевич. Мужик впечатляющего роста, ничего не скажешь. В самом деле, произвел на солдат основательное впечатление, когда сказал: "Такова наша историческая судьба, солдаты. Пройдем через все бои, страдания и унижения, чтобы открыть новую страницу в истории России!" Неплохо было сказано. Окрыляюще.

Митя снова тогда заполыхал мрачным вдохновением, хотя, по правде говоря, никакой "исторической судьбы" вокруг себя не видел. Скорее уж Гошка прав, говоря, что все ж таки лучше, чем в лагере сгнить заживо. Здесь можно хоть в кино иной раз сходить. Брали пивка полдюжины, пакет резиновых сосисок, забирались в задний ряд смотреть на волшебных германских кинодив - Марику Рокк, Лени Рифеншталь и Дару Леандер. Как только эти красотки появлялись на экране, блондинка ли Марика, брюнетка ли Дара, ребята тут же запускали руки в штаны, дополняли кинопроизведения игрой своего мощного, хоть и немного однообразного воображения. "Нас обоих с тобой расстреляют", - говорил Митя Гошке после пива. "Ну и хер с ним, - отвечал Гошка. - Всех на хуй когда-нибудь расстреляют, на то и война".

"Неинтересная жизнь", - говорил на другой день Митя за умывальником. Бросал себе пригоршнями воду под мышки и думал: "Что за говняная такая у меня складывается биография?" Гошка за его спиной отражался в тусклом зеркальце, горестно кривил губы, выказывая исключительное сочувствие, чуть не плакал: понимаю, Мить, понимаю твои запросы, да что поделаешь, Мить, война, Мить, война подлая гонит нас, юношей, как табун лошадей, такая есенинщина.

Даже щекотался немного верный Гошка, чтобы развеселить загрустившего друга. Митя с грубым видом давал ему под дых, однако видно было, что ценил сочувствие и к Гошке даже чувствами преисполнялся: все-таки друг, а друг, как известно, не портянка, вместе все-таки по дорогам войны пашем.

Конечно, если бы не война, другие были бы друзья у Мити. Ходил бы в медицинский институт по желанию деда Бориса, носил бы белую кепку, футболку и белые туфли, изучал бы самую гуманную профессию, с сокурсниками посещал бы концерты в консерватории, как подобает всякому интеллигентному человеку. Появилась бы у него и девушка из такой же, как и его, градовская, превосходной семьи, девушка вроде тетки Нинки, только, разумеется, помоложе. С этой девушкой бы гуляли в Нескучном саду, говорили бы о науке и искусстве, позднее дружба переросла бы в любовь. Здесь же, на войне, все это человеческое оборачивается отвратным кривлянием, как будто кто-то передразнивает - вот мечтал о чем-то, вот теперь получи это в реальном виде, то есть в мародерстве, свинстве, как будто тебя уже раз и навсегда вписали в грязный реестр, как будто уже решено, что не быть тебе человеком. Вот так и под Бобруйском было, в той деревеньке, где батальон стоял перед началом противопартизанской операции прочесывания. Невозможно все-таки совсем отогнать поганое воспоминание, возвращается, как приблудившаяся собака, как будто защиты просит.

Вечером как-то Митя с Гошей маялись на завалинке возле той избы, где были на постое, как вдруг из клубного домишки на крыльцо выходит девица Лариса, местная библиотекарша, мечта вооруженных сил по обе стороны фронта. Собственно говоря, имя и профессию узнали спустя пять минут, а в первую минуту Мите показалось, что перед ним кинематографический мираж: завитая крупными кольцами прическа, глазищи-озера, ярко-красный рот, волнообразное тело под маркизетовым платьем, туфли на высоком каблуке.

- Ну что же, мальчики, пожалуйте в гости!

Голос - сама чувственность, сразу все вздымается. Гошка восхищенно заржал, жарко шепнул в ухо:

- Ну, Митяй, мы сегодня с тобой увеличим боевой опыт!

Любопытное наблюдалось у Ларисы на столе торжество гуманизма: бутылка фрицевского шнапса и горшок с самогоном, браги жбан. Быстро захмелились.

- Ну, как жизнь молодая, предатели родины? - кокетничала пугающая красотой библиотекарша. Вытащила из-под кровати патефон, горсть игл уральской стали, пластинки с песнями из кинофильмов. "Нам песня строить и жить помогает, она, как друг, и зовет и ведет..."

- Ой, Митяй, зуб даю, сдаст она нас партизанам! - шепнул Гошка.

Лариса кружилась по комнате, закинув голову в кинематографическом счастье, голубой маркизет взлетал, обнаруживая отсутствие трусов. Патефон хрипел марш, а она, видите ли, вальсировала под свою собственную музыку.

- Из вас двоих, мальчишки, кто первый меня ебать будет? - спросила она.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 ]

предыдущая                     целиком                     следующая