Делить экспроприированное у экспроприаторов, проще говоря — награбленное, — они ни с кем не стали. Несмотря на астрономические суммы, изъятые у царской семьи, аристократии, церкви, частного капитала, реальный уровень жизни большей части населения богатейшей страны мира оставался таким же нищенским, каким он был и до революции.
Вместо обещанного равенства появилась новая знать, которая в стране нищих и людоедов летала на самолетах, каталась на лакированных «паккардах», жила в имениях великих князей, отдыхала на императорских пляжах, одним словом — наслаждалась жизнью по стандартам американских миллионеров.
Обещания переселить семьи рабочих из бараков во дворцы закончились тем, что немногие уцелевшие дворцы были превращены в перенаселенные, загаженные коммунальные ночлежки.
Обещания отдать «заводы — рабочим» закончились тем, что бывшие вольнонаемные рабочие были превращены в крепостных, лишенных даже права уволиться с завода, на котором они работали в три смены за жалкие гроши, но получали полновесный лагерный срок за получасовое опоздание.
Помещичьи земли, захваченные крестьянами в 1917 г., у них отобрали. Вместе со всем нажитым трудом и потом имуществом, вместе со свободой, а у многих — и вместе с жизнью. Нищета, в которой прозябал смоленский или новгородский колхозник, потрясла немецких солдат, которые просто не могли поверить, что люди в Европе могут жить так.
За редчайшими исключениями все военные, инженеры, экономисты, дипломаты старой России, которые добровольно пошли на службу к большевикам, до июня 1941 г. не дожили — их расстреляли или «стерли в лагерную пыль».
Так какая же пропаганда могла восполнить такой обман, такой крах надежд и ожиданий миллионов людей?
Вот поэтому товарищ Сталин за тридцать лет своей власти так и не съездил ни в один колхоз, не посетил ни одного заводского цеха и хороводы с ребятишками не водил. Он не искал любви народных масс, да и вряд ли верил в ее существование. Ему нужна была одна только покорность, покорность абсолютная и нерассуждаюшая, и он добивался ее одним известным и доступным ему способом. Террором. Массовым и чудовищно жестоким террором. Он был убежден, что всеобщий страх — это и есть тот камень, на котором будет покоиться его незыблемая власть, и «врата ада не смогут одолеть ее...».
Это и была главная ошибка его жизни.
Что и говорить — страх наказания является мощным инструментом воздействия на поведение человека. Отрицать это бессмысленно. Но еще более абсурдными были надежды товарища Сталина на то, что задавленный террором народ можно поднять на Великую Отечественную войну. Многие годы безраздельно и бесконтрольно управляя Россией, Сталин так и не понял смысл мудрой русской поговорки: «Клин клином выбивают». Сильнейший удар, нанесенный вермахтом, разрушил старый страх новым страхом, а револьвер чекиста потускнел и затерялся среди грохота тысяч орудий, среди лязга гусениц тысяч танков. И тогда сталинская империя, скрепленная террором и террором управляемая, стала стремительно и неудержимо разваливаться.
Как бочка, с которой сбили обручи.
КОГДА НАЧАЛАСЬ ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА?
Спасение пришло оттуда, откуда Сталин и ожидать-то его не мог. Это чудесное избавление от неминуемой гибели так потрясло вождя народа, что он не смог сдержаться и заявил об этом во всеуслышание. Правда, потом быстро опомнился и больше ТАКОГО вслух не говорил. Но в ноябре 1941 г., выступая с докладом на торжественном собрании, посвященном очередной годовщине большевистского переворота, Сталин вдруг сказал правду: «Глупая политика Гитлера превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии» (172). В этих словах коротко и точно сформулирована главная причина того, почему драка за передел разбойничьей добычи между двумя кровавыми диктатурами превратилась в конце концов в Великую Отечественную войну советского народа.
Гитлер совершил длинную череду вопиющих глупостей в то время, когда победа над сталинской империей буквально валилась ему в руки. Первейшей ошибкой была сама стратегическая установка на сугубо военный разгром противника. Полторы сотни немецких дивизий не могли оккупировать страну, раскинувшуюся от Бреста до Владивостока и от Мурманска до Ашхабада. Если Советский Союз и мог быть разрушен, то только взрывом изнутри (что и произошло в реальности ровно через полвека), и единственным смыслом военной операции могло быть лишь инициирование такого взрыва. Но Гитлер, этот самовлюбленный изувер, возомнивший себя орудием «провидения», не смог (или не захотел) понять столь очевидные истины. И тем не менее, независимо от изначальных планов гитлеровского руководства, процесс внутреннего разложения советского государства пошел со всевозрастающим темпом.
В национальных окраинах СССР (Прибалтика, Западная Украина, позднее — Северный Кавказ и Кубань) началось полномасштабное вооруженное восстание, приведшее к появлению во Львове, Риге и Каунасе правительств самопровозглашенных «государств». Большая часть населения центральных областей страны встречала немцев хотя и без цветов, но со смешанным чувством недоверия и ожидания. Уже к началу осени в плену у немцев было полтора миллиона бывших военнослужащих Красной Армии, в течение сентября—октября 1941 г. это число увеличилось более чем в два раза. Фактически это был огромный «призывной контингент», с командными кадрами, с военными специалистами всех видов и с циклопическими горами боеприпасов и оружия — от винтовок до танков KB включительно, — которое ведь не испарилось бесследно, а осталось в гигантском количестве на контролируемой вермахтом территории.
Генералы вермахта, которые видели ситуацию в Красной Армии и в лагерях для военнопленных с близкого расстояния, неоднократно обращались к Гитлеру с предложением использовать уникальную ситуацию с целью скорейшего вывода СССР из войны. Совершенно реальной представлялась возможность повторить опыт 1917— 1918 гг., когда Германия, поддержав смену власти в России, заключила с новым правительством сепаратный Брестский мир и обеспечила себе таким образом свободу рук для наступления на Западном фронте. Формула Тараса Бульбы («я тебя породил, я тебя и убью») вполне могла быть применена немцами к большевистскому режиму в России.
На развалинах Советского Союза могло быть создано несколько союзных гитлеровской Германии «независимых государств» (вроде Словакии или Хорватии), которые бы обеспечивали вермахт продовольствием, сырьем для военной промышленности, вспомогательными воинскими формированиями. Однако Гитлер, в больном мозгу которого расистский бред о «неполноценности славян» причудливо мешался со страхом перед восточным гигантом, отвечал, что он не нуждается в союзе со славянскими «недочеловеками», а от вермахта требуется просто и быстро разгромить Красную Армию. Потом и вовсе перестал отвечать. Когда командующий Группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок отправил в Берлин проект создания «освободительной армии» из 200 тысяч добровольцев и формирования русского правительства в Смоленске, то его доклад был возвращен в ноябре 1941 г. с резолюцией Кейтеля: «Такие идеи не могут обсуждаться с фюрером».
Для самых предвзятых и невнимательных читателей поясняю: вышеизложенное — это не рассказ о том, «как хорошо могло бы быть». Это грустные мысли о том, что все могло быть еще хуже, чем было в реальности, хотя, казалось бы, куда уж хуже? В огне мировой войны не было брода, и поражение Сталина означало бы лишь колоссальное усиление позиций Гитлера, в руках которого могли оказаться гигантские сырьевые ресурсы богатейшей страны мира, да еще и миллионы послушных, ко всему привычных, работников. Режим, который мог бы быть установлен на «освобожденной» от власти НКВД/ ВКП(б) территории, скорее всего, отличался бы от сталинского лишь цветом знамен и надписями на дверях начальственных кабинетов. Впрочем, не исключено, что и фамилии хозяев многих кабинетов могли остаться прежними...
К счастью для человечества, Гитлер упустил уникальный шанс, который предоставило ему многолетнее большевистское хозяйничанье в России. Он даже не попытался «подсластить пилюлю» и представить свою агрессию против СССР как «освободительный поход». Пленных красноармейцев, от которых отказалось советское государство, сгоняли как скот на огромные, опутанные колючей проволокой поляны и морили там голодом и дизентерией. Лучше всех агитаторов ГлавПУРа, вместе взятых, фашистские лидеры показали и доказали бойцам Красной Армии, что и плен не является спасением от смерти. Начатое в свое время по инициативе армейского командования освобождение пленных красноармейцев ряда национальностей было 13 ноября 1941 г. прекращено. А затем пришла ранняя и лютая зима, в которую от холода, голода и болезней погибло две трети пленных 1941 г.
С такой же категоричной ясностью оккупационная администрация продемонстрировала ошеломленному населению, что формулу «Немцы — культурная нация» пора забыть, а привыкать надо к «новому порядку», который оказался даже проще старого — расстрел на месте за любую провинность. С вызывающей откровенностью народу объясняли, что обслуживание представителей «высшей расы» отныне станет единственным смыслом жизни для тех, кому разрешат жить. Разрешали не всем. Кошмарные сцены геноцида евреев, массовая гибель военнопленных, расстрелы заложников, публичные казни — все это потрясло население оккупированных областей. И даже те, кто летом 1941 г. встретил немецкое вторжение с ожиданием перемен к лучшему, ужаснулись и задумались о том, что под таким «новым порядком» жить нельзя.
Да, конечно, листовки, которые в миллионных количествах сыпались с немецких самолетов, обещали солдатам Красной Армии хорошую кормежку в плену и возвращение домой после окончания войны. Но «беспроволочный телефон» людской молвы работал — и работал с удивительной эффективностью. Так с каждым днем и месяцем все новые и новые миллионы советских людей начинали осознавать, что война, на которой им приходится воевать и умирать, идет уже не ради освобождения очередных «братьев по классу» в Занзибаре, не ради окончательною торжества «вечно живого учения Карла Маркса», а просто для того, чтобы они, их семьи, их дети могли жить и надеяться на лучшее будущее.
Вот тогда и началась Великая Отечественная война.
Не будем упрощать. Жизнь многомиллионного человеческого сообщества бесконечно сложнее любой схемы.
Предложенная выше формула («империя, скрепленная террором и террором управляемая») хотя и отражает главную доминанту сталинского государства, является предельным публицистическим упрощением реальности. Поэтическая фраза «как один человек, весь советский народ» годится только для песни. Советское общество было весьма и весьма неоднородно. Выполнить задачу форсированной индустриальной модернизации одним лишь рытьем каналов (да еще и воровством западной технологии) было невозможно. Эпоха модернизации вызвала к жизни появление многомиллионной «армии» энергичной, честолюбивой молодежи, детей дворников и сторожей, которым революция открыла дорогу на вершину социальной лестницы. Для них — молодых инженеров и стахановцев, летчиков и поэтов — советская власть была «нашей родной советской властью».
Это было удивительное поколение, которое за 10—15 лет проходило путь от деревенской избы под гнилой соломенной крышей, в которой жили его родители, до лекционного зала столичного университета; от студенческой скамьи до кабинета директора огромного завода. Высокая социальная мобильность, опьяняющее ощущение того, что «время сказок пришло наяву», является, пожалуй, более мощным «социальным галлюциногеном», нежели материальный комфорт как таковой. Сталин понимал это, умело поддерживал «бурю и натиск» советской молодежи, искусно использовал честолюбивых «выдвиженцев» для обеспечения непрерывной ротации кадров на верхних этажах управленческой пирамиды. Вся мощь пропагандистской машины тоталитарного государства была направлена на формирование у советской молодежи образа осязаемого и близкого светозарного будущего, к которому «в нашей стране открыты все пути». Этот, чрезвычайно активный, хотя и относительно малочисленный, социальный слой и стал тем «резервом Главного командования», который в критический момент помог удержать сталинское государство от полного крушения.
Наконец, автор вовсе не предлагает свести всю историю войны к социологии и уж тем более — к описанию психологических эффектов и аффектов. «Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?/ Не войском, нет, не польскою помогой,/ А мнением; да! мнением народным», — говорит один из персонажей пушкинского «Бориса Годунова». Красиво сказано, но не стоит забывать о том, что армия держится не только на «мнении народном», но еще на приказе и дисциплине. Роль военачальника огромна, и там, где командиры и комиссары смогли сохранить порядок и управляемость, смогли уберечь своих солдат от заражения всеобщей паникой — там враг получил достойный отпор уже в первых боях. Такие дивизии, полки, батальоны, батареи нашлись на каждом участке фронта. Десятки тысяч бойцов и командиров Красной Армии начали свою Отечественную войну уже на рассвете 22 июня 1941 г. Оказавшиеся в хаосе всеобщего бегства без соседей, без связи — и без надежды остаться в живых, эти упрямо не сдающиеся батареи и батальоны снова и снова заставляли немцев разворачиваться из походного порядка в боевой, сбивали темп наступления, сбивали спесь врага.
«На миру и смерть красна». Безымянным героям первых дней войны не досталось и этого скромного утешения. Им предстояло погибнуть в безвестности, так и не узнав, удалось ли им приблизить ценой своей жизни одну общую Победу. Большинству из них не досталось ни орденов, ни славы, ни даже надгробного камня. Но именно они своим жертвенным подвигом спасли страну. Они выиграли то драгоценное время, которое было необходимо для того, чтобы глубинный переворот в отношении народа к войне мог состояться. Не будем забывать и об огромном масштабе материально-технической подготовки Красной Армии, о количестве и качестве советского вооружения. Даже взвод (3 машины) танков KB мог расстрелять и раздавить механизированную колонну вермахта, даже один гарнизон дота, укрытый несокрушимыми бетонными стенами, мог усыпать весь берег пограничной реки трупами немецких солдат...
Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и природно-географический фактор. Его не следует абсолютизировать, но и нелепо отрицать тот факт, что сами огромные пространства России поглощали и растворяли армию захватчиков. Наполеону было легко. Его армия, вытянувшись в нитку, шла колонной на Москву. Вермахт начал наступление на фронте от Каунаса до Перемышля (порядка 700 км по прямой), а к концу года бои шли уже на фронте от Тихвина до Ростова-на-Дону (1600 км по прямой). Коммуникации немецкой армии непрерывно растягивались. Каждый снаряд и каждый литр бензина должен был преодолеть гигантское расстояние в полторы-две тысячи километров, прежде чем дойти до фронта. Эти линии коммуникаций надо было охранять, обеспечивать противовоздушной обороной, гарнизонами. А с наступлением осени грунтовые дороги центра России и вовсе превратились в сплошное море непреодолимой для техники вермахта грязи.
Упустив вполне реальную возможность для ликвидации Восточного фронта политическим путем, Гитлер не удосужился и тем, чтобы максимально использовать весь наличный военный потенциал для достижения победы на поле боя. Десятки дивизий вермахта, сотни тысяч военнослужащих, миллионы резервистов в глубоком тылу готовились к «операциям периода после «Барбароссы» в то время, когда войска Восточного фронта таяли в ожесточенных боях. Даже те относительно умеренные потери, которые летом 41-го года несли немецкие войска, не возмещались в полном объеме пополнением техники и личного состава. Немцы не дошли до Москвы. Обескровленные многомесячными боями дивизии вермахта на последнем издыхании доползли до нее. Там, в белоснежных полях под Москвой, замерзающие остатки Восточной армии были разгромлены десятками свежих дивизий Красной Армии, переброшенными из Сибири и Дальнего Востока.
Наше повествование подошло к завершению. Осталось только ответить на тот вопрос, что вынесен в название последней главы. Разумеется, не может быть и речи об установлении какой-то точной даты «Великого Перелома».
Нет таких «выключателей», которые в одно мгновение способны произвести глубинный переворот в сознании огромного многонационального народа. И тем не менее некоторые, вполне рациональные критерии и обоснованные временные рамки указать можно и нужно.
Откроем еще раз статистический сборник «Гриф секретности снят». На этот раз — на странице 152. Там приведена таблица безвозвратных (убитые и пропавшие без вести) и санитарных (раненые и больные) потерь личного состава действующей армии с разбивкой по кварталам каждого года войны.
Печальный опыт великого множества военных конфликтов XX века показывает, что есть некое, весьма стабильное, соотношение числа убитых и раненых в боевых действиях — 1 к 3. На одного убитого приходится трое раненых. К слову говоря, именно в таких пропорциях сложились и потери вермахта в 1941 г. Возможно, эти цифры отражают некое фундаментальное соотношение между «прочностью» человеческого организма и поражающим воздействием оружия первой половины XX века. Как бы то ни было, в ситуации «нормальной войны» (простите за такое циничное выражение) доля санитарных потерь должна составлять 75% от общего числа потерь. Точнее говоря, она должна быть даже больше 75%, так как кроме раненых есть еще и заболевшие, и их бывает не так уж мало среди людей, живущих месяцами в залитых грязью окопах.
А что же показывает нам таблица № 72?
В третьем квартале 1941 г. (т.е. за первые три месяца войны) доля санитарных потерь составила всего 24,66% от всех потерь. Другими словами, соотношение безвозвратных и санитарных потерь оказалось не 1 к 3, а 3 к 1. Это очень мрачное «чудо». За ним стоит огромное количество пленных и дезертиров (которые и составили основную часть безвозвратных потерь Красной Армии летом 1941 г.), за ним стоит трагедия брошенных на растерзание врагу раненых, которых не вывезли в тыл и, следовательно, не учли в графе «санитарные потери».
В четвертом квартале 1941 г. доля санитарных потерь увеличилась почти в два раза — 40,77%. Такие пропорции еще очень и очень далеки до ситуации в нормальной, воюющей армии, но тем не менее перемены очевидны.
В первом квартале 1942 г. — уже 65,44%. Это почти «норма».
Во втором и третьем квартале — соответственно 47,48% и 52,79%. Немцы перезимовали, восстановили силы и снова погнали многотысячные колонны пленных из «котлов» у Керчи и Харькова. Но, заметим, чудовищная ситуация лета 1941 г. более уже не повторилась!
К концу 1942 г. доля санитарных потерь возрастает почти до «нормальной» величины в 67,25%. Далее, вплоть до победного мая 1945 г. идут такие цифры: 79, 75, 76, 77, 79, 78... Наличие принципиального, качественного изменения структуры потерь не вызывает ни малейшего сомнения. Переход от 3 к 1 до 1 к 3 не может быть объяснен погрешностями статистических измерений. Налицо качественное изменение состояния армии, произошедшее на рубеже 42—43-го годов. Армия перестала «разбредаться», вследствие чего доля пленных и дезертиров снизилась до единиц процентов от общих потерь.
Я прошу прощения у всех, кого невольно обидел этой циничной арифметикой людского горя. Поверьте, я понимаю всю кощунственность «игры в проценты», когда за этими процентами — миллионы убитых и изувеченных людей. Но что делать — работа военного историка немногим привлекательнее работы патологоанатома. Поверьте, историк и патологоанатом делают то, что они делают, не из-за нездорового пристрастия к трупному смраду, а для того, чтобы установить окончательный, всегда запоздалый, но максимально точный диагноз.
Не меньшее «диагностическое значение» имеет и динамика развития партизанского движения на оккупированных территориях Советского Союза. К сожалению, здесь нам не удастся назвать точные цифры — сама специфика партизанской войны исключает возможность ведения точного персонального учета «личного состава», да и тема партизанской войны по сей день остается огромным «темным пятном» в отечественной историографии. Тем не менее даже из немногих доступных источников (144, 151, 156, 161) вырисовывается картина радикального изменения ситуации на оккупированных территориях, произошедшего в 1942—1943 гг.
«...Большинство партизанских отрядов (созданных в Белоруссии к сентябрю 1941 г. — М.С.) полностью формировались из сотрудников НКВД и милиции, без привлечения местных жителей, связь с партийно-советским активом не была установлена... В дальнейшем, в процессе создания обкомами партии партизанских отрядов из числа местного партийно-советского актива, их руководящее ядро по-прежнему составляли оперативные сотрудники НКВД... В конце 1941 г. и в начале 1942 г. продолжалось создание и заброска (т.е. созданные на советской территории диверсионные группы переправлялись через линию фронта. — М.С.) партизанских формирований... Основой для формирования партизанских отрядов по-прежнему являлись оперативные работники НКВД и милиции, агентура органов госбезопасности...
...Общая картина такова. На февраль 1942 г. органы НКВД совместно с партийными органами подготовили и перебросили в тыл врага 1798 партизанских отрядов и 1533 диверсионные группы общей численностью 77 939 человек. Если исходить из того, что в 1941 г. общее число партизан на оккупированной территории составило около 90 тыс. человек, а число партизанских отрядов — 2 тысячи, то получается, что 90% было подготовлено органами НКВД. Они же и руководили ими» (151, стр. 71, 76, 82, 83).
Итак, на начальном этапе войны (до весны 1942 г.) отряды «народных мстителей» состояли вовсе не из подростков и стариков с охотничьими ружьями — как это было принято изображать во всей советской мифологии, — а из «оперативных сотрудников» карательных органов. Число партизан из числа местных жителей-добровольцев не превышало 10—15 тыс. человек, т.е. было в десятки раз (!!!) меньше численности «полицаев» и «хиви».
Таким было начало партизанской войны. В дальнейшем ситуация значительно изменилась. Причем в прямо противоположном от ожидаемого направлении:
«...УНКВД по Ленинградской области направило в тыл противника 287 отрядов общей численностью 11 733 человека. К 7 февраля 1942 г. из них осталось всего 60 отрядов численностью 1965 человек, т.е. около 17% ...
...На Украине органы госбезопасности оставили в тылу врага и перебросили туда 778 партизанских отрядов и 622 диверсионные группы общей численностью 28 753 человека. Однако по состоянию на 25 августа 1942 г. действующими значились только 22 отряда, насчитывающие 3310 человек. Следовательно, за 12 месяцев войны уцелели менее 3% партизанских отрядов и групп из числа заброшенных в тыл врага в 1941 г...
...В Белоруссии к январю 1942 г. из 437 групп и отрядов, которые были заброшены в тыл противника, прекратили свое существование 412, или 95%.
...В первую же военную зиму почти все крупные формирования, насчитывающие несколько сотен человек, были уничтожены либо распались на отдельные группы... К середине 1942 г. численность партизан составляла 65 тысяч человек...» (151, стр. 82, 158, 174).
Приведенные выше цифры дают конкретный и исчерпывающий ответ на вопрос об отношении населения оккупированных немцами территорий СССР к «народным мстителям» из числа «агентуры органов госбезопасности».
В такой обстановке разгром большей части партизанских групп, созданных в первый год войны, был вполне закономерным. По замыслу советского руководства, эти небольшие отряды (средняя их численность составляла 20—25 человек) должны были выполнить роль «центров конденсации», вокруг которых должны были собраться, образно говоря, «тучи». Фактически же численность партизан не только не выросла, но к лету 1942 г. даже сократилась в полтора раза. И это несмотря на то, что площадь оккупированных территорий заметно увеличилась после тяжелейшего поражения у Харькова и прорыва немцев к Сталинграду и Моздоку. Особенно впечатляющей является динамика изменения численности партизанских формирований на Украине, где они были практически полностью уничтожены.
Подлинно массовый характер народная война с захватчиками приобрела лишь в 1943—1944 гг. Так, в Белоруссии, где наличие огромных лесных массивов создавало особо благоприятные условия, численность партизан уже в апреле 1943 г. составляла 68 498 человек. Всего к 1 апреля 1943 г. на всей занятой немцами территории насчитывалось 110 889 партизан. По отчету Центрального штаба партизанского движения по состоянию на 1 июня 1943 г. на связи у штабов партизанского движения был 1061 отряд общей численностью в 142 000 бойцов. Наконец, к январю 1944 г. численность партизан Белоруссии достигла 122 тыс. человек, а всего зимой 1944 г. в тылу врага сражалась целая «партизанская армия» общей численностью в 200 тыс. человек.
Значительно возросла и результативность боевых действий партизан. Так, анализ, проведенный после войны на основе трофейных документов вермахта, показал, что из 18 тыс. эшелонов, потерпевших крушение в результате диверсий на железных дорогах, 15 тыс. были атакованы в 1943—1944 г. Накануне операции «Багратион» — крупнейшей наступательной операции Красной Армии, закончившейся освобождением большей части Белоруссии и разгромом немецкой Группы армий «Центр», — в ночь на 20 июля 1944 г. партизаны подорвали 40 тысяч рельсов, полностью парализовав всякое железнодорожное сообщение в тылу вражеских войск. В период 1943—1944 гг., когда каждый немецкий гарнизон, каждая автоколонна, каждый железнодорожный эшелон находились в состоянии постоянного ожидания нападения, газетный лозунг «Земля горит под ногами оккупантов» стал осязаемой реальностью.
Разумеется, приведенные выше цифры и факты могут рассматриваться лишь как один из первых возможных подходов к оценке ситуации. Но даже с учетом всех этих оговорок факт принципиального, качественного изменения обстановки на оккупированных территориях, стремительного роста партизанского движения, обозначившийся в начале 1943 г., очевиден и бесспорен.
Суммируя все вышесказанное, ориентировочные временные рамки, в которых состоялся «Великий Перелом», можно определить так: осень 1942 г. —лето 1943 г.
В переводе на общепринятую хронологию войны — от Сталинградской битвы до Курской дуги.
ЭПИЛОГ
«Всемирно-историческое значение победы советского народа в Великой Отечественной войне».
Вопрос этот среди школьников и студентов всегда считался очень простым. Удачным. Не надо заучивать даты, запоминать названия фронтов — знай себе трещи про «создание мировой системы социализма», «укрепление авторитета на мировой арене», «ликвидацию враждебного окружения»...
Эта книга была написана не для школьников, а для взрослых людей, не боящихся правды о прошлом своей страны, готовых задуматься о ее настоящем и будущем. Гражданам нашей страны еще предстоит найти ответ на вопрос о том, какое знамя подняли советские солдаты в мае 45-го над поверженным рейхстагом: знамя Великой Победы или знамя своего поражения?
Для Сталина Вторая мировая война, война, которую он так настойчиво и так неуклюже готовил, провоцировал и разжигал, закончилась победой. Проливший реки человеческой крови, спасенный от, казалось бы, неминуемой гибели жертвенным героизмом миллионов советских людей, сталинский режим вышел из войны в сиянии и блеске величайшего триумфа. Гигантская армия (которую, отбросив за ненужностью последние воспоминания о революционном прошлом, перестали называть «красной») стояла уже на берегах Дуная и Эльбы. Сам Хозяин был провозглашен гениальнейшим полководцем всех времен и народов. Восхищенные и очарованные приспешники поднесли ему высшее воинское звание Генералиссимуса. Политический банкрот и презренный трус, не набравшийся в первые дни войны даже смелости обратиться к народу с разъяснением произошедшего, был объявлен «творцом и организатором Великой Победы».
Нельзя отрицать, что рост военно-технического могущества Советского Союза, огромное увеличение его возможностей заставлять дрожать от страха весь мир были воистину ошеломляющими. Из поверженной Германии вывозились тысячи тонн технической документации, вывозились целые научно-исследовательские, конструкторские коллективы. У доверчивых врагов-союзников всеми правдами и неправдами покупали, добывали, воровали новейшие военные технологии. Добыча была огромной: реактивные двигатели, зенитные ракеты, радиолокаторы, баллистические ракеты, инфракрасные системы самонаведения... И, наконец, вершина всех усилий — двадцать тысяч страниц технического описания американской атомной бомбы, скопированной и успешно испытанной всего через четыре года после падения Берлина.
К тому моменту, когда Сталин умер — или был отравлен своими товарищами по Политбюро? — Советский Союз был вооружен и очень опасен. Как никогда. И все же не хочется верить в то, что только ради этого миллионы людей приняли мученическую смерть. Да, в немыслимо тягостных условиях, созданных многолетним произволом преступного сталинского режима, советский народ, его многонациональная Красная Армия спасли Европу от фашистского порабощения. В очередной раз подневольный русский мужик, жертвуя собой, распахнул дверь к миру и процветанию для других народов. Памятники советскому солдату должны стоять на площадях Парижа и Вены, Лондона и Брюсселя.
Но какими же оказались глубинные, долговременные последствия Великой Отечественной войны для самой России?
Как сказалась гибель миллионов самых лучших, самых честных, самых смелых на нравственных устоях, на самом генофонде нации?
Не надорвались ли духовные силы народа на сверхчеловеческом напряжении тех четырех лет?
Не оказалась ли та ярчайшая вспышка массового героизма, массового самопожертвования, которые явил изумленному миру советский народ, последним приливом сил умирающего?
Вот вопросы, ответ на которые сможет дать только сама жизнь и перед лицом которых историку остается лишь замолчать и поставить последнюю точку.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ № 1
ВОЕННЫЕ ТЕРМИНЫ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ
1. Структура сухопутных войск
Основой вооруженных сил СССР и Германии являлись сухопутные войска. Применительно к Германии они обозначаются словом «вермахт». Что касается Советского Союза, то термины «Красная Армия» (Рабоче-Крестьянская Красная Армия, РККА) могут относиться как ко всем Вооруженным силам, так и только к сухопутным войскам.
Военная авиация (Военно-воздушные силы, ВВС) Германии обычно обозначается словом «люфтваффе».
Характерной специфической особенностью люфтваффе было включение в ее состав сил наземной противовоздушной обороны (ПВО), т.е. зенитных, прожекторных, радиолокационных частей.
2. Подразделения, части, соединения
Первичной «ячейкой» военной структуры является ПОЛК. Это воинская часть, имеющая свой индивидуальный номер и свое знамя. Структурные подразделения внутри полка (в порядке уменьшения численности личного состава): батальон, рота, взвод, отделение. Подразделения не имеют своих «персональных» номеров и обозначаются порядковыми числительными, например: «третий взвод второй роты первого батальона 486-го стрелкового полка». Ориентировочная численность личного состава стрелковых частей и подразделений:
— полк — 3—4 тыс. человек;
— батальон — 700—800 человек;
— рота — 200 человек;
— взвод — 50 человек;
— отделение —10 человек.
В Красной Армии существовали стрелковые полки (сп), мотострелковые полки (мсп), танковые полки (тп). Артиллерийские полки, в зависимости от типа используемого вооружения, иногда обозначались как «пушечный артиллерийский полк» (пап) или «гаубичный артиллерийский полк» (гап). Подразделения артиллерийского полка называются дивизион и батарея. Состав и численность вооружения артиллерийского полка весьма различны, и лишь в порядке примера можно привести такую типовую структуру:
— 4 орудия в одной батарее;
—12 орудий в одном дивизионе (три батареи);
— 36 или 48 орудий в полку (три-четыре дивизиона).
Несколько полков объединялись в основное тактическое соединение — ДИВИЗИЮ. Так, в составе стрелковой дивизии (сд) Красной Армии было три стрелковых и два артиллерийских полка, 14 483 человека личного состава. В составе моторизованной дивизии Красной Армии было два стрелковых, один танковый и один артиллерийский полк. Наряду с дивизиями (основным тактическим соединением) в Красной Армии были бригады (стрелковые, танковые, артиллерийские). Бригада меньше дивизии, обычно в ее составе 2—3 полка (или 4—5 отдельных батальонов).
Несколько дивизий объединялись в стрелковый КОРПУС (СК). Фиксированной численности стрелковый корпус РККА не имел и мог включать в себя от двух до пяти стрелковых дивизий. Кроме того, в состав корпуса включались части усиления (один-два артиллерийских полка, зенитный дивизион, понтонно-мостовой батальон и т.п.)
Механизированные корпуса (МК) включали в себя две танковые и одну моторизованную дивизии, отдельный мотоциклетный полк, части усиления.
Страницы
предыдущая целиком следующая
Библиотека интересного