19 Mar 2024 Tue 12:11 - Москва Торонто - 19 Mar 2024 Tue 05:11   

Не все блатные играют в карты запоем, как "больные", проигрывая в сражении последние брюки. Проиграться так - не считается позором.

Однако умеют играть в карты все блатари. Еще бы. Уменье играть в карты входит в "рыцарский кодекс" "человека" блатного мира. Не много азартных карточных игр, коими обязан владеть каждый блатарь и которым он учится с детства. Воровская молодежь тренируется постоянно - и в изготовлении карт, и в уменье поставить "транспорт" с кушем.

Между прочим, это карточное выражение, обозначающее увеличение ставки (с "кушем"), Чехов в своем "Острове Сахалине" записал как "транспорт скушан" (!) и выдал это за термин карточной игры среди уголовников. Так по всем изданиям "Острова Сахалина", включая и академические, кочует эта ошибка. Писатель недослышал весьма обыкновенную формулу карточной игры.

Блатной мир - косный мир. Сила традиций в нем очень сильна. Поэтому в этом мире удержались игры, которые давно исчезли из обыкновенной жизни. Статский советник Штосс из гоголевского "Портрета" в блатном мире до сих пор - реальность. Игра столетней давности "штосс" получила другое, лексически более подвижное название "стос". У Каверина в одном из рассказов беспризорники поют известный романс, меняя его по своему понятию и вкусу: "Черную розу, блему печали..."

В "стос" должен уметь играть каждый блатарь, загибать углы, как Герман или Чекалинский.

Второй игрой - первой по распространенности - является "бура" - так называется блатарями "тридцать одно". Схожая с "очком", бура осталась игрой блатного мира. В "очко" воры не играют между собой.

Третья, самая сложная, игра с записью - это "терц" - вариация игры "пятьсот одно". В эту игру играют мастера, вообще "старшие", аристократия блатного мира, те, что пограмотней.

Все карточные игры блатарей отличаются необыкновенно большим количеством правил. Эти правила нужно хорошо помнить, и тот, который лучше помнит их, выигрывает.

Карточная игра - всегда поединок. Блатари не играют компанией, они играют всегда один на один, разделенные традиционной подушкой.

Проигрался один - садится другой против победителя, и пока есть чем "отвечать" - карточное сражение продолжается.

По правилам, неписаным правилам, выигравший не имеет права прекратить игру, пока есть "ответ" - штаны, свитер, пиджак. Обычно определяется по согласию сторон цена "играемой" вещи - и вещь разыгрывается, как денежная ставка. Все расчеты надо держать в памяти и уметь себя защитить - не дать обсчитать, обмануть.

Обман в картах - доблесть. Противник должен заметить обман, разоблачить и тем самым выиграть "роббер".

Все блатные игроки - шулера, но это так и должно быть - умей разоблачить, поймать, доказать... С тем и садятся за игру, обманывая один другого, "исполняя" шулерские приемы под взаимным контролем.

Карточное сражение - если оно идет в безопасном месте - это нескончаемый поток взаимных оскорблений, матерных ругательств; под эту взаимную ругань идет игра. Старики блатари говорят, что в дни их молодости, в двадцатые годы, воры не ругали друг друга так грязно и похабно, как сейчас за карточной игрой. Седые "паханы" качают головами и шепчут: "О времена! О нравы!" Повадки блатарей портятся год от году.

Карты изготовляются в тюрьме, в лагере с быстротой сказочной - опыт многих поколений воров отработал механизм изготовления; самым рациональным и доступным способом изготовляются карты в тюрьме. Для этого нужен клейстер - то есть хлеб, пайка, которая всегда есть под рукой и которую можно изжевать для получения клейстера очень быстро. Нужна бумага - для этого годится и газета, и оберточная бумага, и брошюра, и книга. Нужен нож, - но в какой тюремной камере, в каком лагерном этапе не найдется ножа?

Самое главное - нужен химический карандаш для краски - и вот почему блатные так бережно хранят грифель химического карандаша, уберегая его от всяких обысков. Этот обломок химического карандаша служит двойную службу. Осколки карандаша можно, очутясь в критическом положении, затолкать себе в глаза - и это заставляет фельдшера или врача направить заболевшего в больницу. Бывает, что больница - единственный выход из трудного, угрожающего положения, в котором оказался блатарь. Беда, если медицинская помощь запоздает. Немало блатарей ослепло от этой смелой операции. Но немало блатарей избежало опасности и спаслось в больнице. Это - запасная роль химического карандаша.

Молодые "начальнички" думают, что химический карандаш нужен для изготовления печатей, штампов, документов. Применение такого рода чрезвычайно редко, и уж конечно, если будут изготовлять документы, то им понадобится не только химический карандаш.

Главное же, для чего приобретаются и хранятся химические карандаши блатными, за что ценятся гораздо выше простых карандашей, - это использование их для окраски карт, для "печатания карт".

Сначала изготовляется "трафаретка". Это - не блатное слово, но на тюремном языке в большом ходу. На "трафаретке" вырезается узор масти - блатные карты не знают красного и черного, "руж" и "нуар". Все масти одного цвета. У валета - двойной узор - ведь в валете два очка по международной конвенции. У дамы - три соединенных вместе узора. У короля - четыре. Туз - соединение нескольких узоров в центре карты. Семерки, восьмерки, девятки, десятки изготовляются в обычной их конфигурации - как и на выпусках государственной карточной монополии.

Нажеванный хлеб протирается через тряпку, и превосходным клейстером склеиваются вдвое листы тонкой бумаги, потом просушиваются и разрезаются острым ножом на нужное количество карт. Химический карандаш закладывается в тряпочку, размачивается - и печатная машина готова. "Трафаретка" накладывается на карту и смазывается фиолетовой краской, оставляя нужный узор на лицевой стороне карты.

Если бумага толста, как в изданиях "Академии", то просто режут ее на части и "печатают" карты.

На изготовление колоды карт (вместе с просушкой) нужно часа два.

Таков наиболее рациональный способ изготовления игральных карт, способ, подсказанный вековым опытом. Рецепт пригоден при всех условиях и общедоступен.

При всех обысках, а также из посылок химические карандаши отбираются охраной самым заботливым образом. На сей счет есть строгий приказ.

Говорят, что воры проигрывают друг другу вольнонаемных девушек в карты - нечто похожее было в "Аристократах" Погодина. Думается, что это одна из "творимых легенд". Мне никогда не доводилось видеть сцен из лермонтовской "Казначейши".

Говорят, проигрывают пальто, когда оно еще на плечах фраера. И такого характера проигрышей мне встречать не приходилось, хотя ничего невероятного в этом нет. Думается все же, что тут был проигрыш "на представку" и нужно было отнять, украсть пальто или что-либо равноценное к сроку.

Бывает в игре такой момент, когда при переменном счастье фортуна склоняется на одну сторону к концу вторых или третьих суток игры. Проиграно все, и игра кончается. Горы свитеров, брюк, шарфов, подушек высятся за спиной выигравшего. А проигравший умоляет: "Дай отыграться, дай еще карту, дай в долг, я завтра "представлю". И если сердце победителя великодушно, он соглашается, и игра продолжается, где партнер победителя отвечает "представкой". Он может выиграть, счастье может измениться, он может отыграть вещь за вещью все и воскреснуть и сам оказаться победителем... Но может и проиграть.

"На представку" играют один раз, и условленная сумма не меняется, и срок представления долга не откладывается.

Если вещь или деньги не будут представлены в срок - побежденный будет объявлен "заигранным", и ему одна дорога - или самоубийство, или побег из камеры, из лагеря, побег к черту на рога - он должен в срок заплатить карточный долг, долг чести!

Вот тут-то и являются чужие пальто, еще теплые теплом фраерского тела. Что делать! Воровская честь, а вернее, воровская жизнь - дороже, чем какое-то пальто фраера.

О низменнейших же потребностях, их качестве и размахе мы уже говорили. Эти потребности своеобразны и очень далеки от всего человеческого.

Существует еще одна точка зрения на поведение блатарей. Дескать, это - психически больные люди и, тем самым, вроде как невменяемы. Слов нет - блатари сплошь и рядом истерики и неврастеники. Пресловутый "дух" блатаря, способность "психануть" - говорит за расшатанность нервной системы. Блатари-сангвиники, флегматики чрезвычайно редки, хотя и встречаются. Знаменитый карманник Карлов по кличке "Подрядчик" (в тридцатых годах о нем писала "Правда", когда его изловили на Казанском вокзале) был полный, розовощекий, пузатый, жизнерадостный мужчина. Но это - исключение.

Есть ученые-медики, считающие всякое убийство - психозом.

Если блатари - психические больные, то их надо держать вечно в сумасшедшем доме.

Нам же кажется, что уголовный мир - это особый мир людей, переставших быть людьми.

Мир этот существовал всегда, существует он и сейчас, растлевая и отравляя своим дыханием нашу молодежь.

Вся воровская психология построена на том давнишнем, вековом наблюдении блатарей, что их жертва никогда не сделает, не может подумать сделать так, как с легким сердцем и спокойной душой ежедневно, ежечасно рад сделать вор. В этом его сила - в беспредельной наглости, в отсутствии всякой морали. Для блатаря нет ничего "слишком". Если вор по своему "закону" и не считает за честь и доблесть писать доносы на фраера, то он отнюдь не прочь в целях своей выгоды составить и дать начальству политическую характеристику на любого своего соседа-фраера. В 1938 году и позднее - до 1953 года известны буквально тысячи визитов воров к лагерному начальству с заявлениями, что они, истинные друзья народа, должны донести на "фашистов" и "контрреволюционеров". Такая деятельность носила массовый характер - предметом постоянной особой ненависти воров в лагере всегда была интеллигенция из заключенных - "Иваны Ивановичи".

Карманники составляли когда-то наиболее квалифицированную часть воровского мира. Мастера "чердачных" краж проходили даже нечто вроде обучения, овладевали техникой своего ремесла, гордились своей узкой специальностью. Они предпринимали длительные поездки, где с начала до конца "гастролей" они оставались верными своему уменью, не сбиваясь на всякие "скоки" или фармазонство. Небольшое наказание за карманную кражу, удобная добыча - чистые деньги - вот два обстоятельства, привлекавшие воров к карманным кражам. Уменье держаться в любом обществе, чтобы не выдать себя, тоже было одним из важных достоинств мастера карманных краж.

Увы, валютная политика свела "заработки" карманников к доходу мизерному по сравнению с риском, с ответственностью. "Доходней и прелестней" оказался вульгарный "скок" за бельем, развешанным на веревке, - это было подороже, чем содержимое любого бумажника, изловленного в автобусе или трамвае. Тысяч в кармане не найдешь, а любая "лепёха" при скидке на краденое окажется подороже денег, которые можно отыскать в большинстве бумажников.

Карманники переменили специальность и влились в ряды "домушников".

И все же "жульническая кровь" не синоним "голубой крови". "Жульническая кровь", "капля жульнической крови" может быть и у фраера, если он разделяет кое-какие блатные убеждения, помогает "людям", относится с сочувствием к воровскому закону.

"Капля жульнической крови" может быть даже у следователя, понимающего душу блатного мира и втайне сочувствующего этому миру. Даже (и не так редко) у лагерного начальника, делающего важные послабления блатным не за взятки и не под угрозой. "Капля жульнической крови" есть и у всех "сук" на свете - недаром же они были когда-то ворами. Кое в чем люди с каплей жульнической крови могут помочь вору, а это вор должен иметь в виду. "Жульническую кровь" имеют все "завязавшие", то есть покончившие с блатным миром, переставшие воровать, вернувшиеся к честному труду. Есть и такие, это не "суки", и ненависти к себе "завязавшие" вовсе не вызывают. При случае в трудную минуту они могут даже оказать помощь - скажется "жульническая кровь".

Наводчики, продавцы краденого, хозяева воровских притонов - наверняка люди с "жульнической кровью".

Все фраера, так или иначе оказавшие помощь вору, имеют, как говорят блатари, эту "каплю жульнической крови".

Это - блатная подлая, снисходительная похвала всем сочувствующим воровскому закону, всем, кого вор обманывает и с которыми расплачивается этой дешевой лестью.

1959

Женщина блатного мира

Аглаю Демидову привезли в больницу с фальшивыми документами. Не то что было подделано ее личное дело, ее арестантский паспорт. Нет, с этой стороны было все в порядке - только у личного дела была новая желтая обложка - свидетельство того, что срок наказания Аглаи Демидовой был начат снова и недавно. Она приехала, называясь тем самым именем, под каким и два года назад ее привозили в больницу. Ничего не изменилось из ее "установочных данных", кроме срока. Двадцать пять лет, а два года назад папка ее личного дела была синего цвета и срок был - десять лет.

К нескольким двузначным цифрам, выставленным чернилами в графе "статья", добавилась еще одна цифра - трехзначная. Но все это было самое настоящее, неподдельное. Подделаны были ее медицинские документы - копия истории болезни, эпикриз, лабораторные анализы. Подделаны людьми, занимавшими вполне официальное положение и имевшими в своих руках и штампы, и печати, и свое доброе или недоброе - это все равно - имя. Много часов понадобилось начальнику санчасти прииска, чтобы выклеить фальшивую историю болезни, чтобы сочинить липовый медицинский документ с подлинным артистическим вдохновением.

Диагноз туберкулеза легких являлся как бы логическим следствием хитроумных ежедневных записей. Толстая пачка температурных листов с диаграммами типичных туберкулезных кривых, заполненные бланки всевозможных лабораторных анализов с угрожающими показателями. Такая работа для врача - подобна письменному экзамену, где по билету требуется описать туберкулезный процесс, развившийся в организме - до степени, когда срочная госпитализация больного - единственный выход.

Такую работу можно проделать и из спортивного чувства - суметь доказать центральной больнице, что и на прииске - не лыком шиты. Просто приятно вспомнить все по порядку, что ты учил когда-то в институте. Ты, конечно, никогда не думал, что свои знания тебе придется применить столь необычайным, "художественным" образом.

Самое главное - Демидова должна быть положена в больницу во что бы то ни стало. И больница не может, не вправе отказать в приеме такой больной, пусть у врачей явится хоть тысяча подозрений.

Подозрения возникли сразу же, и, пока вопрос о приеме Демидовой решался в местных "высших сферах", сама она сидела одна в огромной комнате приемного покоя больницы. Впрочем, "одна" она была лишь в "честертоновском" значении этого слова. Фельдшер и санитары приемного покоя шли, очевидно, не в счет. И также не в счет шли два конвоира Демидовой, не отходившие от нее ни на шаг. Третий конвоир с бумагами скитался где-то в канцелярских дебрях больницы.

Демидова не сняла даже шапки и только расстегнула ворот овчинного полушубка. Она неторопливо курила папиросу за папиросой, бросая окурки в деревянную плевательницу с опилками.

Она металась по приемному покою от венецианских зарешеченных окон к дверям, и, повторяя ее движения, за ней кидались ее конвоиры.

Когда вернулся дежурный врач вместе с третьим конвоиром, уже стемнело по-северному быстро, и пришлось зажечь свет.

- Не кладут? - спросила Демидова конвоира.

- Нет, не кладут, - хмуро сказал тот.

- Я знала, что не положат. Это все Крошка виновата. Запорола врачиху, а мне мстят.

- Никто тебе не мстит, - сказал врач.

- Я лучше знаю.

Демидова вышла впереди конвоиров, хлопнула выходная дверь, затрещал мотор грузовика.

Сейчас же отворилась неслышно внутренняя дверь, и в приемный покой вошел начальник больницы с целой свитой из офицеров спецчасти.

- А где она? Эта Демидова?

- Уже увезли, гражданин начальник.

- Жаль, жаль, что я ее не посмотрел. А всё вы, Петр Иванович, с вашими анекдотами... - И начальник со своими спутниками вышел из приемного покоя.

Начальнику хотелось взглянуть хоть одним глазком на знаменитую воровку Демидову - история ее и в самом деле не совсем обыкновенная.

Полгода назад воровку Аглаю Демидову, осужденную за убийство нарядчицы на 10 лет - Демидова полотенцем удушила слишком бойкую нарядчицу, - везли с суда на прииск. Конвоир был один, ибо в дороге ночевок не было - всего несколько часов езды на автомашине от поселка управления, где судили Демидову, до того прииска, где она работала. Пространство и время на Крайнем Севере - величины схожие. Часто пространство меряют временем - так делают кочевые якуты - от сопки до сопки шесть переходов. Все, живущие около главной артерии, шоссейной дороги, измеряют расстояние перегонами автомашины.

Конвоир Демидовой был из сверхсрочных молодых "стариков", давно привыкший к вольностям конвойной жизни, к ее особенностям, где конвоир - полный господин арестантских судеб. Не в первый раз сопровождал он бабу - всегда такая поездка сулила известные развлечения, какие не слишком часто выпадают на долю рядового стрелка на Севере.

В дорожной столовой все трое - конвоир, шофер и Демидова - пообедали. Конвоир для храбрости выпил спирту (на Севере водку пьет только очень высокое начальство) и повел Демидову в кусты. Тальник, лозняк или молодая осина были в изобилии вокруг любого таежного поселка.

В кустах конвоир положил автомат на землю и подступил к Демидовой. Демидова вырвалась, схватила автомат и двумя перекрестными очередями набила девять пуль в тело сластолюбивого конвоира. Забросив автомат в кусты, она вернулась к столовой и уехала на одной из проходящих мимо машин. Шофер поднял тревогу, труп конвоира и его автомат были найдены очень скоро, а сама Демидова задержана через двое суток в нескольких сотнях километров от места ее романа с конвоиром. Демидову снова судили, дали ей двадцать пять лет. Работать она не хотела и раньше, грабила своих соседей по бараку, и приисковое начальство решило любой ценой отделаться от блатарки. Была надежда, что после больницы ее не возвратят на прииск, а пошлют куда-либо в другое место.

Демидова была магазинной и квартирной воровкой, "городушницей", по терминологии "уркачей".

Блатной мир знает два разряда женщин - собственно воровки, чьей профессией являются кражи, как и у мужчин-блатарей, и проститутки, подруги блатарей.

Первая группа значительно меньше численностью, чем вторая, и в кругу "уркачей", считающих женщину существом низшего порядка, пользуется некоторым уважением - вынужденным признанием ее заслуг и деловых качеств. Обычно сожительница какого-либо вора (слово "вор", "воровка" все время употребляется в смысле принадлежности к подземному ордену уркачей), воровка участвует нередко в разработках планов краж, в самих кражах. Но в мужских "судах чести" она участия не принимает. Такие правила продиктовала сама жизнь - в местах заключения мужчины и женщины разобщены, и это обстоятельство внесло некоторое различие в быт, привычки и правила того и другого пола. Женщины все же мягче, их "суды" не так кровавы, не так жестоки приговоры. Убийства, совершенные женщинами-блатарками, более редкие, чем на мужской половине блатного дома.

Вовсе исключено, что воровка может "жить" с каким-либо фраером.

Проститутки - вторая, большая группа женщин, связанная с блатным миром. Это - известная подруга вора, добывающая для него средства к жизни. Само собой, проститутки участвуют, когда надо, и в кражах, и в "наводках", и в "стрёме", и в укрывательстве и сбыте краденого, но полноправными членами преступного мира они вовсе не являются. Они - непременные участницы кутежей, но и мечтать не могут о "правилках".

Потомственный "урка" с детских лет учится презрению к женщине. "Теоретические", "педагогические" занятия чередуются с наглядными примерами старших. Существо низшее, женщина создана лишь затем, чтобы насытить животную страсть вора, быть мишенью его грубых шуток и предметом публичных побоев, когда блатарь "гуляет". Живая вещь, которую блатарь берет во временное пользование.

Послать свою подругу-проститутку в постель начальника, если это нужно для пользы дела, - обычный, всеми одобряемый "подход". Она и сама разделяет это мнение. Разговоры на эти темы всегда крайне циничны, предельно лаконичны и выразительны. Время дорого.

Воровская этика сводит на нет и ревность, и "черёмуху". По освященному стариной обычаю, вору-вожаку, наиболее "авторитетному" в данной воровской компании, принадлежит выбор своей временной жены - лучшей проститутки.

И если вчера, до появления этого нового вожака, эта проститутка спала с другим вором, считалась его собственной вещью, которую он мог одолжить товарищам, то сегодня все эти права переходят к новому хозяину. Если завтра он будет арестован, проститутка снова вернется к прежнему своему дружку. А если и тот будет арестован - ей укажут, кто будет новым ее владельцем. Владельцем ее жизни и смерти, ее судьбы, ее денег, ее поступков, ее тела.

Где же тут жить такому чувству, как ревность?.. Ему просто нет места в этике блатарей.

Вор, говорят, человек и ничто человеческое ему не чуждо. Возможно, что бывает жаль уступить свою подругу, но закон есть закон, и блюстители "идейной" чистоты, блюстители чистоты блатных нравов (без всяких кавычек) укажут немедленно на ошибку возревновавшего вора. И он подчинится закону.

Бывают случаи, когда дикий нрав и истеричность, свойственная почти всем уркачам, толкает блатаря на защиту "своей бабы". Тогда этот вопрос уже становится суждением "правилок", и блатные "прокуроры" требуют наказания виновного, взывая к авторитету тысячелетних установлений.

Обычно же до ссоры дело не доходит, и проститутка покорно спит с новым ее хозяином.

Никакого дележа женщин, никакой любви "втроем" в блатном мире не существует.

В лагере мужчины и женщины разобщены. Однако в местах заключения есть больницы, пересылки, амбулатории, клубы, где мужчины и женщины все же видят и слышат друг друга.

Изобретательности же заключенных, их энергии в достижении поставленной цели можно поражаться. Удивительно - какое колоссальное количество энергии тратится в тюрьме, чтобы добыть кусочек мятой жести и превратить ее в нож - орудие убийства или самоубийства. Внимание надзирателей всегда слабее внимания заключенного - это мы знаем от Стендаля, который в "Пармской обители" говорит: "Тюремщик меньше думает о своих ключах, чем арестант о побеге".

В лагере огромна энергия блатаря, направленная на свидание с какой-нибудь проституткой.

Важно найти место, куда эта проститутка должна прийти, - а в том, что она придет, блатарь никогда не сомневается. Карающая рука настигнет виновную. И вот она переодевается в мужское платье, спит вне программы с надзирателем или нарядчиком, чтобы в назначенный час проскользнуть туда, где ее ждет вовсе ей незнакомый любовник. Любовь разыгрывается торопливо, как летнее цветение трав на Крайнем Севере. Проститутка уйдет назад в женскую зону, попадется на глаза надзирателям, ее сажают в карцер, приговаривают к месячному заключению в изоляторе, отправляют на штрафной прииск - все это она переносит безропотно и даже гордо, - она выполнила свой проституточий долг.

В большой северной больнице для заключенных был случай, когда к видному блатарю - больному хирургического отделения - сумели привести проститутку на целую ночь - на больничную койку, и там она спала по очереди со всеми восемью ворами, находившимися в то время в палате. Дежурному санитару из заключенных пригрозили ножом, дежурному вольнонаемному фельдшеру подарили костюм, сдернутый с кого-то в лагере, - хозяин его опознал, подал заявление, усилий скрыть это дело было приложено очень много.

Девушка эта была отнюдь не расстроена, не смущена, когда ее обнаружили утром в палате мужской больницы.

- Ребята просили выручить их, я и пришла, - спокойно объясняла она.

Нетрудно догадаться, что блатари и их подруги почти сплошь сифилитики, а о хронической гонорее даже в наш пенициллиновый век и говорить не приходится.

Известно классическое выражение "сифилис не позор, а несчастье". Здесь сифилис не только не позор, но считается счастьем, а не несчастьем заключенного - это еще один пример пресловутого "смещения масштабов".

Прежде всего, принудительное лечение венериков обязательно, и это знает каждый блатарь. Он знает, что "притормозится", что в глухое место со своим сифилисом он не попадет, а будет жить и лечиться в сравнительно благоустроенных поселках - там, где есть врачи-венерологи, специалисты. Все это настолько хорошо рассчитано и угадано, что венериками себя заявляют даже те блатари, которых бог миловал от четырех и трех крестов реакции Вассермана. И нетвердость отрицательного лабораторного ответа в этой реакции блатарям тоже отлично известна. Поддельные язвы, лживые жалобы - дело обычное наряду с истинными язвами и вескими жалобами.

Венерических больных, подлежащих лечению, собирают в особые зоны. Когда-то в таких зонах вовсе не работали, и это было самым подходящим "убежищем Монрепо" для блатарей. Позднее эти зоны устраивались на особых приисках или лесных командировках, где, кроме сальварсана и пайка питания, арестанты должны были работать по обычным нормам.

Но фактически никогда в таких зонах настоящего спроса работы не было, и жилось в этих зонах много легче, чем на обычном прииске.

Венерические мужские зоны были всегда местом, откуда в больницу поступали молодые жертвы блатарей - зараженные сифилисом через задний проход. Блатари почти сплошь педерасты - в отсутствие женщин они развращали и заражали мужчин под угрозой ножа чаще всего, реже за "тряпки" (одежду) или за хлеб.

Говоря о женщине в блатном мире, нельзя пройти мимо целой армии этих "Зоек", "Манек", "Дашек" и прочих существ мужского пола, окрещенных женскими именами. Поразительно то, что на эти женские имена носители их откликались самым нормальным образом, не видя в этом ничего позорного или оскорбительного для себя.

Кормиться за счет проститутки не считается зазорным для вора. Напротив, личное общение с вором проститутка должна ценить очень высоко.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 ]

предыдущая                     целиком                     следующая