К слову нужно сказать, что отмена приказа о заложниках – это проявление не столько гуманности и законности, сколько здравого смысла. И Рогов, и Маленков сами были палачами, правда, не такого размаха, как Жуков. Но у них было достаточно благоразумия, чтобы понять: приказ о заложниках вредит. Летчики под всякими предлогами перестали перелетать линию фронта. Собьют над вражьими частями – доказывай потом, что сдался в плен не добровольно. После приказа о заложниках разведчики искали любые причины, чтобы в тыл противника не идти, а если уж и идти, то особенно не рисковать и скорее возвращаться. Да и вообще все бойцы и командиры старались держаться подальше от переднего края: мало ли что...
Над Жуковым была управа, потому не мог он развернуться на полную мощь, да и полномочия его расстрельные действовали только четыре года войны. Дали бы ему 30 лет верховной власти без ограничений, как Сталину, уж он бы натворил. Во всем видны признаки и проявления безумной кровожадности.
После Ленинграда Жуков командовал Западным фронтом. Стиль тот же самый. Жуков принял Западный фронт 8 октября 1941 года. Вот шифровка командующему 49-й армии генерал-лейтенанту И.Г. Захаркину 12 октября: «...Переходом в контрнаступление восстановить положение. В противном случае за самовольный отход из гор. Калуга не только командование частей, но и вы будете расстреляны...» (А.Н. Мерцалов, Л.А. Мерцалова. Иной Жуков. М., 1996. С. 66).
Жуков явно страдал психическим расстройством. 8 ноября 1941 года командующий 43-й армией Западного фронта генерал-майор К.Д. Голубев обратился к Верховному Главнокомандующему: так работать невозможно. Голубев писал Сталину: «На второй день по приезде меня обещали расстрелять, на третий день отдать под суд, на четвертый день грозили расстрелять перед строем армии» (Известия ЦК КПСС. 1991. No 3. С. 220-221).
Но в оправдание Жукову надо сказать: он просто изнывал от переполнявшего его чувства справедливости. Ю. Сигачев о Жукове: «Одним из главных вопросов жизни партии он считал преодоление наследства культа личности Сталина. И в годы хрущевской опалы маршал оставался верен курсу ХХ съезда на десталинизацию, хотел рассказать народу правду о „вожде всех времен“, правду о событиях Великой Отечественной войны, как он их видел» («Родина». 2000. Октябрь.).
Вот видите, каким добрым был Георгий Константинович: ужасно хотел разоблачить Сталина за то, что он, прохвост, возвращенных из плена бойцов в лагеря сажал. А сам, будь его воля, в лагеря бы не сажал, а расстреливал. Вместе с детьми, братьями, сестрами, отцами и матерями.
Стремление Жукова разоблачить Сталина похвально. Но было бы неплохо, если бы он и о себе немного рассказал. Читайте приказы Сталина, которые он подписывал во время войны. Есть ли в них слово «расстрел»? Ищите, копайтесь, не найдете. Сталин был величайшим преступником, однако у него было достаточно ума, чтобы говорить с народом и армией другим языком.
7
Не только Сталина Жуков разоблачал за зверство в отношении бойцов и командиров, попавших в германский плен. Жуков обличал главного сталинского контролера – наркома государственного контроля Л.З. Мехлиса, а Константин Симонов старательно записывал и публиковал слова почти святого Георгия: «...У нас Мехлис додумался до того, что выдумал формулу: „Каждый, кто попал в плен – предатель Родины“... по теории Мехлиса выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в 41-м или 42-м не лишили себя жизни... Как можно требовать огульного презрения ко всем, кто попал в плен в результате постигших нас в начале войны катастроф!» (К.М. Симонов. Глазами человека моего поколения. М., 1988. С. 329).
Злодей Мехлис требовал огульного презрения ко всем, кто попал в плен, а ласковый Жуков подписал приказ о расстреле семей бойцов и командиров, которые попали в плен, и о расстреле их самих после возвращения из плена.
И Жуков возмущен зверством Мехлиса.
Официальный орган Агитпропа современной России журнал «Родина» (октябрь 2000 г.) исходит восторгом: Жуков написал «откровенные, никого не щадящие мемуары»! Уточним: кроме себя самого. Уж себя-то, любимого, пощадил.
Жуков бросился разоблачать Сталина, но пришел в бешенство, когда писатель Чаковский осмелился написать, что великий полководец однажды кому-то пригрозил расстрелом. Да не просто в бешенство пришел, а настрочил донос в ЦК КПСС: дело политическое, клеветник Чаковский совершил идеологическую диверсию, он льет воду на мельницу буржуазных фальсификаторов!
Самое страшное в том, что ярость Жукова неподдельная. Он искренне верил, что никого не расстреливал сам, заложников не брал, приказов о расстрелах не подписывал и даже никогда никому расстрелом не угрожал. Он верил в то, что на войне удерживал рубежи не поголовными пулеметными расстрелами, а методом убеждения, личным авторитетом, взывая к патриотическим чувствам бойцов и командиров. Жуков обратился в ЦК, но ведь именно там хранилось невероятное множество свидетельств о запредельном жуковском зверстве.
Однажды мне пришлось присутствовать на приеме, где собрались врачи с громкими именами: хирурги, кардиологи, невропатологи. И вдруг среди них – психиатр с мировым именем. Такой момент упустить не мог. Не называя имени героя, описал ситуацию в общих чертах. Итак, некий человек, по натуре садист, совершил множество преступлений. Он о них не помнит. Он уверен, что такого не было и быть не могло. Он крайне болезненно реагирует даже на намек о своих преступлениях. Причем намек сделан не для того, чтобы осудить, а чтобы прославить, чтобы преступления в глазах общества превратить в проявления спасительной энергии. Этот человек обращается с доносом на «клеветника» в самые высокие инстанции, наперед зная, что именно там, в этих инстанциях, хранятся во множестве документы, которые «клевету» не опровергают, а подтверждают. Вместе с тем этот садист ставит перед собой цель жизни: разоблачить других злодеев, совершивших подобные преступления, правда, с меньшей жестокостью.
Психиатр, не задумываясь ни на мгновение, выдал диагноз.
Этот ход я повторил несколько раз в другие времена, в других ситуациях.
Каждому, кто сомневается, рекомендую мой опыт воспроизвести. Гарантирую: реакция всегда будет одинаковой. Любой психиатр вам тут же назовет болезнь. Причем мгновенно. И разнобоя в ответах не будет. Это состояние хорошо известно науке и досконально изучено.
8
В своем доносе на писателя Чаковского Жуков писал: «Только в угоду дешевой сенсации, желанием произвести внешний эффект я могу объяснить это вымышленное, несоответствующее действительности описание сцены отстранения от должности маршала К.Е. Ворошилова и мое вступление в должность командующего Ленинградским фронтом. В действительности не было ничего похожего и подобного! Передача эта происходила лично с глазу на глаз» (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. М. 2001. С. 556).
Как только донос Жукова был извлечен из архивных недр, журнал «Родина» (октябрь 2000 г.) тут же разразился мощной статьей под названием «В угоду дешевой сенсации...».
Подзаголовок – Протест опального маршала: правда и вымысел.
Смысл: о, как принципиален стратег! Какая правильная у него позиция! Вот видите: Жуков призывает авторов, берущих на себя смелость описывать важнейшие исторические события, такие как война, быть крайне осторожными, честными, правдивыми и тактичными... Смотрите, как правильно он разоблачил лжеца Чаковского, который лил воду на мельницу буржуазных фальсификаторов! «Письмо Жукова секретарю ЦК КПСС П.Н. Демичеву ярко характеризует его отношение к использованию в литературе исторических фактов. Свою позицию маршал отстаивает со свойственной ему прямотой и последовательностью». И далее – в том же духе, в том же возвышенном тоне: нашлись всякие, понимаешь, Чаковские, извратители истории...
И тут я вынужден встать на защиту Чаковского. Дорогие товарищи из журнала «Родина», Александр Борисович Чаковский ничего сам не выдумал. Сцена отстранения Ворошилова на заседании Военного совета Ленинградского фронта впервые была описана в мемуарах Жукова. Откройте мемуары и прочитайте: вот он входит, а они за столом сидят и обсуждают, как будут взрывать дворцы, мосты, заводы и корабли, вот Жуков посидел, послушал, не выдержал и протянул записку...
Жуков все это опубликовал в 1969 году. Чаковский эту сцену переписал и в 1971 году выдал свою книгу с добросовестным перепевом жуковского рассказа: вот недоумки решают флот топить, вот Жуков записку протягивает... И тут же Жуков обвинил Чаковского в пособничестве идеологическим врагам: не было никакого заседания Военного совета! Не было никакого обсуждения, как топить флот! Не было никакой записки! Я у Ворошилова в кабинете с глазу на глаз без посторонних дела принимал!
Разоблачив «клеветника» Чаковского, который «в угоду дешевой сенсации» лил воду на вражьи мельницы, Жуков разоблачил сам себя. Это он сам в угоду дешевой сенсации все это выдумал.
Итак, сам все описал, через два года с негодованием все опроверг. А потом случилось чудо. Еще через четыре года вышло второе издание мемуаров Жукова, и в нем сцена отстранения Ворошилова по записке Сталина описана с еще большим драматизмом: «В большом кабинете за покрытым красным сукном столом сидели человек десять... Попросил разрешения присутствовать... Через некоторое время вручил К.Е. Ворошилову записку И.В. Сталина... Должен сознаться, что делал я это не без внутреннего волнения... На Военном совете фронта рассматривался вопрос о мерах..» Ну и т.д.
И в самых правдивых последних изданиях все это повторяется. Как прикажете этому верить, если стратег сам написал опровержение секретарю ЦК КПСС: не было такого!
Удивительна позиция у товарищей из журнала «Родина»: если Чаковский переписал сцену из мемуаров Жукова, значит, он клеветник. А если Жуков сам все это написал ДО Чаковского и ПОСЛЕ Чаковского, значит, борец за правду.
Товарищи Гареевы, Карповы, Н. Яковлевы. Вы разоблачены. Все вы описывали сцену с запиской. Все вы в угоду дешевой сенсации льете воду на мельницы буржуазных фальсификаторов.
И разоблачил вас не кто-нибудь, а ваш любимый кумир, которого все вы с таким упорством защищаете и прославляете.
Глава 29. Он – о себе
В своих мемуарах Жуков сильно преувеличивает свою роль в войне, выставляя себя чуть ли не единственным талантливым военачальником СССР.
1
О Жукове известно, что в детстве на спор он проспал ночь на кладбище. Завернулся в тулуп, завалился среди могил, да и спит себе.
В 14 лет во время пожара в деревне он вошел в горящую избу и спас двоих детей.
Жалко, что свидетелей тех героических деяний не сохранилось. Вернее, сохранился только один. Это Георгий Константинович Жуков. Сам он о своих подвигах и поведал.
Он много чего о себе рассказывал.
Осенью 1941 года, когда германские войска подошли к Москве, когда в их бинокли уже были видны звезды Кремля, Сталин назначил Жукова командующим Западным фронтом. В самый критический момент Сталин позвонил Жукову и спросил: удержим ли Москву? Жуков решительно ответил: отстоим!
Ситуация была на грани полного крушения. Немец давил. Под напором, как нас учили, «превосходящих сил противника» советские войска отходили. Но Жуков со своим штабом оставался на месте. Он приказал не отводить в тыл свой командный пункт. И тогда командные пункты армий тоже вынуждены были прекратить отход. А за ними командные пункты дивизий, бригад и полков притормозили откат на восток. Они пятились назад, но скорость отхода снижалась и вскоре достигла нулевой отметки. Напором врага фронт сдавило так, что командный пункт Жукова оказался почти у переднего края. Сталин позвонил Жукову и напомнил, что такое положение слишком опасно. На это Жуков ответил: если я оттяну свой штаб, оттянутся и штабы армий, а за ними и все остальные потянутся...
Одним словом, и сверху ему рекомендовали отойти, и снизу натиск, но Жуков не дрогнул. Он на своем командном пункте оставался у самого переднего края. Так и устояли. Своей личной храбростью, вопреки неудержимому напору отходящих войск и рекомендациям Сталина Жуков удержал фронт и спас Москву.
Откуда такое известно?
Из рассказов Георгия Константиновича Жукова.
А есть ли свидетели? Есть и свидетели. И весьма высокого ранга: Маршал Советского Союза А.М. Василевский, главный маршал авиации А.Е. Голованов, генерал армии С.М. Штеменко.
Правда, свидетели совсем другое рассказывают.
2
Ни одного из свидетелей нельзя уличить в злопыхательстве. Василевский состоял с Жуковым в родстве, всегда хорошо отзывался о Жукове. Но в данном случае с версией Жукова не согласен.
Штеменко – ближайший соратник Жукова и один из самых доверенных людей. Государственный переворот осенью 1957 года готовил триумвират: министр обороны Маршал Советского Союза Жуков, начальник ГРУ генерал армии Штеменко и первый заместитель начальника ГРУ генерал-полковник Мамсуров при одобряющем нейтралитете председателя КГБ генерала армии Серова. Мамсуров предал Жукова, а Штеменко оказался верным до конца. Он всегда писал о Жукове только хорошо. Но и он в данном случае с версией стратега не согласен.
Главный маршал авиации Голованов в клане Жукова не состоял. Их отношения всегда были холодными с изморозью, ибо на войне Голованов подчинялся только Верховному Главнокомандующему, а заместителю Верховного не подчинялся. Демонстративно. За это Жуков лично вычеркнул Голованова из списка кандидатов в Герои Советского Союза за Берлинскую операцию. Однако Голованов не был ни мелочным, ни мстительным. В 1957 году Жукова решительно свергли со всех постов. Вся свора подхалимов и лизоблюдов шарахнулась от сброшенного с высот стратега. А Голованов приехал к Жукову слово доброе сказать, потолковать «за жисть», чем немало удивил Георгия Константиновича.
Так вот: благородный Голованов в данном случае тоже с версией Жукова категорически не согласен.
3
Жуков намеревался разделить штаб Западного фронта на два эшелона. Небольшую часть, отдав Москву Гитлеру, разместить на восточной окраине столицы, а основную часть штаба Западного фронта вынести в район Арзамаса, т.е. на 400 километров восточнее Москвы. Сам Жуков пока к Сталину с этим вопросом не обращался. Но обращались его подчиненные. 7 октября 1941 года в распоряжение командующего Западным фронтом поступил член Военного совета ВВС РККА корпусной комиссар П.С. Степанов для координации действий авиации в интересах Западного фронта (М.Н. Кожевников. Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М., 1977. С. 61). Немедленно Сталин присвоил Степанову звание армейского комиссара 2 ранга, для того чтобы поднять его авторитет и влияние. Вскоре командующим Западным фронтом стал Жуков, а Степанов оставался при нем. Вот он-то и обратился к Сталину.
Свидетелей обращения Степанова к Сталину несколько – от главного маршала авиации А.Е. Голованова до сталинского телохранителя майора А.Т. Рыбина.
Вот рассказ Голованова. Он находился в кабинете Сталина, когда позвонил Степанов.
"– Как там у вас дела? – спросил Сталин.
– Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно его вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.
Воцарилось долгое молчание.
– Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? – не повышая голоса, сказал Сталин.
– Сейчас. – И снова молчание.
– А какие лопаты, товарищ Сталин?
– Все равно какие.
– Сейчас... Лопаты есть, товарищ Сталин.
– Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания.
Он произнес все это спокойно и не спеша положил трубку. Не спросил даже, кто именно ставит такие вопросы, хотя было ясно, что без ведома командующего фронтом Жукова Степанов звонить Сталину не стал бы" (Ф. Чуев. Солдаты империи. М., 1998. С. 342).
После этого вопрос о перемещении командного пункта Западного фронта на восток поднимали член Военного совета Западного фронта Н.А. Булганин и начальник штаба Западного фронта генерал-лейтенант В.Д. Соколовский. Но и они получили «сталинский отлуп».
Положение ухудшалось, и Жукову не оставалось ничего иного, как лично обратиться к Сталину. Об Арзамасе он уже не упоминал. Его требование скромнее: оттянуть командный пункт Западного фронта пусть не на восточную окраину Москвы, а хотя бы на западную.
Свидетельство генерала армии С.М. Штеменко: «Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место».
Чтобы рассеять сомнения в достоверности сказанного, обратимся к центральным газетам Советского Союза за 3 и 4 января 1942 года. В эти дни публиковались указы о награждении большой группы командиров Западного фронта, которые отличились в сражениях за Москву. Командующий 20-й армией генерал-лейтенант Власов получил высшую государственную награду – орден Ленина. Командующий 16-й армией генерал-лейтенант Рокоссовский – орден Ленина. Командующий 10-й армией генерал-лейтенант Голиков – орден Красного Знамени. Командующий 5-й армией генерал-лейтенант артиллерии Говоров – орден Ленина. Рядом с указами – портреты командующих армиями Западного фронта. Только нет портрета командующего Западным фронтом генерала армии Жукова. И ничем его Сталин за сражения под Москвой не наградил.
Сталин не жалел наград для Жукова. Он его осыпал орденами от шеи до пупа и ниже. Но требование сдать Москву Сталин Жукову не простил.
4
Жуков смачно и в деталях повествовал о своем участии в Сталинградской битве и сражении на Курской дуге. Никто, кроме него, этого участия не обнаружил. Сейчас уже никто о его участии ни в Сталинградской битве, ни в сражении на Курской дуге не спорит. Установлено: стратег прихвастнул.
Итог дискуссии о роли Жукова под Сталинградом и на Курской дуге подвел главный маршал авиации Голованов: «Жуков не имеет прямого отношения к Сталинградской битве, и к битве на Курской дуге, и ко многим другим операциям» (Ф. Чуев. Солдаты империи. С. 314).
Роль Жукова в грандиозной Корсунь-Шевченковской операции отрицательная. За эту операцию И.С. Конев получил звание Маршала Советского Союза, А.А. Новиков – главного маршала авиации, П.А. Ротмистров – маршала бронетанковых войск. А Жуков не получил ничего. Более того, Сталин письменно выразил ему свое неудовольствие и отозвал в Москву.
А если Жукова послушать...
5
Жуков «академиев не кончал». Отсутствием военного и какого-либо вообще образования гордился: я и без «академиев» грамотный. Великий стратег любил поразить слушателей своей просто невероятной эрудицией. В то же время он был наделен почти ленинской скромностью. Георгий Константинович честно признавал, что даже и он не все знает, даже и у его широчайших познаний есть границы. Жизнь сложилась так, что не выпало ему изучать естественные науки, в частности зоологию и биологию. Стратегу было жаль, что не имел он «знания биологии, естественных наук, с которыми сталкиваешься... в своих чисто военных размышлениях» («Огонек». 1986. No 48. С. 7). Вот если бы представлял он, как функционирует печень пингвина, то о стратегии размышлял бы иначе. Множество наук он самостоятельно постиг, книжную науку превзошел. Только биологии ему и не хватало. Знать бы ему, как инфузории размножаются, совсем было бы хорошо. А без этого ему было трудно на войне. Без этого стратегические решения какие-то однобокие получались.
Дочь стратега Мария Георгиевна добавляет: «Его знания в разных областях можно назвать обширными, причем в таких, в которых, казалось бы, знания были ни к чему... Удивительная простота, не ума, конечно же, а сердца. Он никогда не подчеркивал свою эрудицию, чтобы как-то унизить собеседника. С любым человеком он находил нужный язык, с крестьянином или солдатом – свой, с академиком – свой, с музыкантом – свой. И уж тем более никогда не слышала я от него слов „гнилых“, даже просто пустых разговоров» («Трибуна», 24 июня 2004 г.).
Да эрудиция была запредельной. Жаль только, что не знал стратег военного дела. Он представления не имел, сколько у него в подчинении танков, самолетов и пушек, дивизий, корпусов и армий. На войне не знал и, когда за мемуары засел, тоже не поинтересовался, не вспомнил. Даже приблизительно.
Тех, кто имел военное образование, особенно академическое, Жуков ненавидел и публично оскорблял. Так сказать, находил для них свой язык. Генерал армии Николай Григорьевич Лященко свидетельствует:
"Жуков вдруг спросил:
– Вы, наверное, академию кончали?
– Да.
– Так и знал. Что ни дурак, то выпускник академии" (О.Ф. Сувениров. Трагедия РККА 1937-1938. М., 1998. С. 323).
В тот момент Лященко еще не был генералом. Он был полковником, командиром дивизии. Но и боевому полковнику на войне, думаю, не радостно получить такой комплимент от вышестоящего командира.
Мысль о том, что «умники» были ни на что не способны, Жуков повторял неоднократно. «Некоторые из наших высокообразованных военных, профессоров, оказавшись в положении командующих на тех или других фронтах войны, не проявили себя с положительной стороны... Порой они предлагали поверхностные решения сложных проблем, не укладывавшихся в их профессорскую начитанность» («Огонек». 1986. No 50. С. 8).
Зря Жуков злобствовал. Поверхностные решения предлагал не имевший академического образования Тухачевский. Такие же решения предлагал и Жуков. А вот Герман Капитонович Маландин поверхностных решений не предлагал. Военная подготовка у него была основательной. Окончил Александровское военное училище, курсы высшего начсостава при Военной академии им. Фрунзе и Академию Генерального штаба. До войны был на командных должностях до командира полка включительно, на штабных должностях: начальник штаба бригады, дивизии, корпуса, заместитель начальника штаба Киевского особого военного округа, кроме того, был он и на преподавательской работе в Военной академии Генерального штаба. Его ценили везде. С командных должностей его не хотели отпускать на штабные, со штабных – на преподавательские, а с преподавательских – снова на штабные. Ради интереса я много лет ищу отрицательные отзывы о Германе Капитоновиче. Но пока безуспешно. О нем говорят: спокойный, выдержанный, мудрый, культурный, человечный, грамотный. И воевал хорошо. Кстати, такого же мнения придерживался и сам Жуков. В начале 1941 года после назначения на должность начальника Генерального штаба Жуков потянул за собой из Киева группу генералов. В их числе был и Маландин. По рекомендации Жукова Маландин был назначен на ключевую должность начальника Оперативного управления Генерального штаба. Войну завершил в Праге в должности начальника штаба 13-й армии. После войны – генерал армии, профессор, заместитель начальника Генерального штаба.
И Маршал Советского Союза Говоров Леонид Александрович поверхностных решений не предлагал. Из всех советских маршалов он имел самую основательную подготовку. Говоров окончил: Константиновское артиллерийское училище, Артиллерийские курсы усовершенствования комсостава, высшие академические курсы при Военной академии им. Фрунзе, заочный курс академии им. Фрунзе и Военную академию Генерального штаба. Сам был старшим преподавателем на кафедре тактики артиллерийской академии Красной Армии им. Дзержинского и начальником этой академии. Все это – до войны. Так что в войну вступил теоретически подкованным. И проявил себя выдающимся полководцем. От присвоения звания генерал-майора артиллерии до Маршала Советского Союза – 4 года и 12 дней. Нет ни одного отрицательного отзыва о нем. Его уважали все – от рядовых солдат до Верховного Главнокомандующего. А проведенные им операции – образец для подражания.
Николай Павлович Пухов с 1930 по 1941 год – на преподавательских и штабных должностях. В июне 1941 года – начальник учебного отдела Интендантской академии РККА. Что с него взять, с интенданта? В сентябре 1941 года назначен командиром только что сформированной из резервистов 304-й стрелковой дивизии. Воевал хорошо. В январе 1942 года генерал-майор Пухов, перешагнув сразу через три служебные ступени, был назначен командующим 13-й армией. Вот тут-то он себя и показал. 13-й армией он блистательно и бессменно командовал до самого конца войны. Отличился в Курской, Висло-Одерской, Берлинской, Пражской и других операциях. Войну закончил генерал-полковником, Героем Советского Союза, кавалером шести полководческих орденов первой степени. Такого комплекта боевых наград не имел ни один советский полководец. Только в 1956 году Маршал Советского Союза Соколовский догнал Пухова по количеству полководческих орденов. Но свой шестой полководческий орден Соколовский получил не на войне, не за боевые действия, а за карательную экспедицию в Венгрии. Потому можно считать, что Пухова так никто и не догнал. Вот вам и «профессор интендантских наук».
Вот еще «умник», Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский. С академическим образованием и с опытом преподавателя. Окончил Военную академию им. Фрунзе. Через несколько лет был старшим преподавателем в этой академии. В войну вступил в звании генерал-майора в должности командира 48-го стрелкового корпуса. Командовал армиями и фронтами. В августе 1945 года совершил настоящее чудо. Германский генерал-майор Ф.В. фон Меллентин: "Для иллюстрации растущей гибкости боевых действий Красной Армии и ее способности успешно проводить широкие и стремительные танковые операции я хочу указать на сенсационное продвижение маршала Малиновского в Маньчжурию в августе 1945 года (Танковые сражения 1939-1945. М., 1957. С. 249). Рывок Малиновского к океану – это сияющий венец военного искусства. Ничего подобного и близкого Жуков в своей жизни не совершал.
Потому утверждение стратега, что безграмотные командовали лучше грамотных, мы отнесем к разряду спорных.
6
После войны Сталин выгнал Жукова с больших постов. Отправил командовать Одесским военным округом, затем – Уральским. Но вот перед самой смертью Сталин осознал несправедливость и решил вернуть Жукова на вершины. Да не успел...
Откуда такое известно?
Из рассказов все того же великого стратега. Жуков и доказательство представил: в октябре 1952 года на ХIХ съезде партии после семи лет опалы его назначили кандидатом в члены Центрального Комитета... (У коммунистов принято говорить – избрали. Это у них стиль такой: «Мы говорим – Ленин, подразумеваем – партия!» Говорят одно – подразумевают другое.)
Итак, в октябре 1952 года звезда Жукова начала новое восхождение по номенклатурному небосводу. Все, казалось бы, стыкуется: Сталин сменил гнев на милость, сообразил, что без великого полководца ему не обойтись...
Однако представленное доказательство сталинской якобы милости работает как раз против версии Жукова.
ХIХ съезд партии был собран в октябре 1952 года против воли Сталина. Был этот съезд не чем иным, как бунтом высшей номенклатуры против стареющего вождя. Это была уголовная разборка на высшем уровне. Авторитетные урки прогнали главного пахана под золоченые кремлевские нары под свист и вопли номенклатурных шестерок. Съезд сменил название партии. Коммунистическая братия объявила: мы больше не большевики! Политбюро было упразднено. Вместо него был создан Президиум ЦК. Съезд принял новый (антисталинский) устав партии. Почти все, что предлагал Сталин, было съездом отвергнуто. А было принято то, против чего выступал Сталин.
Кадры решают все.
Именно это еще раз подтвердил ХIХ съезд партии. Сталинские кадры восстали против Сталина. И решали все. По-своему. И вводили они в состав руководства того, кто угоден был им, а не проигравшему Сталину.
Страницы
предыдущая целиком следующая
