10 Oct 2024 Thu 22:25 - Москва Торонто - 10 Oct 2024 Thu 15:25   

В этой сказке некие шарлатаны продают королю несуществующие туалеты, утверждая, что их необычайная красота делает их невидимыми для тех, кто нечист сердцем. Какие психологические факторы необходимы для того, чтобы этот прием сработал? Шарлатаны играют на королевской неуверенности в себе; сам король не подвергает сомнению их утверждения и их моральный авторитет; он мгновенно сдается, уверяя, что видит одежду – таким образом, соглашаясь не верить собственным глазам и признать свою умственную неполноценность, лишь бы не подставлять под удар шаткую самооценку. Оценить, насколько он оторван от реальности, можно по тому факту, что он предпочитает пройти по улице нагишом, демонстрируя свой несуществующий туалет народу, лишь бы не подвергнуться моральному порицанию со стороны двух бродяг. Народ, охваченный той же психологической паникой, наперебой выражает громкие восторги роскошным платьем короля – пока какой-то мальчуган наконец не объявляет, что король-то голый.

Прием аргументации запугиванием работает по совершенно такому же принципу, что мы имеем возможность наблюдать сегодня повсеместно.

Все мы постоянно слышим: «Только тот, кто не обладает достаточно тонкой интуицией, может не соглашаться с альтруистической моралью»; «Только невежда может не понимать, что разум доказал свою несостоятельность»; «Только злобный реакционер может защищать капитализм»; «Только откровенный милитарист может выступать против ООН». «Только безумный маргинал может до сих пор верить в свободу»; «Только трус не признает, что жизнь – помойка»; «Только очень легкомысленный человек может гоняться за красотой, счастьем, достижениями, ценностями или вдохновляться героями».

Примером сферы деятельности, полностью основанной на одном лишь приеме запугивания, может служить современное искусство. стоит завести о нем речь, как каждый обыватель из уличной толпы начинает лезть из кожи вон и пытаться переорать остальных в припадке неземного восторга перед каким-нибудь пустым (при этом запачканным) куском холста, стремясь доказать, что он действительно обладает особым восприятием, доступным лишь для некоей таинственной «элиты».

В сегодняшних дискуссиях прием запугивания доминирует в двух формах. В публичных выступлениях и печати он процветает в форме длинных, сложных, запутанных структур невразумительного словоблудия, из которого нельзя понять ничего, кроме моральных угроз. («Только примитивно мыслящий человек может не понимать, что ясность – это чрезмерное упрощение».) Однако в частной, повседневной жизни он существует бессловесно, между строк, в виде невнятных звуков, подразумевающих нечто, не произносимое вслух. Он строится не на том, что сказано, а на том, как это сказано, не на содержании слов, а на интонациях голоса.

Это обычно интонация насмешливого или воинствующего недоверия: «Но вы же не защищаете капитализм, правда?» А если сразу смутить потенциальную жертву не удается, и она честно отвечает: «Конечно, защищаю», – далее диалог развивается примерно в таком ключе: «Да не может этого быть! Это невозможной – «Возможно». – «Но ведь всем понятно, что капитализм устарел!» – «Мне – непонятно». – «Да бросьте вы!» – «Ну, раз мне это непонятно, может быть, вы объясните мне, почему вы так считаете?» – «Ох. Да не смешите же меня!» – «Так вы объясните мне?» – «Ну знаете, если вы этого до сих пор не поняли, я ничем не смогу вам помочь!.

Все это сопровождается вздернутыми бровями, широко распахнутыми глазами, пожиманием плечами, кряхтением, фырканьем – короче говоря, полным арсеналом невербальных сигналов, передающих зловещие намеки и эмоциональные вибрации одного-единственного рода: неодобрения.

Если все эти вибрации оказываются безрезультатными, если подобному участнику дискуссии оказывается надлежащий отпор, то выясняется, что у него нет никаких реальных доводов, никаких доказательств, примеров, объяснений, никакой основы для его заявлений; что вся эта шумная агрессивность предназначена для прикрытия пустоты; что аргументация через запугивание есть не что иное, как признание интеллектуального бессилия.

Легко проследить, каков архетип подобного приема (а также почему он так привлекателен для современных неомистиков). «Тем, кто понимает, не требуется никаких объяснений; тем, кто не понимает, ничего объяснить невозможно». Психологическим источником этого приема является социальная метафизика [Бранден Н. Социальная метафизика].

Социальный метафизик – это человек, который считает сознание других людей выше собственного сознания и выше фактов реальности. Для социального метафизика важнее всего моральное признание со стороны окружающих – важнее, чем истина, факты, здравый смысл и логика. Больше всего на свете, панически, до дрожи, он страшится неодобрения окружающих – так, что ничто в его сознании не может выдержать этого давления; поэтому он готов отвергнуть свидетельства собственных органов чувств и признать неполноценность собственного сознания ради морального признания любого встречного шарлатана. Только социальный метафизик способен всерьез считать, что можно выиграть интеллектуальный спор, намекнув оппоненту: «Но ведь так вас не будут любитъ».

Строго говоря, социальный метафизик не применяет свою аргументацию как осознанный прием: он «инстинктивно» нащупывает ее через интроспекцию – поскольку именно она соответствует его психоэпистемологическому образу жизни. Всем нам приходилось сталкиваться с такими раздражающими типами, которые никогда не слушают, что им говорят, но жадно ловят вибрации голоса собеседника, старательно извлекая из них намеки на одобрение или порицание, и отвечают в соответствии с тем, что, как им кажется, уловили. Это род приема запугивания, направленный на себя самого, воздействию которого социальный метафизик поддается практически всякий раз, когда с кем-либо общается. И если он сталкивается с противодействием, если его идеи подвергаются сомнению, он автоматически прибегает к тому самому оружию, которое кажется самым страшным ему самому: к лишению морального признания.

Так как подобный ужас неизвестен здоровым людям, они могут становиться жертвами аргументации запугивания именно из-за своей неискушенности. Будучи неспособными понять смысл такого приема или поверить в то, что это не более чем бессмысленный блеф, они думают, что слова их оппонента, производящие впечатление самоуверенности и агрессивной убежденности, подкреплены какими-то знаниями или логическими построениями; возникающее у них сомнение дает ему преимущество – ив итоге они остаются совершенно обезоруженными, сбитыми с толку, в полном замешательстве. Именно таким образом молодые, невинные и честные становятся жертвами социальных метафизиков.

Такая практика особенно пышно процветает в аудиториях колледжей. Многие профессора применяют все тот же метод аргументации через запугивание, чтобы подавить проявления независимости мышления среди студентов, избежать вопросов, на которые у них нет ответов, оградить свои произвольные допущения, выдаваемые за истину, от критического анализа и не допустить отклонения от интеллектуального status quo.

«Аристотель? Мой дорогой друг... – утомленный вздох: – Если бы вы прочли статью профессора Спиффкина в... – почтительно – ...январском выпуске журнала Intellect за 1912 год, которую... – уничижительно – ...вы, конечно же, не читали, вы бы знали... – небрежно – ...что идеи Аристотеля давным-давно признаны несостоятельными».

«Профессор X? – (Иксом заменена фамилия известного теоретика экономики свободного предпринимательства.) – Вы цитируете профессора X? О, нет, да вы что?!» – За восклицанием следует саркастический смешок, подразумевающий, что профессор X полностью себя дискредитировал. (В чьих глазах? Об этом умалчивается.

Таких преподавателей часто сопровождает группа «либеральных» подпевал, которые в нужные моменты разражаются хохотом.

В нашей политической жизни прием запугивания стал почти единственным методом ведения дискуссий. Современные политические дебаты состоят преимущественно либо из обвинений и оправданий, либо из угроз и перемирий. Первое, как правило (хотя и не исключительно), практикуется «либералами», второе – «консерваторами». Всех переплюнули в этом отношении «либеральные» республиканцы, которые освоили и ту, и другую схему. первую они используют для своих «консервативных» соратников по партии, а вторую – для демократов.

Все обличительные выступления на таких дебатах представляют собой все тот же знакомый прием запугивания оппонента: они сводятся к уничижительным заявлениям, не подкрепленным абсолютно ничем, рассчитанным на моральную трусость или легкомысленную доверчивость слушателей.

Использовать запугивание вместо настоящих аргументов придумали не сегодня и не вчера; этот прием был известен всем эпохам и культурам, но крайне редко принимал такие масштабы, как сейчас. В политике им пользуются в более бесстыдной форме, чем в других сферах деятельности, но он отнюдь не является исключительно политическим инструментом. Он пронизывает всю нашу культуру, сигнализируя о постигшем ее банкротстве.

Как же противостоять этому приему? Против него существует лишь одно оружие: твердая моральная позиция.

Тот, кто вступает в любую интеллектуальную битву, большую или малую, публичную или частную, не может искать, желать или ожидать одобрения противника. Единственное, что должно приниматься в расчет и что может быть критерием для суждений, это истина или ложь, а не чье-то одобрение или порицание – тем более не того, чьи стандарты противоположны вашим.

Позвольте акцентировать ваше внимание на том, что аргументация через запугивание заключается не во введении моральных суждений в интеллектуальные вопросы, а в подмене интеллектуальных доводов моральными суждениями. Большинство интеллектуальных проблем так или иначе связаны с моральными оценками; если ситуация позволяет, высказывать моральные суждения не только разрешено, но и должно; подавлять их – это демонстрация моральной трусости. Но моральное суждение всегда должно следовать за рассуждениями, на которые оно опирается, а не предварять (или вытеснять) их.

Когда человек обосновывает свое решение, он принимает на себя ответственность за него, а окружающие получают право высказывать ему свои объективные суждения: если обоснования окажутся ошибочными или сфальсифицированными, ему придется самостоятельно расхлебывать последствия. Но вынесение вердикта без предъявления обоснований – это проявление безответственности, сходное с поступком водителя, скрывшегося с места ДТП: и это сущность метода аргументации через запугивание.

Заметьте, что этим методом пользуются те, для кого самым страшным кошмаром является именно обоснованная моральная атака, – и когда они сталкиваются с противником, имеющим твердую моральную позицию, они мгновенно начинают выражать шумный протест, требуя не допускать «морализаторства» в интеллектуальных дискуссиях. Однако обсуждать зло, сохраняя моральный нейтралитет, – значит поддерживать его.

Сталкиваться с приемом запугивания в дискуссиях приходится так часто, что каждый должен осознавать крайнюю важность твердых убеждений и четкой моральной позиции. Этот прием подобен капкану, поджидающему того, кто пойдет в атаку без полноценного, ясного, последовательного набора убеждений, формирующих на всех уровнях вплоть до основания прочную структуру, – кто кинется в битву очертя голову, вооружившись лишь отдельными разрозненными идеями, тонущими в тумане неизвестности, неопределенности, неконкретности и бездоказательности, опираясь лишь на свои чувства, надежды и страхи.

Стоит такому сорвиголове наткнуться в ходе дискуссии на прием запугивания, и судьба его предрешена. Там, где решаются моральные и интеллектуальные проблемы, просто быть правым недостаточно: необходимо быть уверенным в своей правоте.

Самый блестящий пример адекватного ответа на использование аргументации через запугивание был продемонстрирован в американской истории человеком, который, отвергнув моральные стандарты врага и ни на миг не усомнившись в собственной правоте, произнес.

«Если уж нас обвиняют в измене, будем "изменять" по максимуму».

Июль 1964 г.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 ]

предыдущая                     целиком