Приписывать достоинства, которыми может обладать человек, его расовому происхождению – значит признавать, что ему самому ничего не известно о том, как можно обрести эти достоинства, а чаще – что ему не удалось их обрести. Подавляющее большинство расистов – это люди, которые не сделали ничего, чтобы обрести самоидентичность, которые не могут похвастаться никакими личными достижениями или выдающимися качествами, и которые пытаются заменить все это иллюзией «племенной самооценки», объявляя какое-то другое племя менее развитым. Вспомните об истерическом упорстве расистов-южан; а кроме того, вспомните, что расизм гораздо шире распространен среди белой необразованной бедноты, чем среди тех, чей интеллектуальный уровень выше.

Исторически расизм всегда усиливал или ослаблял свои позиции с усилением или ослаблением коллективизма. Согласно коллективистской доктрине, индивидуум не имеет никаких прав, его жизнь и труд принадлежат группе («обществу», племени, государству, народу), и группа имеет право пожертвовать им по собственной воле ради своих интересов. Единственный способ воплощения такой доктрины в жизнь – при помощи физического насилия; а тоталитаризм всегда был и есть политическим следствием коллективизма.

Тоталитарное государство – это всего лишь официально утвержденная форма криминальной бандитской власти, неважно, какая именно банда в данный момент доминирует. И, поскольку не существует рационального оправдания такому правлению, мистика расизма оказывается важным элементом любой тоталитарной системы. Они взаимозависимы: тоталитаризм был порожден доисторическими племенными войнами, когда члены одного племени представляли собой естественную добычу для членов другого; затем тоталитаризм стал источником собственных внутренних подкатегорий расизма: системы каст, объединявших людей по рождению, – например, наследственное дворянство или наследственное рабство.

Расизм нацистской Германии – где люди должны были заполнять анкеты о многих поколениях своих предков, чтобы доказать свое арийское происхождение, имел аналог в Советской России, где люди тоже заполняли схожие анкеты, в которых для доказательства пролетарского происхождения нужно было показать, что их предки не владели собственностью. Советская идеология основана на идее, что человеку можно привить коммунизм генетически, – то есть что несколько поколений, проживших свои жизни при тоталитаризме, передадут коммунистическую идеологию своим потомкам, которые станут коммунистами от рождения.

Преследования национальных меньшинств в Советской России, на основании их расовой принадлежности и по прихоти любого комиссара, зафиксированы документально; особенно распространен антисемитизм – только официальные погромы теперь носят название «политических чисток».

Есть только один антидот против расизма: философия индивидуализма и ее политико-экономическое следствие – капитализм с неограниченной свободой предпринимательства.

Индивидуализм рассматривает человека – каждого – как независимую, самостоятельную сущность, обладающую неотъемлемым правом на собственную жизнь, правом, основывающимся на природе человека как разумного существа. Согласно принципам индивидуализма, цивилизованное общество или любую другую форму объединения, кооперации или мирного совместного существования людей можно построить только на основе признания индивидуальных прав; группа же как таковая не имеет иных прав, кроме индивидуальных прав своих членов (см. главы 12, 13).

На свободном рынке ценятся не предки, не родственники, не гены и не биохимия организма человека, а только его способность к продуктивной деятельности. Капитализм оценивает человека исключительно по его индивидуальным способностям и усилиям и вознаграждает его в соответствии с ними.

Ни одна политическая система не может провозгласить всеобщую рациональность законодательно (или установить силой).

Однако капитализм – единственная система, действующая таким образом, что рациональность вознаграждается, а все формы иррациональности, в том числе и расизм, порицаются.

Полностью свободное капиталистическое общество до сих пор не было нигде построено. Но крайне важное значение имеет связь расизма и политического контроля в полусвободных экономических системах XIX века. Степень преследования меньшинств по расовому и/или религиозному признаку была обратно пропорциональна степени свободы в государстве. Наиболее силен был расизм в обществах с наибольшей долей государственного контроля в экономике, таких как Россия и Германия, а в наименьшей степени был выражен в Англии, которая тогда была самой свободной из европейских наций.

Именно капитализм дал человечеству возможность сделать первые шаги к свободе и рациональному образу жизни. Именно капитализм с помощью свободной торговли разрушил межнациональные и межрасовые барьеры. Именно капитализм запретил крепостничество и рабство во всех цивилизованных государствах мира. В Соединенных Штатах именно капиталистический Север уничтожил рабство на аграрно-феодальном Юге.

Таков был путь человечества на протяжении краткого периода примерно в полторы сотни лет. Поразительные результаты, достигнутые на этом пути, не имеет смысла перечислять здесь снова.

С появлением коллективизма началось движение вспять.

Когда людям вновь начали внушать, что отдельный человек не имеет никаких прав, что верховная власть, моральное руководство и вся сила принадлежит группе, и что человек вне группы не имеет никакого значения, это неизбежно повлекло за собой всеобщую тенденцию к присоединению людей к каким-либо группам. Самый простой вариант коллектива, к которому можно присоединиться, который проще всего распознать – особенно человеку с ограниченными умственными способностями, – меньше всего требующая от человека форма «принадлежности» и «объединения» – это раса.

Именно таким образом теоретики коллективизма, «гуманистические» сторонники «добровольного» тоталитаризма, обеспечили возрождение расизма в XX веке в новой, куда более заразной форме.

В великую капиталистическую эру Соединенные Штаты были самой свободной страной на Земле – и самым лучшим опровержением расистских теорий. Сюда прибывали люди со всего света, некоторые – из сумрачных, культурно ничем не выдающихся государств, и достигали таких высот, которые ни за что не могли бы быть достигнуты в их родных, стонущих под государственным контролем, странах. Люди разных рас, на протяжении столетий убивавшие друг друга, научились жить вместе, в гармонии и мирном сотрудничестве. Америка была названа «плавильным чаном» вполне заслуженно. Но мало кто понимал, что Америка переплавляла людей не в серую массу: она объединяла их, защищая их права на индивидуальность.

Главными жертвами тех расовых предубеждений, которые существовали в Америке, были негры. Эта проблема зародилась и была наиболее стойкой на некапиталистическом Юге, хотя и не ограничивалась его пределами. Преследования негров на Юге были и остаются по-настоящему отвратительными. Но в остальной части страны, пока люди оставались свободными, даже эта проблема постепенно отступала под воздействием просвещения и экономических интересов белых людей.

Сегодня эта проблема вновь обостряется – так же, как и все остальные формы расизма. Америка вновь обратилась к расизму в манере, отсылающей к худшим дням в наиболее отсталых странах Европы XIX века. Причина та же самая: рост популярности коллективизма и тоталитаризма.

Несмотря на пропаганду расового равенства, которая ведется «либералами» в последние десятилетия, Бюро переписей недавно сообщило, что «экономическое положение [негров] по сравнению с белыми не улучшилось за последние двадцать лет». Оно улучшалось в более свободные годы нашей «смешанной экономики», но стало ухудшаться с разрастанием «либерального» государства всеобщего благосостояния.

Возрождение расизма при «смешанной экономике» идет в ногу с усилением государственного контроля. «Смешанная экономика» ввергает страну в официальную гражданскую войну между группами влияния, каждая из которых борется за получение различных привилегий за счет друг друга.

Существование таких групп влияния и их политических лобби сегодня откровенно и цинично признано. Они практически перестали делать вид, что у них существует какая-либо политическая философия, какие-либо принципы, идеалы или долгосрочные цели; и уже практически все признают, что наша страна движется куда-то безо всякого направления, по воле слепой власти быстро сменяющих друг друга тоталитарных шаек, каждая из которых стремится удержать в руках законодательное оружие, чтобы выиграть максимум преимуществ в данный конкретный момент.

В отсутствие какой-либо приемлемой политической философии каждая экономическая группировка действует во вред сама себе, продавая собственное будущее ради сегодняшних привилегий.

В этом отношении политика бизнесменов в течение некоторого времени была наиболее самоубийственной. Но нынешняя политика негритянских лидеров переплюнула даже ее.

Пока они боролись против одобряемой государством дискриминации, права, справедливость и мораль были на их стороне.

Но они больше не борются против этого. Путаница и противоречия, окутавшие расовый вопрос, на сегодняшний день достигли невероятной критической отметки. Пришла пора разобраться с принципиальными аспектами.

Политика Южных штатов по отношению к неграм была и остается постыдным нарушением основных принципов нашего государства. Расовая дискриминация, установленная и поддерживаемая законом, является настолько непростительным попранием прав личности, что расистские нормы Юга должны были быть признаны неконституционными давным-давно.

Ссылаясь на «права штатов», расисты Юга вступают в терминологическое противоречие: не может быть такой вещи, как «право» одних людей на нарушение прав других. Конституционное положение о «правах штатов» имеет отношение лишь к разделению власти между местными и государственными органами управления и служит для защиты отдельных штатов от федерального правительства; оно не дает властям штатов неограниченной, произвольной власти над своими гражданами или привилегии игнорировать их индивидуальные права.

Федеральное правительство действительно использовало расовый вопрос для того, чтобы расширить свою власть и создать прецедент для ограничения законных прав штатов бессмысленным и неконституционным образом. Но это значит лишь то, что все власти были неправы; это не оправдывает политики расистов Юга.

Одно из худших противоречий в этом контексте – позиция многих так называемых «консерваторов» (не только с Юга). которые называют себя защитниками свободы, капитализма, прав собственности и Конституции, но при этом оправдывают расизм. Кажется, они не слишком дружат с принципами, чтобы понять, что рубят сук, на котором сами же сидят. Люди, отрицающие права личности, не могут претендовать вообще ни на какие права, защищать или провозглашать их. Такие «защитники» капитализма на самом деле помогают дискредитировать и разрушать его.

«Либералы» повинны в том же самом противоречии, но в иной форме. Они выступают за жертву личными правами в пользу неограниченной власти большинства, в то же самое время заявляя, что защищают права меньшинств. Но самое малое меньшинство на земле – это личность. Те, кто отрицают права личности, не могут претендовать на защиту прав меньшинств.

Это накопление противоречий, близорукого прагматизма, циничного презрения к принципам, откровенной иррациональности в настоящее время достигло максимума в новых требованиях негритянских лидеров.

Вместо того, чтобы бороться с расовой дискриминацией, они требуют, чтобы расовая дискриминация была узаконена и подкреплена. Вместо того, чтобы бороться с расизмом, они требуют установления расовых квот. Вместо того, чтобы бороться за «цветовую слепоту» в социальных и экономических вопросах, они заявляют, что «цветовая слепота» – это зло, и что «цвет» должен приниматься во внимание в первую очередь. Вместо того, чтобы бороться за равноправие, они требуют особых расовых привилегий.

Они требуют, чтобы на рабочих местах были установлены расовые квоты, и чтобы эти места распределялись на расовой основе, пропорционально процентному соотношению представителей разных рас в местном населении. Например, если негры составляют 25% населения Нью-Йорка, им следует отвести 25% рабочих мест в этом городе.

Расовые квоты были одним из худших зол при любом расистском режиме. Они существовали в университетах царской России, среди населения крупнейших российских городов и т.д. Одним из обвинений в адрес расизма в Штатах была существовавшая в некоторых школах практика тайной системы расовых квот. Когда в анкетах при приеме на работу перестала существовать графа о расовой и религиозной принадлежности, это провозглашалось как триумф правосудия.

Сегодня не угнетатели, а угнетенное меньшинство требует установления расовых квот (!). Это конкретное требование оказалось чрезмерным даже для «либералов». Многие из них выступили против него – справедливо – с отвращением. The New York Times (23 июля 1963 года) писала: «Демонстранты следуют мерзкому принципу в игре "в цифры". Требование 25-процентной (или любой другой) квоты на рабочие места для негров (или любой другой группы) неверно по одной основной причине. это требование введения "системы квот", которая сама по себе является дискриминирующей. Наша газета долго боролась против религиозных квот в судах; мы точно также выступаем против расовых квот на рабочие места, от наиболее престижных до самых незначительных».

Как будто откровенного расизма подобного требования было недостаточно, ряд негритянских лидеров пошли еще дальше. Уитни Янг, генеральный директор Национальной городской лиги (NUL), сделал следующее заявление (TheNew York Times, 1 августа).

«Белые лидеры должны быть достаточно честными, чтобы признать, что на протяжении всей нашей истории существовал особый привилегированный класс, пользовавшийся особыми правами. Это были белые.

Теперь мы говорим так: если два человека, один негр и один белый, имеют равную квалификацию для какой-либо работы, наймите негра».

Задумайтесь о смысле этого заявления. Это не просто требование особых привилегий на расовой основе – это требование наказания для белых людей за грехи их предков. Это требование отказа в работе для белого человека на основании того, что его дед, возможно, практиковал расовую дискриминацию. Но может быть, его дед и не был виновен в дискриминации. А может, его дед вовсе жил в другой стране. Так как эти вопросы во внимание не принимаются, значит, этот белый рабочий обвиняется в коллективном расовом преступлении, состав которого заключается исключительно в цвете его кожи.

Но именно этим принципом руководствовались худшие из расистов-южан, вынося всем неграм коллективное обвинение за любое преступление, совершенное отдельным негром, и относясь к ним как к низшей расе на том основании, что их предки были дикарями.

Такие требования можно прокомментировать только вопросами: «По какому праву? По какому закону? По каким стандартам?.

Эта абсурдная греховная политика разрушает нравственное основание негритянской борьбы. Их дело основано на принципе индивидуальных прав. Если они требуют нарушения прав других людей, они отрицают и нарушают собственные права. В таком случае им можно ответить так же, как расистам-южанам: не может быть такой вещи, как «право» одних людей нарушать права других.

Однако вся политика негритянских лидеров в настоящее время приобрела именно такую направленность. Таково, например, требование введения расовых квот в школах, в связи с чем сотни детей, и белых, и черных, будут вынуждены ходить в школы, расположенные довольно далеко от мест их жительства, – ради сохранения «расовых соотношений». Это опять же чистейшей воды расизм. Как замечают противники этого требования, обязывать детей посещать определенную школу в зависимости от их расы одинаково неправильно, по какой бы причине это не делалось – ради сегрегации или ради интеграции. А идея использовать детей в качестве пешек в политической игре сама по себе должна вызывать отвращение у любых родителей – любой расы, вероисповедания и цвета кожи.

Законопроект о «гражданских правах», сейчас находящийся на рассмотрении в конгрессе, – еще один пример откровенного посягательства на индивидуальные права. Запрет на любые проявления дискриминации в государственных учреждениях и предприятиях абсолютно справедлив: правительство не имеет права ущемлять интересы любой группы или отдельных граждан. Но согласно тому же принципу, у него нет права и ставить определенную группу или отдельных граждан в привилегированное положение за счет ущемления прав других. Кроме того, у него нет права нарушать право частной собственности, запрещая проявления дискриминации на предприятиях, находящихся в частном владении.

Никто, ни негр, ни белый, не может иметь никаких притязаний на собственность другого гражданина. Отказываясь иметь дело с подобным нарушителем права собственности, ее владелец сам не нарушает прав человека. Расизм – отвратительная, иррациональная и аморальная доктрина, но доктрина не может быть запрещена или, наоборот, предписана законодательно. Мы должны защищать право коммунистов свободно высказываться, невзирая на то, что их доктрина также дурна; точно так же мы должны защищать право расистов использовать и свободно распоряжаться той собственностью, которой они владеют. Личный расизм – это не юридическая, а нравственная проблема, и решать ее можно исключительно с личных позиций, например, с помощью экономического бойкота или социального остракизма.

Нет нужды говорить, что если закон о «гражданских правах» будет принят, это станет самым серьезным нарушением прав собственности за всю печальную историю этого вопроса в американской государственности.

То, что сейчас те люди, которые более всего нуждаются в защите индивидуальных прав – негры, – сами оказались в первых рядах разрушителей этих прав, с горькой иронией демонстрирует философское безумие и связанные с ним самоубийственные тенденции нашего времени.

Хотелось бы предупредить каждого из вас: не становитесь жертвами расистов, поддаваясь расизму; не обвиняйте всех негров поголовно за позорно неразумное поведение некоторых их лидеров.

В заключение позвольте процитировать поразительную редакционную статью, опубликованную в The New York Times, – поразительную потому, что подобные идеи вовсе не типичны для нашего времени.

«Вопрос следует ставить не о том, должна ли какая-либо группа граждан, отличающаяся по цвету кожи, чертам лица или культуре, пользоваться определенными правами как группа. Нет, речь идет о том, чтобы не нарушались права любого из американских граждан, вне зависимости от цвета его кожи, черт лица и культуры. Если гражданин владеет всеми правами и привилегиями, данными ему законами и Конституцией страны, о группах волноваться не стоит: на самом деле группы – это не более чем фигура речи».

Сентябрь 1963 г.

Глава 18

Фальшивый индивидуализм

Натаниэль Бранден

Теория индивидуализма – это центральная составляющая философии объективизма. Индивидуализм является одновременно как этико-политической, так и этико-психологической концепцией.

В этико-политическом аспекте индивидуализм утверждает первостепенную значимость индивидуальных прав, принцип, согласно которому каждый человека сам по себе представляет цель, а не средство для достижения чьих-то еще целей. В аспекте этико-психологическом индивидуализм провозглашает независимость человеческой мысли и суждений и наивысшую значимость самостоятельности его интеллекта.

Айн Рэнд сформулировала философскую основу и доказательство истинности индивидуализма в романе «Атлант расправил плечи», показав, что с этической, политической и психологической точек зрения индивидуализм есть объективное условие нормального выживания человека именно как человека, как разумного существа. Он оказывается неотъемлемой составляющей и неизбежным следствием этического кодекса, в котором мерой всех вещей служит человеческая жизнь.

Идея индивидуализма сама по себе не нова; новой является оценка теории индивидуализма в свете объективистской философии и определение последовательной методики реализации этой теории на практике.

Чаще, чем хотелось бы, этико-политический смысл индивидуализма формулировался как: полная свобода действий без учета прав окружающих. Сторонники такой интерпретации нередко ищут ее обоснования у таких авторов, как Ницше и Макс Штирнер.

Очевидно, что альтруистам и коллективистам выгодно навязывать людям именно такое восприятие индивидуализма: человек, который не желает становиться жертвой, непременно стремится приносить в жертву других людей.

Противоречие и непоследовательность такой интерпретации индивидуализма вот в чем: так как единственным рациональным основанием для индивидуализма как этического принципа служит требование выживания человека как человека, то индивидуум не может претендовать на моральное право нарушать права других.

Если он не признает ненарушаемых прав других людей, значит, он не может претендовать на такие же права для себя; он отвергает саму основу прав. Никто не может претендовать на моральное право на противоречие.

Индивидуализм не исчерпывается отрицанием веры в то, что человек должен жить ради коллектива. Того, кто ищет спасения от ответственности за собственную жизнь ценой собственных умственных и физических усилий, и пытается выживать путем подавления, управления и эксплуатации других, никак нельзя назвать индивидуалистом. Индивидуалист – это человек, живущий ради себя самого и своим собственным умом; он не приносит в жертву ни себя другим, ни других себе; он взаимодействует с окружающими не как вор, а как торговец, как партнер, а не как Аттила.

Альтруисты и коллективисты хотят, чтобы люди перестали понимать эту разницу: разницу между торговцем и вором, между партнером и Аттилой.

Если смысл индивидуализма в его этико-политическом контексте извращается и подрывается преимущественно его явными противниками, то смысл индивидуализма в контексте этико-психологическом извращается и подрывается преимущественно теми, кто провозглашает себя его защитниками: теми, кто хочет стереть различия между независимыми суждениями и субъективными прихотями. Это так называемые «индивидуалисты», для которых индивидуализм равен не независимому мышлению, а «независимым чувствам». Но такой вещи, как «независимые чувства», не существует. Независимым может быть только ум.

Индивидуалист – это прежде всего и в наибольшей степени разумный человек. Существование человека зависит от его мыслительных способностей, от наличия у него разума; разумность – это предварительное условие независимости и уверенности в себе.

«Индивидуалист», не обладающий ни независимостью, ни уверенностью в себе, – это логическая несообразность; индивидуализм и независимость логически нераздельны. Основа независимости индивидуалиста состоит в его верности собственному разуму: он отказывается жертвовать своим восприятием фактов реальности, своим пониманием, своими суждениями в пользу чьих-то бездоказательных утверждений. В этом смысл интеллектуальной независимости – ив этом сущность индивидуалиста. Это человек, бесстрастно и непреклонно преданный фактам.

Чтобы выжить, человеку требуются знания, а обрести их можно только посредством познания; человек, отвергающий ответственность мышления, может существовать, только паразитируя на разуме других. А паразит не может быть индивидуалистом.

Иррационалист, поклонник произвольных, необдуманных действий, видящий в знании и объективности лишь «рамки» для своей свободы, живущий настоящим моментом гедонист, руководствующийся исключительно личными эмоциями, не может быть индивидуалистом. «Независимость», к которой стремится иррационалист, – это независимость от реальности; он восклицает, подобно герою «Записок из подполья» Достоевского: «Господи боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь эти законы и дважды два четыре не нравятся?.

Для иррационалиста бытие – всего лишь столкновение его желаний и желаний окружающих; идея объективной реальности ему совершенно чужда.

Бунтарство или необычность сами по себе не являются доказательствами индивидуализма. Точно так же, как индивидуализм не сводится к отрицанию коллективизма, он не сводится и к отсутствию подчинения нормам. Конформист – это человек, который заявляет: «Это верно, потому что другие в это верят», но индивидуалист – это не тот, кто заявляет: «Это верно, потому что я в это верю». Индивидуалист должен говорить: «Я верю в это, потому что это верно с точки зрения рассудка».

В романе Айн Рэнд «Источник» есть фрагмент, заслуживающий упоминания в этой связи. В главе, посвященной жизни и карьере коллективиста Эллсворта Тухи, Айн Рэнд описывает разнообразные группировки писателей и художников, которые он организовал, там были.

«...женщина, которая никогда не использовала заглавные буквы в своих книгах, мужчина, никогда не ставивший запятых... и еще один, который писал поэмы, лишенные рифмы и размера... Был здесь и парень, никогда не пользовавшийся холстом, но мудривший что-то с птичьими клетками и метрономами... Некоторые из друзей указывали Эллсворту Тухи на то, что он, кажется, слегка непоследователен. он такой убежденный противник индивидуализма, а взгляните на всех этих его писателей и художников – каждый из них сумасшедший индивидуалист. "Вы так считаете?" – спокойно улыбался Тухи» [Рэнд А. Источник].

Тем, кто изучает объективизм, не мешало бы понять то, что было известно Тухи: такие субъективисты в своем бунте против «тирании реальности» менее независимы и более паразитичны, чем большинство простых обывателей, которых они столь откровенно презирают. Они ничего не придумывают и не создают; они практически совершенно лишены личности – и отчаянно стараются заполнить пустоту, которая занимает у них место отсутствующего эго, используя единственную признаваемую ими форму «самоутверждения»: вызов ради вызова, иррациональность ради иррациональности, разрушение ради разрушения, капризы ради капризов.

Психически нездорового человека вряд ли кто-нибудь станет обвинять в конформизме, однако как психически больной, так и субъективист отнюдь не являются представителями индивидуализма.

У попыток извратить смысл индивидуализма и в этико-политическом, и в этико-психологическом аспекте имеется общий знаменатель: это попытки разделить индивидуализм и разум. Но принцип индивидуализма можно верно воспринять и оценить лишь в контексте разума и потребностей человека как мыслящего существа. Вне этого контекста любая пропаганда «индивидуализма» становится настолько же произвольной и иррациональной, как и пропаганда коллективизма.

Исходя из этого, объективизм решительно противостоит всем так называемым «индивидуалистам», которые пытаются приравнять индивидуализм к субъективизму.

И также исходя из этого, объективизм должен решительно отмежеваться от любых самозваных «объективистов», которые воображают, что между объективизмом и фальшивым индивидуализмом (сводящимся к заявлениям типа «Это правильно, потому что я так чувствую», «Это хорошо, потому что мне этого хочется» или «Это правда, потому что я в это верю») возможен какой-то компромисс, фундамент для переговоров или возможность сближения.

Апрель 1962 г.

Глава 19

Запугивание как метод аргументации

Айн Рэнд

Бывает, что в ходе дискуссии кто-то из ее участников прибегает к аргументу, который по сути даже нельзя назвать истинным аргументом: это прием, позволяющий закончить дискуссию фактически еще до того, как она началась, и принудить оппонента к согласию, не прибегая к логической аргументации. Обойти логику удается, используя психологическое давление. Поскольку в настоящее время подавляющее большинство дискуссий ведется именно таким образом, и, судя по всему, в ближайшем будущем популярность этого приема будет только расти, имеет смысл научиться своевременно его распознавать и всегда быть готовым к отпору.

Можно обнаружить некое внешнее сходство этого приема с использованием ложной аргументации ad hominem, однако, при одних и тех же психологических корнях, смысл здесь отличен.

Аргументация ad hominem заключается в попытке опровергнуть доводы оппонента, подвергнув осуждению его личные качества.

Пример: «Кандидат X – безнравственный тип, поэтому его доводы лживы».

Метод же психологического давления заключается в угрозе подвергнуть осуждению личные качества оппонента, используя для этого его доводы, которые таким образом оказываются опровергнутыми без обсуждения. Пример: «Только безнравственный человек может не замечать, насколько лживы аргументы кандидата X».

В первом случае безнравственность кандидата X (подлинная или мнимая) предлагается в качестве доказательства лживости его доводов. Во втором случае его доводы в произвольном порядке объявляются лживыми, и это служит доказательством его безнравственности.

Сегодня второй метод применяется чаще, чем все прочие варианты иррациональной аргументации. Его следует отнести к разряду ложных логических заключений, и он может быть назван «аргументацией через запугивание».

Основная характеристика аргументации через запугивание – обращение к личной моральной неуверенности и построение на основе страха, чувства вины или невежества жертвы. Аргумент принимает форму ультиматума, который вынуждает жертву согласиться с определенной идеей без ее обсуждения, под угрозой обвинения в нравственной неполноценности. Схема ультиматума всегда одна и та же: «Только дурной (бесчестный, бессердечный, бесчувственный, невежественный и т.д.) человек может высказывать такие идеи».

Классический пример применения приема запугивания в дискуссии – сказка «Новое платье короля».

Страницы