Дело в том, что религиозные переживания, при которых человеку кажется, будто он ощущает в себе и вокруг присутствие некоего всевидящего, наблюдающего за ним и при этом любящего его существа, можно вызвать искусственно: электростимуляцией особого участка мозга – миндалевидного ядра, находящегося в переднем отделе височной доли. В статье приводится поразительный пример излечения больного, у которого приступы общения с Богом, при которых он ощущал некое «присутствие», чувство глубокого удовлетворения, а также видел яркий свет и воспринимал его как источник вселенского знания, удалось купировать оперативным путем. Оказалось, больной страдал опухолью мозга – астроцитомой. После ее удаления приступы общения с Богом прекратились.

Разумеется, не все люди, переживающие подобные состояния, имеют астроцитому. Религиозные припадки могут быть связаны с эпилепсией или просто эпилептоидным типом личности. У таких людей отмечается повышенная активность «в левой передней и средней височной областях». Кстати, стимулировать работу «отвечающих за Бога» отделов мозга можно не только электричеством, но и «самораздражением» – медитацией, поэтому верующие так любят сосредоточенно молиться.

Точно так же как можно развить мышцы или память, можно «накачать» способность испытывать «чувство Бога». Нейрологи утверждают, что у людей, которые уделяют медитативным упражнениям хотя бы по десять минут в день, происходят изменения в области таламуса – за счет повышенного притока крови. Накачались!

Американский ученый из Института нейрологии (Массачусетс) Джордан Графман полагает, что люди, рассказывающие о личных контактах с Богом, отличаются от атеистов только повышенной активностью некоторых участков мозга. Соответственно, дети, выросшие в религиозных семьях и с детства прокачивающие соответствующие участки серого вещества, к зрелому возрасту уже становятся закоренелыми боговерами с гипертрофией тех отделов, которые дают иллюзию «присутствия наблюдающего». Далее привыкший к «Богу» мозг просто встраивает его в логическую картину мироздания, и человек везде начинает видеть «знаки» и отдается на волю Всевышнего, отчасти теряя собственную устремленность и волю.

Человек же, выросший в атеистической семье, более самостоятелен, у него больше развито критическое мышление, которое является основой интеллектуальной деятельности. Именно поэтому все исследования верующих и неверующих показывают, что в среднем коэффициент интеллекта у неверующих выше, чем у верующих. Иными словами, к вере толкает недостаток ума. Если же человек умен и при этом считает себя верующим, его вера обычно совершенно недогматична, легка и является более украшением жизни, нежели руководством к действию.

Понятно, что черты характера и склонности мы получаем от родителей – вместе с генами, в которых строение и функционирование нашего тела записано. Соответственно, есть люди более или менее склонные к агрессивности, наркомании, интеллектуальной деятельности, критичности, мистичности… Те гены, которые отвечают за повышенную критичность, скорее сделают человека умным и атеистом. Ну а тот набор генов, который отвечает за осторожность, консерватизм, недоверчивость, подозрительность, с большой долей вероятности толкнет его в сторону религии.

Однако одной только физиологией вопрос биологических корней религии не закрывается. Потому что наш мозг – это белковый компьютер. И все информационно-программные штуки, характерные для компьютеров железных, для него характерны также. Включая информационные вирусы. Которые в психологии называют комплексами.

Мне довелось познакомиться с человеком, который всю жизнь посвятил изучению ментальных вирусов. Причем не абы каких, а именно религиозных. Зовут этого человека Ирина Шемет, она доктор психологических наук, работает в области интегративных психотехнологий. Интегративные психотехнологии – это психологические приемы для «сборки» расстроенного человека, который потерял веру в себя, находится в депрессии, страдает, переживает горе, порой испытывая на этом фоне разного рода соматические нарушения.

Однажды в своей деятельности практикующего психолога Шемет столкнулась со странным феноменом:

– Я вдруг заметила парадоксальную вещь: если мы занимаемся с человеком обычной психотерапией, то есть, грубо говоря, «по ушам ему ездим», тогда он будет доволен и надолго останется нашим клиентом. Но как только мы находим метод, который дает реальный результат, и мы этот результат наблюдаем вместе с пациентом в виде начавшейся положительной динамики – психика интегрируется, страдания снимаются, – так человек вдруг пропадает! Причем человек перестает ходить на сеансы вовсе не потому, что вылечился. Нет, первые сдвиги только появились, и человек, словно испугавшись, тут же прекращает ходить на сеансы. Иногда удается получить от него следующее объяснение: «Я не имею права так легко забыть про свое горе. Я должна пострадать!»

Этот феномен весьма озадачил исследователя, и Шемет решила изучить вопрос досконально. По всему выходило, что внутри человека сидит какая-то программа, которая активно противостоит процессу избавления от проблем. Поскольку психолог о ту пору была директором Центра социального здоровья и могла работать с большим количеством людей, вскоре набралась приличная статистика, которая ясно продемонстрировала: причина – в религиозных установках.

Дело в том, что религиозные институции за сотни и тысячи лет социальной эволюции наработали свою систему воздействующих психотехник, которые привязывают человека в данной институции. Для религиозной фирмы это хорошо: человек, привыкший пить пепси-колу, не изменит ей со спрайтом. Но вот для самого человека эта «вербовка» порой оборачивается многочисленными проблемами, поскольку засаживает в его сознание мелкие шурупы разрушительных установок. На этих «шурупах», которые представляют собой в прямом смысле вредоносные программы-вирусы, держится копилка религии, в которую человек периодически опускает зарабатываемые им деньги. Но нештатный «шуруп», вкрученный в мозг, разрушает и мозг, и тело, поскольку соматика от психики неотделима. Не зря великий физиолог Сеченов писал, что «все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению – мышечному движению. Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге – везде окончательным фактом является мышечное движение».

Забой в мыслях, постоянно точащая человека проблема оборачиваются мышечными зажимами, которые в дальнейшем (через пережатие кровотока) могут привести к функциональным нарушениям во внутренних органах.

Для воздействия на личность религия использует тексты, проповеди, обряды и ритуалы, а также голодания (так называемые посты), которые с точки зрения психологии являются не чем иным, как сеансами кодирования, то есть теми самыми легкими поворотами отвертки, которыми вкручивают шурупы установок.

Психотехниками можно человека со слабой психикой превратить в религиозного фанатика, который, обвязавшись динамитом, побежит уничтожать инаковерцев или грешников. Иными словами, деструктивные психотехники могут видоизменить даже самый сильный из инстинктов – инстинкт самосохранения. Нечего и говорить о том, что они могут просто испортить человеку жизнь.

В общем, виной исчезновения из поля зрения психологов людей, к которым удалось подобрать ключик оздоровления, были религиозные установки на страдание. Эти установки имманентны христианству, которое твердит человеку, что страдания есть благо, что страданиями очищается душа, и тому подобную мазохическую ерунду. И понятно почему! Все христианство основано на жертвенности и страдании. Его основатель был казнен и «пострадал за все человечество», его святые были мучениками, его адепты – так называемые «старцы» и юродивые – подвергали себя разного рода истязаниям… Прекрасный пример для подражания, не правда ли?

При этом давно замечено, что чем больше адепты религии погружаются в систему, тем больше они становятся похожими на человеческий эталон своей религии. То есть вместо радостного человека-победителя, для которого все препятствия нипочем, мы получаем приближение к разбитому, униженному и преданному персонажу, потерпевшему сокрушительное поражение. К жертве. К страдальцу.

И совершенно права Ирина Шемет, полагающая, что подобные установки идут вразрез с ценностями современной цивилизации, которую не зря называют гедонистической, то есть стремящейся брать от жизни все. Обычно слово «гедонизм» произносится с осуждением, но в этом бессмысленном осуждении слышится извечное христианское «пострадать бы надо». То есть осуждение частью современного общества «потреблятства» есть не что иное, как та самая христианская отрыжка, которая порой мешает религиозным людям стать счастливыми. Как видите, установки присущи не только людям, но и целым сообществам… Фактически же гедонизм является вершиной нашей цивилизации, представители которой никогда не жили так хорошо, как сегодня, и никогда не исповедовали столь яркой и жизнеутверждающей идеологии, как гедонизм. Идеологии, которой совершенно не надо стесняться, которая не нуждается в оправданиях и которую нужно воздвигнуть на тот пьедестал, на котором все еще стоит порядком обветшавший и перекошенный памятник религиозной доктрине.

Люди должны быть сыты, счастливы, веселы и довольны жизнью. Они должны получать нормальные жизненные удовольствия и быть заинтересованными во всем том, что дарует им современная цивилизация. А не ходить, повесив нос и бубня «что-то я мало еще сегодня пострадал» и «Господь терпел и нам велел». На фиг!..

Вы не замечали, что в постхристианской Европе люди улыбаются, а в недоразвитой (и потому более склонной к религиозности) России ходят хмурые и неулыбчивые? Анализ 120 тысяч собственных фотографий, которые размещают в социальных сетях люди разных стран, показал, что русские улыбаются реже всех. И уровень убийств у нас в 28 выше (это не ошибка), чем в Европе. Страдаем. Терпим…

Столкнувшись с такой проблемой, Шемет и ее группа начали разрабатывать методики религиозной декодировки. Впервые эти методики были обкатаны ими в девяностые годы, когда на свободный, едва освободившийся от коммунизма идейный рынок России хлынули со своим товаром разного рода мелкие религиозные фирмы – секты. Они работали жестко, брали в оборот сразу, установки прописывали грамотно. Но если один специалист прописал установку, значит, найдется другой, который ее снимет. Гонка брони и калибра…

Технологии религиозной декодировки, опробованные и отточенные в девяностые на сектантах, показали хороший результат. И в нулевые годы были обкатаны группой Шемет уже на православных. О ту пору Шемет работала в Московском институте физкультуры. Почему именно там?

Потому что спорт, по ее мнению, похож на религию:

– Это довольно массовая «религия» со своей системой духовных ценностей. В эту «религию» нынче вовлечено людей едва ли не больше, чем в угасающие традиционные религии. Древние греки-язычники, проводившие Олимпиады, хотели с помощью спорта быть здоровыми, красивыми и богоподобными, то есть похожими на мускулистых богов, живущих на Олимпе. Разумеется, большой спорт здоровья не добавляет. Он его уносит. И с этой точки зрения профессиональные спортсмены – «святые», то есть эталоны, которым нужно подражать. Они прошли путь жесточайшей аскезы. Но это не требуется абсолютному большинству «верующих». Для них достаточно физкультуры. Физкультура – это культ физического тела. Обычные люди вовсе не кладут жизнь на алтарь своего культа, как это делают «святые».

Занимаясь изучением спортсменов и их мотивацией, Ирина Шемет столкнулась с конфликтом двух культов – православного и спортивного: оказалось, у тех спортсменов, у которых в голове крепко засели православные установки, спортивные результаты были хуже при прочих равных условиях.

Психологи разработали специальные опросные листы, которые позволили ранжировать религиозность человека и присвоить ей балл от 1 до 10 – в зависимости от того, насколько значима религия для тестируемого. Оказалось, единственная статистически значимая разница между спортсменами первого-второго уровня и спортсменами третьего-четвертого-пятого уровня лежала в степени их религиозности. И эта разница достигала 25%! Причем прослеживалась четкая корреляция – чем сильнее были религиозные установки, чем больше для спортсмена значила религия, тем хуже был его результат. Максимальные достижения показывали спортсмены, которые больше верили не в Бога, а в себя, и которых меньше угнетало внутреннее ощущение жертвы и чувство смирения, так характерное для христианской, а не для физической культуры.

Религиозная декодировка и здесь дала прекрасные результаты. По мере элиминации религиозных установок из психики спортсменов у последних начинали расти спортивные результаты.

Читатель наверняка в нетерпении ждет ответа на вопрос, что же представляет собой процесс декодирования.

Поскольку наш мозг – это компьютер, процесс декодирования по своей сути напоминает процесс лечения жесткого диска антивирусными программами. Сначала психологи сканируют файловое пространство, находят скрытые от хозяина файлы, после чего убивают их. Самому человеку избавиться от собственных «тараканов» нельзя, от него эта информация заблокирована, поскольку есть защитные внушения-оболочки, которые охраняют паразитный файл и не дают хозяину его вскрыть. Известный психолог и философ Дмитрий Узнадзе – родоначальник теории установок, писал, что внушенные установки обладают навязчивым характером и с большим трудом поддаются осмыслению.

Однако, поскольку вредоносная информация действует на тело и сознание человека, то есть находится в активном состоянии, специалист при определенном уровне квалификации может эту информацию считать, достать, после чего уничтожить – с помощью самого клиента, который эту информацию не осознает, но свои поступки и мысли, ею диктуемые, как-то пытается для себя и других вербализовать, что и помогает психологу «шуруп» нащупать.

Годы обкатывания шеметовских методик зря не прошли: порой удается произвести религиозное декодирование всего за один двухчасовой сеанс. Религия нынче как сифилис – лечится одним-двумя уколами!

Ну а внешне религиозное декодирование напоминает психотерапевтический сеанс. Сидит в кресле пациент, а перед ним – психолог и ассистент. Последние в процессе беседы проводят психологическую операцию по удалению информационных паразитов, присосавшихся к психике пациента.

– Мы избавляем человека от того страха Божия, который является главной доминантой в любой религии, – объясняет Шемет. – Потому что страх этот – внушенное состояние. И стало быть, от него можно избавиться методами психотерапии и практической психологии. Внутри каждого человека укоренились разные по своей разрушительности деструктивные программы: одни относительно безобидные, и с ними человек сам может справиться; другие – весьма опасные, грозящие разрушением всей информационной системы. Последние мы и выявляем – сканируем файлы и среди нормальных выявляем не соответствующие норме. После чего убиваем.

Как же происходит «убийство паразитов» или «стирание файлов» (выбор аналогии оставляю на вкус читателя)?

– С точки зрения Фрейда, достаточно вывести в поле зрения сознания непроявленный травмирующий эпизод, как происходит его автоматическая разрядка, – пытается объяснить Ирина Шемет. – Хотя на самом-то деле это не так и вывести в сознание мало, но сам принцип Фрейдом угадан верно. Есть в психологии методы, помогающие пациенту эти программы стирать. Иногда достаточно дать простую команду: «На тебя эта паразитная фраза больше не будет действовать!..»

При этом психологи ничего не внушают пациенту под гипнозом. Они просто раскладывают перед пациентом на подносе все те информационные глисты, которые у него выявили, и спрашивают: «Убиваем?» Если голова у клиента работает и есть желание избавиться от проблем, он сам дает себе команду «delete».

Правда, не всегда процесс удаления проходит легко, порой болезненная программа так укореняется, что дает ярко выраженные соматические эффекты при удалении. Человек сидит, и у него от страха руки синеют, холодеют, цепенеют, его начинает трясти, колотить.

– Тело прямо-таки зримо реагирует, когда мы кликаем на этот файл! Как будто там содержится угроза жизни.

И практически всегда при этом пациенту становится трудно дышать – это довольно известный в психотерапии эффект. Паразиты таким образом стараются спастись. Поэтому во время религиозной декодировки применяются специальные дыхательные техники, чтобы помочь телу справиться с нагрузкой, – после удаления каждого вирусного файла пациенту дают подкрепляющую дыхательную микросессию. Но делается это не только для повышения ресурсов организма – некоторые техники дыхания помогают стирать информацию.

Импотенция? Частые травмы и болезни? Нескладывающийся второй брак? Потеря смысла и интереса к жизни? В карьере проблемы после развода?.. Все это может быть следствием православных шурупов, вкрученных в мозг. Поэтому, когда человек приходит с подобной проблемой, психологи интересуются, нет ли у пациента в анамнезе венчаного брака: часто именно венчание приводит к подобным эффектам – так в виде самонаказания за «грех» срабатывает глубоко укорененная установка на единственность венчаного брака.

Почему некоторые православные фанатики носят черные майки с надписью «православие или смерть»? Это случайное прозрение!.. Словно частица, преодолевшая потенциальный барьер с помощью туннельного эффекта, сия формула есть вырвавшаяся из глубин подсознания установка страха, которую внушает религия. В принципе установка сия так и звучит: «религия или смерть», – но человеком она обычно не осознается. Она просто работает: любая попытка покинуть религиозную систему, которая данную установку прописала, вызывает необыкновенное беспокойство и страх у человека. При этом в сознании данной формулы нет, напрямую ее туда никто не забивал. Но в подсознании она сидит крепко. А человек так устроен, что старается всегда выбирать жизнь. И если подсознание полагает, что уход из секты или церкви грозит смертью, оно заставит тело за секту или церковь крепко держаться. Оно будет тело трясти, учащать ему сердцебиение, пугать, повышать давление и уровень адреналина, перехватывать ему дыхание – при любых угрозах целостности вирусных мемов.

Надевшие черные майки «православие или смерть» думают, что нашли некую поэтическую формулу, выражающую их отношение к любимой религии. А фактически, сами того не понимая, случайно нашли правильное выражение тех комплексов, которые сидят глубоко в их подкорке.

Но религия – это не только кнут, который хлещет наше животное тело болью и страхом. Она действует еще и пряником. И пряник этот – удовольствие от религиозного экстаза. В православии приятные ощущения от «щекотки мозга» называются благодатью.

Великий психолог и основатель целого направления в психологии – сенсомоторного психосинтеза – Владимир Кучеренко считает, что все религии есть не что иное, как выработанные человечеством способы достижения измененных состояний сознания – транса. Транс приятен.

Использование культами разного рода психоактивных веществ (пейот, ладан[⁴], галлюциногенные грибы, спиртное) и ритмичных движений (раскачивание во время молитв, кружение дервишей) есть просто способы достичь «божественного просветление», а попросту говоря – впасть в состояние наркотического или физиологического транса.

И недооценивать роль животного транса в социальной истории нельзя. Я уже упоминал о Поршневе, который выдвинул идею о решающем влиянии каннибализма на очеловечивание обезьяны. Есть и другая, не менее яркая гипотеза – о решающем влиянии на становление разума трансовых состояний. Эту идею впервые выдвинул выпускник калифорнийского университета этноботаник Теренс Кемп Маккенна. Как отмечается в предисловии к его книге «Пища богов», для подтверждения своей гипотезы «Маккенна привлекает обширный по охвату материал из антропологии, истории древнейших культур, ботаники, психологии, психофармакологии, культурологии и многих других областей знания».

Действительно, нет ни одной человеческой общности, которая бы не практиковала те или иные психоактивные вещества. Грибы, конопля, мак, чайный лист, кофе, кактусы, алкоголь… Люди вечно искали и находили то, что меняло их сознание.

Впрочем, по данной теме и старик Поршнев не подвел. Изучая становление человека, он, наряду с каннибализмом, уделял много внимания суггестии, которая, по его мнению, тоже сыграла громадную роль в происхождении речи и разума. Суггестия – это внушение. Оно может осуществляться с помощью текста, который мы слышим или читаем. Например, словесное внушение под гипнозом, то есть в измененном состоянии сознания, – это суггестия. Когда мы читаем и перед нашим мысленным взором проносятся цветные картинки, встающие за равнодушным частоколом черно-белых букв, мы тоже находимся в состоянии измененного сознания. Даже когда в беседе мы настроились на собеседника, стараясь его понять, мы опять-таки находимся под его внушением. По Поршневу, речь есть способ торможения и возбуждения коры головного мозга того, к кому эта самая речь обращена. Но ровно для того же служат и психоактивные вещества!

Причем не всегда эти самые галлюциногенные вещества употреблялись людьми сознательно. Что ничуть не мешало этому употреблению влиять на историю. Возьмем, например, Средневековье с его ужасами.

Что для нас Средние века? Полыхающие костры инквизиции и массовая истеричная охота на ведьм; одержимость; судебные процессы против животных, на которых судили кошек и петухов; психические эпидемии, охватывающие целые районы; безумия флагеллантов, которые стадами бродили по Европе, бичуя себя кнутами; периодические вспышки каннибализма (не каждый раз обусловленные только лишь голодом), после которых в европейской фольклористике остались сказки о людоедах… Такое ощущение, что люди огромными массами сходили с ума.

Есть мнение, что причиной тому было отравление спорыньей – грибком, паразитирующим на зернах ржи. Если рожь массово поражалась этим грибком, от отравления спорыньей столь же массово поражались и люди. В иные годы спорынья уносила не меньше жизней, чем в другие годы чума, причем с весьма неприятными симптомами – судороги, корчи, сильные боли в результате спазматического сокращения мускулатуры конечностей с дальнейшей гангреной из-за пережатия сосудов и непоступления в конечности крови. Ноги и руки просто чернели и отваливались.

Однако спорынья не только растительный яд, но и мощный галлюциноген. Как известно, именно из алкалоидов спорыньи был синтезирован знаменитый ЛСД – диэтиламид лизергиновой кислоты, вызывающий яркие продолжительные галлюцинации. Соответственно, смертельные отравления убивали, а несмертельные приводили к галлюцинациям и злобному буйству. Если же учесть, что содержащиеся в зараженном хлебе галлюциногены являются антагонистами серотонина, многое становится понятным – и агрессивное поведение, и тяга к человечине (кстати, один из описанных симптомов отравления спорыньей – постоянный лютый голод).

Остается объяснить только религиозный характер бреда и охоту на ведьм, но это сделать как раз не сложно. Дело в том, что характер галлюцинаций задается основным потоком жизни, в котором существуют люди. А поскольку жизнь средневекового человека была наполнена религией по самый край, в болезненном бреду ему мерещились бесы, дьявол, ведьмы и прочие враги рода человеческого.

В этой связи любопытно описание первооткрывателя ЛСД – швейцарского химика Альберта Хофмана, который проводил с этим веществом эксперименты на себе. Хофман европеец, выросший в христианской традиции, соответственно обратите внимание на характер его бреда: «Окружающий меня мир теперь еще более ужасающе преобразился… Женщина возле двери, которую я с трудом узнал, принесла мне молока – на протяжении вечера я выпил два литра. Это больше не была фрау Р., а скорее злая, коварная ведьма… Какой-то демон вселился в меня, завладел моим телом, разумом и душой».

Постепенный переход Европы от ржи к пшенице и привезенному из Америки картофелю снял проблему. А современные методы фитоконтроля ее практически исключили. Последняя случайная вспышка отравления спорыньей в Европе произошла в 1951 году, когда зараженная мука попала в одну из хлебопекарен небольшого городка Пон-Сен-Эспри на юге Франции. Из трехсот человек, поевших хлеба местной пекарни, пятеро умерли, а остальных в течение недели не по-детски плющило. Горожане выбрасывались из окон, бегали голыми по улицам, душили друг друга, пытались вскрыть себе грудную клетку ножом, убегали в ужасе от гигантских чудовищ, им мерещилась капавшая со стен кровь и огонь. Попытки прибывавших из соседних мест полицейских утихомирить особо буйных горожан не всегда приводили к успеху: буйствующие обладали нечеловеческой силой, раскидывали полицейских и санитаров, рвали смирительные рубашки и перегрызали кожаные ремни, которыми их связывали.

Их видения были довольно разрозненными, потому что эпидемия приключилась в новейшее время: у людей уже не было общей картины мира в виде довлеющей религиозной идеологии, насаждаемой с детства. Зато уже было цветное кино и разнообразие книг, что весьма индивидуализировало бред.

Некоторые исследователи даже средневековые Крестовые походы выводят из наркотической теории. Ясно, что после бурного размножения населения в урожайные периоды в годы неурожайные количество едоков вдруг скачкообразно начинает превышать возможности кормовой базы. И избыточное население, гонимое голодом, выдавливается, как паста из тюбика, в завоевательные походы. А вот куда именно они пойдут, может зависеть от процессов, которые бродят в их головах и подстегиваются галлюциногенами. Дело в том, что в неурожайные, дождливые годы зерно, во-первых, сильно поражено спорыньей, а во-вторых, люди с голодухи жрут все без особого разбора, даже порченое зерно.

В 1998 году в журнале «Химия и жизнь» авторы А. Черников и В. Мосягин опубликовали статью с характерным названием – «Биохимия Крестовых походов». В ней авторами излагается мысль о том, что знаменитые Крестовые были плодом больного воображения, двигающего историю. Впрочем, той же идеи придерживался до них и такой «тяжеловес» как французский историк Ле Гофф, чья цитата вынесена а эпиграф к этой главе. Он обратил внимание, что аккурат накануне Крестовых походов Европу охватила самая мощная эпидемия эрготизма (так по-научному называется отравление спорыньей). И самыми активными участниками Первого Крестового похода были люди аккурат из тех областей, которые более всего пострадали от болезни, – с Рейна и из восточной Франции. В те же годы случился и голод.

Так какая из этих двух причин погнала людей спасать Гроб Господень – голод или отравление? Прагматичное мышление подсказывает, что голод был главной причиной. Потому что версия бреда, вызванного алкалоидами, выглядит как-то странно. Ну заглючило народец – пусть даже всех на одну тему. Но потом-то отпустило! Кайф не вечен…

Однако люди едят хлеб постоянно… Кроме того, наводит на некоторые мысли тот факт, что походам предшествовала всеобщая экзальтация, кликушество, разного рода видения на религиозные темы. Одна из лучших книг про инквизицию, «История инквизиции. Происхождение и устройство» Генри Чарлза Ли, рассказывает читателю, что «многие города и посады Германии наводнились женщинами, которые, не имея возможности удовлетворить свое религиозное рвение вступлением в ряды крестоносцев, раздевались и голые бегали по улицам и дорогам».

Голые бегали – это уже не просто предвоенный энтузиазм а-ля «и в воздух чепчики бросали», это уже конкретные проблемы с психикой. Кроме того, можно вспомнить, что один из симптомов отравления спорыньей – мучительный жар, который будто выжигает человека изнутри. Отравленные люди не выносят, когда их чем-то накрывают, им все время хочется раздеться или залезть в воду. Возможно, это происходит потому, что из-за спазма мелких сосудов тепло, которое вырабатывается внутри организма, плохо отводится теплоносителем (кровью) к радиатору охлаждения (поверхности тела) и происходит внутренний перегрев.

Да и сам характер этих Крестовых походов был совершенно безумным! Целыми толпами крестьяне разных стран, вооруженные вилами и топорами, шли, не зная дороги, куда-то в Палестину. Как сообщают хронисты, «повсюду: в деревнях и прямо в поле – люди оставляли свои орудия, бросая на месте даже те, что были у них в руках, и присоединялись к шествию…». А поход 1212 года вообще получил название Крестового похода детей. Целые толпы детей и подростков со всей Европы ручейками и речками текли «освобождать Гроб Господень». Население Европы не очень было довольно этими шествиями, поскольку дети ради пропитания грабили и опустошали поля и сады.

Заразил детское население Европы этой идеей один французский пацан по имени Стефан из города Клуа, которому во время галлюцинации явился Иисус в белом облачении и велел стать во главе нового Крестового похода. Эта идея, словно чума, разлетелась по всей Европе, и дети начали сбегать из домов и присоединяться к детской армии, стекавшейся к месту встречи – в Вандом.

О ту же пору в Германии, под Кельном, образовался аналогичный немецкий мальчик 12 лет по имени Николас. Ему пригрезился крест в небесах, который (крест!) сообщил Николасу, что ему непременно нужно собрать немецких детей и присоединиться к походу. И через непродолжительное время 25-тысячное детское войско направилось к морю.

Дети, начитавшиеся всякой религиозной ахинеи, решили, что море расступится перед ними и они пойдут по дну, как когда-то лучший друг еврейского народа Моисей со своими людьми. Пройдя таким образом через море, они достигнут Палестины, а там уже каким-нибудь образом «освободят» Гроб Господень.

Немецкие дети, которые шествовали в Италию, частью погибли при переходе через Альпы, а французские, добравшись до моря у Марселя, начали молиться, чтобы море расступилось перед ними. По неизвестной причине Господь оказался глух к их мольбам. Видимо, он откликался на подобные энергозатратные просьбы, только если они исходили от его любимых евреев. Французы же к богоизбранному народу явно не принадлежали.

Кончилось все тем, что два местных пронырливых купца рассадили детей на корабли, пообещав доставить до Палестины, перевезли через Средиземное море и продали в Алжире в рабство мусульманам.

Похожая история произошла через сто лет. Тогда в Европе приключился голод, вызванный несколькими подряд необычайно дождливыми летними сезонами, сгубившими урожай и способствовавшими поражению зерна грибковыми заболеваниями. Цена на зерно подскочила в пять раз, началось людоедство, поскольку дремлющий инстинкт каннибала просыпается у нашего вида всякий раз, когда обычной пищи не хватает.

В результате поедания галлюциногенного зерна французский молодой пастушок увидел, как птица превращается в Мадонну и зовет его на бой с угнетателями Гроба Господня. Далее история психической эпидемии повторяется с тем только отличием, что данный Крестовый поход историки называют Крестовым походом пастушков. И конец у нее несколько иной, хотя тоже бесславный – поскольку по ходу своего продвижения к морю «пастушки» грабили местное население, король Франции Филипп V выслал войска и разогнал всю эту банду.

Известно, что запалом самого первого Крестового похода послужили слова папы римского Урбана II, который отослал избыточное население Европы куда подальше – воевать за Гроб Господень, освобождая оный Гроб от рук неверных. Это было обычным сбросом пара из перегретого демографического котла, но авторы биохимической гипотезы полагают, что хроническое отравление спорыньей сыграло в распространении этих психических эпидемий решающую роль. Поскольку периодическое подтравливание организма алкалоидами может приводить к длительным периодам психозов. На фоне которых и разворачивались события.

«Таким образом, – пишут авторы, – становятся понятными некоторые психологические особенности людей «мрачного тысячелетия» – повышенная религиозность, внушаемость, социальная мобильность. По-видимому, их в значительной мере определяла неустойчивая физиология, «расшатанная» психотропными веществами».

Не зря говорят: «Человек есть то, что он ест…»

Глава 4

Животные корни религии

Во многих религиях центральное место занимает не верование, а ритуальное поведение. Так, в иудаизме, например, от верующего требуется в первую очередь не знание догматов, а определенное, строго регламентированное поведение, соблюдение множества предписаний, обрядов… Только в ритуале достигается высший уровень сакральности.

Гарадж В. Социология религии

Млекопитающие – существа играющие. Человек не исключение.

Игра приносит радость. То есть налицо форма биохимического положительного подкрепления со стороны природы. Почему же природе нужна игра? Нужна настолько, что она одаривает за игру физиологическим кайфом? Природа ведь ничего просто так не делает, зря не награждает. Нам приятно кушать – за то, что мы заряжаем тело энергией и строительным материалом. Нам приятно размножаться – за то, что мы таким образом сохраняем вид. Нам приятно играть… за что?

А за то, игра есть форма обучения. Восторженно играющие с бумажками и друг с другом котята учатся охотиться и драться. И понятное дело, что чем развитее существо, тем легче ему осуществить отрыв биохимического подкрепления от изначального природного замысла. Например, начать обжираться и жиреть, гробя здоровье. Трахаться в презервативе ради голого удовольствия, а не для полезного размножения. Играть в карты, а не в салочки.

Игра стала самоценностью. Она нравится нам сама по себе. В том числе и ролевые игры. Люди, увлеченные Толкиеном, играют в рыцарей и эльфов, размахивая деревянными мечами. Люди, увлеченные русско-французской войной 1812 года, переодеваются в солдатскую форму той эпохи и в очередной раз разыгрывают Бородинское сражение. Люди, увлеченные религией, тоже собираются вместе и понарошку проходят весь крестный путь Христа до самой Голгофы. Разница только в том, что ряженые понимают: это всего лишь игра, а боговерующие придают своей игре какой-то волшебный надсмысл.

Евхаристия – то есть шуточное поедание хлеба и вина, как будто бы это тело Господне, – тоже своего рода игра. Эта игра по-научному называется теофагией, то есть богоедством. Богоедство как ритуал в той или иной форме было присуще многим религиям, и христиане, символически поедающие своего Бога, чтобы обрести благость, здесь не одиноки. Собственно говоря, вера в то, что лучшие качества поедаемого перейдут к поедающему, свойственна всем племенам каннибалов: съем мозг умного – стану умнее, съем сердце храброго – стану храбрее, выпью кровь сильного – стану сильнее. Приблизиться к Богу через его поедание – вот чего хотели верующие всех теофагских культов, вот чего требовали их людоедские инстинкты, дремлющие в глубинах психики каждого из нас и периодически шлющие нам неожиданные приветики – то в виде евхаристии, то в виде восклицания мамы, зацеловывающей хохочущего малыша: «Ты такой сладкий! Я тебя сейчас съем!»

Сами христиане позаимствовали теофагию у язычников. Древние язычники делали Бога в виде человечка из теста и съедали его. В эпоху античности уже и деланием человекоподобной фигурки не заморачивались, ограничиваясь чистым символизмом – просто ели хлеб. Потом ушел и символизм, редуцировавшись до чистой риторики, когда хлеб римляне поэтически называли Церерой (богиня плодородия). Но затем, по мере одичания в эпоху развала великой цивилизации, люди вновь вернулись к прямой теофагии – только теперь уже в рамках христианства.

Помните Дольника с его замечательным наблюдением о том, что малые отличия между схожими вызывают наиболее активное неприятие? Когда христианские миссионеры сталкивались с дикарскими культами теофагии, они видели в этом злую карикатуру на христианскую евхаристию и начинали, как многие животные в подобных ситуациях, непроизвольно продуцировать в своих организмах биохимию ненависти. Особенно ярко это проявилось в Америке.

У ацтеков был не только каннибализм, но и теофагия, а также использование психоактивных веществ в религиозных практиках. Причем теофагия у них совмещалась с каннибализмом. Самого красивого и упитанного юношу нарекали божеством, кормили на убой, воздавали ему почести как Богу. После чего на самом деле убивали и съедали с большим аппетитом.

При этом параллельно существовал и обычай бескровной теофагии – из маиса с медом ацтеки лепили статуи своих божков, некоторое время кланялись им, проделывали ряд церемоний, после чего причащались. Любопытно, что, перед тем как съесть своего маисового бога, его «убивали» – пронзали грудь хлебной статуи копьем.

Так вот, прибывшие в Америку христиане восприняли индейское причащение как злобно-карикатурную пародию на свой культ, после чего начали жесточайшую борьбу с ним. Попутно они запретили местному населению употреблять галлюциногенные кактусы, предлагая взамен вино. Христиане считали, что опьянение от вина гораздо лучше, чем от пейота, поскольку вино от Господа, а пейот от дьявола. Так, один из испанских монахов, характеризуя упоротых индейцев, писал, что «опьянение это намного сильнее и отвратительнее, чем если б они выпили крепкого вина».

Индейцев, совершавших свои традиционные обряды, испанцы вешали, пытали, выкалывали глаза… в общем, относились к ним явно неравнодушно. А нечего дразниться!..

Но индейцы отказываться от своих ритуалов не спешили…

Ритуалы – это основа любой религии. Нет людей более склонных к разного рода ритуалистике, чем верующие. Как у птичек малейшее расхождение в брачных песнях и танцах может послужить основой для отвращения, так и у людей религиозных, принадлежащих к одной вере, малейшее расхождение в ритуалистике служит основой для ярости, ненависти, гонений, казней, пыток и обвинений в ереси.

Двумя пальцами креститься или тремя? Для нормального человека разницы нет. Но для религиозных фанатиков это повод для резни и сжигания еретиков заживо. Смеха ради приведу три абзаца с одного старообрядческого сайта, посвященный этой «проблеме»:

«…двоеперстное или троеперстное? Этот вопрос и для нашего времени не потерял еще своего значения! Почти триста лет ведутся об этом споры между старообрядчеством и новообрядчеством, и хотя теперь бесспорно и научно доказано, что двоеперстие древнейшего происхождения (с апостольских времен), а троеперстие – новейший обряд, ни на чем не основанный и, кроме того, догматически погрешительный, тем не менее никониане не хотят его оставить и продолжают держаться за него как за величайшую святыню, как за непреложный догмат веры.

До сих пор новообрядческая церковь продолжает утверждать в издаваемых ею псалтырях, часословах, часовниках (в предисловиях к ним), а также и в учебниках по Закону Божию, что двоеперстие – армянский и еретический обряд, а троеперстие – апостольское предание… Если в наш «просвещенный» век, почти безверный, и для людей именно этого века – «культурных», «просвещенных», пропитанных всяким либерализмом, – вопрос о перстосложении имеет, как видим, такое огромное вероисповедное значение, то можно представить себе, как он волновал и смущал благочестивых людей XVII в., для которых всякий церковный обычай имел непреложное значение. Вопрос о двоеперстии и троеперстии был в то время страшным и роковым, вопросом жизни и смерти. Примешь троеперстие – будешь полноправным гражданином, «православным» христианином, а останешься с двоеперстием – обречен на гибель: будешь проклят, постоянно гоним, подвергнут мучительным пыткам и сожжен в срубе, или скончаешь жизнь на пытке, на плахе, на четвертовании, или всю жизнь будешь скрываться в лесах и в других непроходимых местах, на далеких окраинах Родины и даже за пределами ее.

Почему же, однако, русские благочестивые пастыри того времени и их верная паства отказались от всех благ земных, пошли на самые страшные мучения и пытки и на смерть, а от двуперстного знамения не отказались? На это они имели очень твердые и действительно непреложные основания».

И далее по тексту – куча страниц про «обоснования» со ссылками на церковные книги, отчего «правильно» креститься именно двумя перстами, а никак не тремя! И смех и грех, как говорится…

Самой темной и фанатичной массой населения всегда было крестьянство, жившее монотонным трудом в информационно бедной среде и не обладавшее на протяжении тысяч лет никаким или почти никаким образованием. В этом смысле крестьяне недалеко ушли от первобытных дикарей. А дикари и животные – крайне ритуализированные создания!

Малейший сбой привычных действий может привести их в состояние тревожности и глубокой обеспокоенности. Недаром китайская поговорка «чтобы ты жил в эпоху перемен» родилась в консервативной крестьянской среде. Не любит патриархальное сознание перемен. Оно их боится. Любую перемену воспринимает как психотравмирующую ситуацию. Если в опытах, подобных тем, что проводил великий физиолог Павлов, выработать у собаки условный рефлекс слюноотделения на звонок, после которого в блюде перед собакой появляется каша, то неожиданное появление вместо каши сырого мяса может вызвать у собаки испуг. Хотя мясо круче каши!

Почему?

Потому что нарушен привычный ход вещей. Выработали у крестьянина рефлекс креститься двумя перстами – и будет ими креститься, хоть тресни!.. Этот рефлекс и есть ритуал. Знаменитый этолог Конрад Лоренц в своей книге «Агрессия» рассказал чудесную историю:

«Решающая роль привычки при простом обучении маршруту у птицы может дать результат, похожий на возникновение сложных культурных ритуалов у человека; насколько похожий – это я понял однажды из-за случая, которого не забуду никогда. В то время основным моим занятием было изучение молодой серой гусыни, которую я воспитывал начиная с яйца, так что ей пришлось перенести на мою персону все поведение, какое в нормальных условиях относилось бы к ее родителям…

Страницы