19 Mar 2024 Tue 05:10 - Москва Торонто - 18 Mar 2024 Mon 22:10   

Как бы то ни было, но, подойдя к последней зыбкой грани между миром и войной, обе стороны — и Финляндия, и Советский Союз, — пока еше не перешагнули ее. Возможностей для предотвращения вооруженного конфликта оставалось все меньше, но они еще были. Самое главное — вплоть до 25 июня жертв еще не было. По счастливому стечению обстоятельств кровь не пролилась даже в тех случаях, когда теоретически это было возможно.

Первой боевой операцией финского флота, имевшей важное значение, стала высадка войск на Аландских островах. Эти острова, перекрывающие вход в Ботнический залив (т.е. в территориальные воды Швеции и Финляндии), принадлежали Финляндии, но в силу многочисленных международных договоров должны были иметь статус демилитаризованной зоны. Для контроля за соблюдением этого режима на островах находилось советское консульство. Идея захвата Аландов в первые же дни войны и прорыва КБФ в Ботнический залив неизменно присутствовала в оперативных планах советского командования по меньшей мере с весны 1939 г. Независимо от того, что знала и чего не знала финская разведка о планах советского руководства, стратегическое значение Аландских островов, «цепью» перекрывающих вход в Ботнический залив, было очевидно для любого военного специалиста.

В ночь с 21-го на 22 июня с материка на архипелаг на 23 кораблях было переброшено 5000 финских военнослужащих с боевой техникой, включавшей в числе прочего 69 орудий. Несмотря на то, что появление финских войск на островах (бесспорно нарушающее международные договора) не создавало прямой угрозы для Советского Союза (точнее говоря — создавало лишь дополнительные препятствия для возможного вторжения советского флота в территориальные воды Финляндии и Швеции), реакция последовала мгновенно. Уже в 6 часов утра 22 июня (т.е. в то самое время, когда в далекой Москве еще только началось (!!!) совещание в кабинете Сталина) самолеты ВВС КБФ нанесли бомбовые удары по финским кораблям и укреплениям на острове Корпо (30 км западнее Турку). Однако, насколько можно судить по имеющимся источникам, потерь судов и жертв среди личного состава не было. Персонал советского консульства (31 человек) был принудительно, но также без жертв, вывезен на материк на финском корабле и затем вернулся на Родину [26].

До 25 июня не привели к потерям и жертвам и установленные финскими подводными лодками минные заграждения в Финском заливе. Первые минные постановки были произведены в ночь с 21 на 22 июня. Затем они были продолжены 23 и 24 июня (встречающиеся иногда сообщения о якобы имевших место минных постановках 17 или даже 14 июня являются вымыслом). Минные заграждения были выставлены в западной части главных судоходных фарватеров Финского залива, в районе острова Гогланд (Суурсаари), маяков Родшер и Вайндло.

В работе М.Йокипии, правда, содержится утверждение о том, что минные заграждения были выставлены и в «заливе Кунда» у побережья Эстонии. Кунда — это маленький поселок (5 тыс. человек в начале 90-х годов) в месте впадения одноименной речушки в воды Финского залива. Соответственно, там с давних времен была рыбачья пристань (а в новые времена появился цементный завод). Что и зачем было там минировать, причем в самом первоочередном порядке, не яcно. Примечательно, что ни в мемуарах наркома ВМФ Кузнецова, ни в мемуарах бывшего командующего КБФ (а позднее — доктора исторических наук) адмирала Трибуц о финских минных заграждениях в бухте Кунда ничего не сказано. Не удивительно, что многие современные российские компиляторы сочли необходимым «усилить и исправить» в этом вопросе многострадальную книгу М.Йокипии и заменили в своих измышлениях «залив Кунда» на Нарвский залив или Копорскую губу. Самые же бессовестные пошли еще дальше на восток и безо всяких сантиментов «заминировали» Кронштадт...

Краснознаменный Балтфлот начал установку минных заграждений в районе острова Гогланд на несколько дней позднее. Первое же сообщение о появлении минных заграждений в центральной части Финского залива поступило утром 24 июня. «Тральщики, конвоировавшие транспорт «Казахстан», обнаружили в восьми милях юго-западнее маяка Вайндло шесть плавающих мин... Все шесть мин находились в районе, где, согласно официальным данным, полученным в 1944 г. от финского командования, их подводная лодка поставила заграждение И-3. То ли финны совершали какие-то типовые ошибки при подготовке своих подлодочных мин, или последние имели какие-то технические дефекты, немногие из них либо всплывали при постановке, либо срывались с якоря чуть позже... ... 4 июля минный заградитель «Урал» и эсминец «Калинин» поставили в проходе между островами Вайндло и Родшер минное заграждение 14-А. В охранении находились сторожевой корабль «Пурга» и два катера МО... За несколько минут до окончания минной постановки, когда отряд подходил к району неизвестного в то время финского заграждения И- 78, впереди, слева и справа от курса обнаружили пять всплывших мин противника... Обнаруженные мины расстреляли катера МО, сопровождавшие отряд...» [106].

Первой потерей стал советский дозорный катер №143, подорвавшийся на установленной финскими подлодками мине в районе маяка Вайндло. Но это произошло в ночь на 3 июля, т.е. через неделю после официального объявления войны.

Возвращаясь к событиям 22—24 июня 1941 г., следует, конечно, признать, что полиостью отрицать любые возможные потери на линии соприкосновения двух армий (например, во время действий групп войсковой разведки на сопредельной территории, а такие действия — по крайней мере со стороны Красной Армии — известны) не приходится. И тем не менее — возможность выбора между «худым миром» и полномасштабным вооруженным конфликтом еще сохранялась.


Глава 3.3 ПОСТАНОВКА ВОПРОСА


Наше повествование подошло к своему главному пункту — к событиям 25 июня 1941 г. Начались эти события накануне, 24 июня 1941 г., когда за подписью наркома обороны СССР маршала Тимошенко вышла директива Ставки Главнокомандования. Впервые эта директива была опубликована только в 1996 г. Вот ее полный текст:

«24 июня 1941 г.

1. Из достоверных источников установлено, что германские войска сосредоточиваются на территории Финляндии, имея цель нанести удар на Ленинград и захватить район Мурманска и Кандалакшу. К настоящему времени сосредоточено до четырех пехотных дивизий в районе Рованиеми, Кемиярви и группа неустановленной численности в районах Котка и севернее полуострова Ханко.

Немецкая авиация также систематически прибывает на территорию Финляндии, откуда производит налеты на нашу территорию. По имеющимся данным, немецкое командование намеревается в ближайшее время нанести удар авиацией по Ленинграду. Это обстоятельство приобретает решающее значение.

2. В целях предупреждения и срыва авиационного удара на Ленинград, намеченного немецким командованием в Финляндии, ПРИКАЗЫВАЮ:

Военному совету Северного фронта с 25.06.1941 г. начать боевые действия нашей авиации и непрерывными налетами днем и ночью разгромить авиацию противника и ликвидировать аэродромы в районе южного побережья Финляндии, имея в виду пункты Турку, Мальми, Порвоо, Котка, Холола, Тампере, в районах приграничных с Карельским перешейком ив районе Кемиярви, Рованиеми (северная Финляндия. — М.С.).

Операцию провести совместно с ВВС Северного и Балтийского флотов, о чем дать соответствующие указания командованию флотов.

Одновременно привести в полную боевую готовность противовоздушную оборону Ленинграда, обеспечив надежное прикрытие Ленинграда от налетов германской авиации достаточным количеством истребителей.

Копии отданных распоряжений донести мне к 24.00 24.06.1941г.

От Ставки Главного Командования Народный Комиссар обороны С. К. Тимошенко» [237].

Когда была разработана и утверждена эта директива? Как уже было выше отмечено, 22—23 июня штабы Северного фронта и Северного флота получили категорические указания прямо противоположного содержания («границу с Финляндией не переходить и не перелетать»). В опубликованном варианте текста Директивы нет ни времени, ни делопроизводственного номера. Однако ориентировочно восстановить хронологию возможно. Директива была подписана за несколько часов до полуночи — в противном случае подчиненные не смогли бы «копии отданных распоряжений донести к 24.00». С другой стороны, судя по «Журналу посещений», нарком обороны Тимошенко и начальник оперативного управления Генштаба Ватутин (исполнявший в тот момент обязанности командированного на Юго-Западный фронт начальника Генштаба Жукова) вошли в кабинет Сталина в 17.30 и вышли в 20.55. В это же время в кабинете Сталина находились Молотов, Берия и Ворошилов. Можно обоснованно предположить, что именно эти люди именно в это время приняли решение, которое было затем оформлено директивой Ставки ГК.

Никто из вышеперечисленных лиц мемуаров не оставил. Мемуары (причем многочисленные) написал бывший нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов. Кузнецов тоже был в кабинете Сталина 24 июня, но очень недолго — всего 15 минут (с 16.45 до 17.00). Судя по воспоминаниям адмирала, на этой встрече обсуждался вопрос о Финляндии: «...На совещании в кабинете И. В. Сталина вечером 24 июня я докладывал о полётах финских и немецких самолетов над Ханко, о бомбардировке наших кораблей в Полярном и не только о сосредоточении немецких войск на финско-норвежской границе (об этом правительство знало раньше), но и о том, что они продвигаются по финской территории к нашим границам...» [192].

25-го и 26 июня о принятых решениях сообщило Совинформбюро. В опубликованном 25 июня (т.е. в день начала массированных авиаударов) сообщении Совинформбюро за 24 июня было сказано: «Финляндия предоставила свою территорию в распоряжение германских войск и германской авиации. Вот уже 10 дней происходит сосредоточение германских войск и германской авиации в районах, прилегающих к границам СССР. 23 июня 6 германских самолетов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолеты были отогнаны. Один самолет сбит, и четыре немецких офицера взяты в плен. 24 июня 4 немецких самолета пытались бомбардировать район Кандалакши, а в районе Куолаярви пытались перейти границу некоторые части германских войск. Самолеты отогнаны. Части германских войск отбиты. Есть пленные немецкие солдаты».

В сводке Совинформбюро за 25 июня (опубликована 26 июня) было упомянуто и о боевых действиях советской авиации против Финляндии: «Наша авиация нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам немцев в Финляндии, а также бомбардировала Мемель, корабли противника севернее Либавы и нефтегородок порта Констанца». Как видим, специально подчеркивать это событие не стали: его упомянули в сложном предложении, наряду с другими бомбардировками, и несколько косноязычно (на территории Финляндии могли быть немецкие самолеты, могли быть немецкие авиачасти, но не «аэродромы немцев»).

О разрыве дипломатических отношений, отзыве послов, расторжении Московского мирного договора, наконец, об объявлении Советским Союзом войны Финляндии Совинформбюро не сообщало — и это было чистейшей правдой.

Советский Союз не разрывал, не отзывал, не расторгал и не объявлял — ни до начала авианалетов, ни после них.

В этом смысле ситуация разительно отличалась от того, как в конце ноября 1939 г. была начата «зимняя война». Стоит заметить, что и фашистская Германия начала войну против СССР по-другому: уже через час после первых орудийных залпов на границе посол Германии в Москве вручил Молотову официальное заявление германского правительства, а в 6 часов утра (по берлинскому времени) с радиообращением о начале войны с Советским Союзом выступил сам Гитлер.

Финляндия объявила о том, что находится в состоянии войны с Советским Союзом, на следующий день, 26 июня 1941 года. И об этом Совинформбюро ничего не сообщило! Ни 26 июня, ни в любой последующий день. Что еще более странно, так как, например, об объявлении войны Венгрией Совинформбюро добросовестно сообщило 28 июня.

Двумя упомянутыми выше сообщениями Совинформбюро (за 24 и 25 июня) и ограничивается тот «массив информации», который был сообщен советскому народу об обстоятельствах начала 2-й советско-финской войны.

Значительно более подробно эти события были описаны в 60—70-х годах, в мемуарной и исторической литературе.

Приведем несколько типичных текстов.

Воспоминания бывшего командующего Северным фронтом М.М. Попова (книга издана в 1968 г., но статья М.М. Попова написана в марте 1964 г.): «В ответ на попытки финской авиации 23 и 24 июня бомбардировать Ленинград, Кронштадт и города К-Ф ССР (здесь и далее подчеркнуто мной. — М.С.) нарком приказал подготовить и 25июня провести объединенными силами бомбардировочной авиации фронта. Северного и Балтийского флотов одновременный удар по аэродромам базирования немецкой и финской авиации на территории Финляндии... Около 20 аэродромов подверглись мощным ударам, в ходе которых было уничтожено или повреждено много самолетов противника...»

«Ордена Ленина Ленинградский военный округ. Исторический очерк» («Лениздат», 1968 г.): «23 и 24 июня немецкие самолеты, базирующиеся в Финляндии, пытались совершить налеты на Ленинград, Кронштадт и города в Карелии. Чтобы предупредить их дальнейшие нападения, советская авиация на рассвете 25 июня нанесла мощные удары по 18 аэродромам противника и уничтожила на земле 30 вражеских самолетов. Кроме того, в воздушных боях сбито 11 самолетов. Удары по вражеским аэродромам продолжались и в последующие дни...»

Мемуары Главного маршала авиации (перед войной — командующего ВВС Ленинградского округа) А.А. Новикова «В небе Ленинграда» («Наука», 1970 г.): «Первые три дня мы вели борьбу лишь с одиночными и небольшими группами самолетов противника, пытавшегося прощупать воздушные подступы к городу... Советские летчики не допустили в июне бомбежек Ленинграда, Кронштадта, Выборга и городов Карелии. Но, отдавая должное нашим пилотам, мы понимали, что неуспех противника в значительной мере обусловлен малой активностью его авиации, главные ударные силы которой здесь еще не вступили в дело... Нужно было принимать срочные меры, чтобы избавить Ленинград от участи городов, подвергшихся яростной бомбардировке в первые же часы войны. Такими мерами могли быть наши активные действия в воздухе.

Рано утром 25 июня я был на узле связи, размещавшемся в полуподвальном помещении здания штаба округа. Последние приготовления, уточнение данных, короткие переговоры с командирами авиасоединений, и на аэродромах заревели моторы. Воздушная армада из 263 бомбардировщиков и 224 истребителей и штурмовиков устремилась на 18 наиболее важных аэродромов противника.

Налет длился несколько часов. Одна группа сменяла другую. Некоторые объекты подвергались 3— 4 ударам. В итоге первого дня враг потерял 41 боевую машину. Успех был налицо, и операция продолжалась. За шесть суток ударам подверглось 39 аэродромов противника. В воздушных боях и на земле враг потерял 130 самолетов и был вынужден оттянуть свою авиацию на дальние тыловые базы — за пределы радиуса действий наших истребителей. Перебазировка эта, естественно, ограничила маневр неприятельских бомбардировщиков... Эта первая в истории советской авиации многодневная операция убедила нас, что массированные удары по глубинным аэродромам — надежное средство борьбы с вражеской авиацией...»

Генерал-майор авиации, профессор М.Н. Кожевников, «Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне» (М., «Наука», 1977 г.): «На отдельных направлениях, где была благоприятная обстановка, советские летчики, ведя активные воздушные бои, одновременно наносили мощные удары по вражеским аэродромам. Такая обстановка сложилась в первые дни войны на северном участке советско-германского фронта, где немецко-фашистские войска перешли в наступление только 29 июня 1941 г. В целях ослабления авиационной группировки врага на данном направлении и срыва готовившегося налета на Ленинград Ставка приказала подготовить и провести массированные удары по аэродромам Финляндии и Северной Норвегии, где базировались авиачасти 5-го воздушного флота Германии и финская авиация. Командованием ВВС Северного фронта был разработан и 24 июня утвержден Военным советом Северного фронта план уничтожения вражеских самолетов на аэродромах на северо-западном направлении.

К участию в операции в общей сложности привлекаюсь 540 самолетов.

Рано утром 25 июня 236 бомбардировщиков и 224 истребителя нанесли первый массированный удар по 19 аэродромам. Враг, не ожидая такого удара, был фактически застигнут врасплох и не сумел организовать противодействия. В результате советские летчики успешно произвели бомбометание по стоянкам самолетов, складам горючего и боеприпасов. На аэродромах был уничтожен 41 вражеский самолет. Наша авиация потерь не имела. В последующие пять суток по этим же и вновь выявленным воздушной разведкой аэродромам было нанесено еще несколько эффективных ударов. По данным воздушного фотоконтроля, советские летчики, атаковав в общей сложности 39 аэродромов, произвели около 1000 самолетовылетов, уничтожили и вывели из строя 130 самолетов противника. Командование немецко-фашистских войск в Финляндии и Северной Норвегии было вынуждено оттянуть свою авиацию на дальние тыловые аэродромы и отказаться на ближайшее время от налета на Ленинград...»


Можно привести еще несколько текстов, но все они будут похожи друг на друга, как матрешки. Обшая линия изложения была задана, и до середины 90-х годов она практически не претерпела заметных изменений. Постараемся сформулировать эту «линию» официальной советской исторической пропаганды как можно точнее и конкретней.

1. Политическая составляющая события (фактическое начало полномасштабной необъявленной войны) полностью обойдена молчанием. Этой стороны произошедшего в сочинениях советских историков просто не существует. Обсуждается всего лишь одна из крупных операций советских ВВС. И не более того.

2. Главным (или даже единственным!) объектом, по которому наносился удар, объявляются аэродромы базирования «авиации противника»

3. Результат операции — выше всяких похвал. «Успех был налицо», противник понес огромные потери (130 самолетов — это две трети всей финской авиации), немногие уцелевшие авиачасти врага принуждены к отступлению «на дальние тыловые аэродромы». Наша авиация «потерь не имела» (по версии Кожевникова) или, возможно, имела какие-то потери, но не заслуживающие особого упоминания.

4. В рамках общей установки на полное игнорирование внешнеполитической составляющей событий 25 июня, о том, что одним из следствий «операции» было вступление Финляндии в войну против СССР, не упоминается вовсе.

Вот краткий конспект того, в чем на протяжении полувека советские историки и мемуаристы были едины.

Заметные различия, однако, встречаются в оценке реально состоявшихся и/или потенциально возможных действий противника, а также — что для советской историографии совсем уже нетипично — в формулировании целей и задач, для решения которых и была проведена столь успешная в целом операция. В этих моментах наблюдается большой разброс мнений.

Сообщение Совинформбюро («23 июня 6 германских самолетов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолеты были отогнаны. Один самолет сбит, и четыре немецких офицера взяты в плен») предельно конкретно (указано место, время, количество самолетов) и — как будет показано в дальнейшем — имеет большое сходство с реальностью.

Бывший командующий Северным фронтом в своих воспоминаниях говорит о «попытках финской авиации» бомбить «Ленинград, Кронштадт и города Карелии». Судя по всему, «попытки» были очень-очень робкими, так как за 13 страниц до процитированной выше фразы М.М. Попов пишет, что «Ленинград и другие объекты на территории округа бомбардировке не подвергались» [194].

Официальная (образца 1968 г.) история Ленинградского военного округа говорит уже о «немецких самолетах», которые, оказывается, «пытались совершить налеты». Как это? Взлетели, полетели, а на полпути раздумали и вернулись? Если самолеты пересекли госграницу и хотя бы приблизились к Ленинграду или каким-то неназванным «городам Карелии», то налет уже состоялся. Он мог быть успешным (для нападающих) или нет, но в любом случае состоялся именно «налет», а не «попытка налета».

Маршал Новиков почти «прямым текстом» сообщает о том, что никаких налетов «на Ленинград и города Карелии» не было вовсе («мы вели борьбу лишь с одиночными и небольшими группами самолетов противника, пытавшегося прощупать воздушные подступы к городу»). Чрезвычайно важно отметить, что ни единым словом не упоминает Новиков и о якобы базировавшихся на финских аэродромах немецких авиачастях.

Профессор Кожевников ни о каких налетах на Ленинград не упоминает вообще, ограничиваясь лишь общей формулировкой: «Сложилась благоприятная обстановка...»

Целью операции в изложении Попова является месть: «В ответ на попытки финской авиации бомбардировать Ленинград...». Новиков же утверждает, что лишь «срочные меры» могли «избавить Ленинград от участи городов, подвергшихся яростной бомбардировке». Кожевников, не мудрствуя лукаво, возвращается к исходной формулировке директивы Ставки Г К («в целях срыва готовящегося налета на Ленинград»).

Еще одним — едва ли заметным для «широких читательских масс», но понятным для специалистов — отличием монографии Кожевникова от других описаний 25 июня 1941 г. являются:

— появление конкретного названия соединения немецкой авиации («5-й Воздушный флот»);

— появление союза «и» («массированные удары по аэродромам Финляндии и Северной Норвегии... авиачасти 5-го Воздушного флота Германии и финская авиация...»).

Вплоть до конца советской эпохи монография Кожевникова, по сути дела, определяла тот максимально допустимый уровень раскрытия темы 25 июня 1941 г., который был возможен для «партийных историков», желающих сохранить остатки самоуважения и научной добросовестности.

Новое время — новые песни. Строго говоря, новых «песен» на сей момент имеется ровно две. Первая — это фундаментальная работа финского историка М.Йокипии, клонированная (иногда — с кавычками и ссылкой на источник, а чаще — без оных) в сочинениях господ Барышниковых (отца и сына), Широкорада и иже с ними. Вторая — это книга [47], в которой, видимо, впервые в отечественной историографии было предложено признать, наконец, бесспорные факты (в первые три дня войны, 22—24 июня 1941 г., немецкая авиация в количествах, заслуживающих упоминания, на финских аэродромах не базировалась и налетов на «Ленинград и города Карелии» не совершала) и включить факт реально состоявшегося 25 июня авиаудара в общую канву событий, начавшихся 17 июня 1941 г. с переброски 1-й танковой дивизии в Заполярье и закончившихся неудачной попыткой вторжения 10-го мехкорпуса на финскую территорию.

Столкновение таких диаметрально противоположных подходов привело к бурной (и по большей части некорректной) дискуссии. Как и следовало ожидать, позиция добровольных реаниматоров истлевших мифов коммунистической пропаганды оказалась весьма парадоксальной. Сначала они долго и возмущенно протестуют против того, что в книге М. Солонина историческое исследование якобы подменено политически мотивированными «обличениями» и вульгарными «разоблачениями». Вдоволь повозмущавшись, они — даже не пытаясь начать обсуждение реальных событий в их взаимосвязи (что, вероятно, и является предметом исторической науки) — приступают сами к шумным обличениям. Только обличают они, разумеется, Финляндию, а неиссякаемый запас «разоблачительных» (с их точки зрения) фактов черпают в одном-единственном источнике (разумеется, в этой роли выступает все та же книга М.Йокипии или ее доморощенные «клоны»).

Логика (если это слово здесь уместно) «обличений» в лучшем случае строится по образу и подобию известного еше древним софизма: «Можно ли считать лысым человека, у которого на голове есть хотя бы один волос?» Применительно к проблеме 25 июня 1941 г. эта «логика» работает так: находится один факт (а многолетний труд профессора Йокипии предоставил читателям такие факты во множестве), свидетельствующий о недружественном отношении Финляндии к могучему восточному соседу, после чего делается вывод о том, что Финляндия в очередной раз «не оставила советскому руководству иного выбора...»


Для того чтобы вывести обсуждение на уровень конструктивной дискуссии, следует, на наш взгляд, начать с самого главного. Самым главным является максимально точное определение существа обсуждаемых вопросов. Только ясное формулирование вопросов позволит сделать шаг к получению столь же ясных и конкретных ответов.

Учитывая же глубокую и многолетнюю «засоренность» проблемы идеологическим «мусором», придется столь же прямо и четко определить и круг вопросов, которые обсуждаться НЕ будут. Итак:

1. Вопрос об отношении Финляндии (правительства, военного командования, партий, парламента, народа) к Советскому Союзу обсуждаться не будет. Почему? Потому, что это очень простой вопрос. Не надо гадать — и не надо годами рыться в архивной пыли — для того, чтобы найти заранее известный ответ. Финляндия ненавидела Сталина и сталинскую империю. Ничего другого нельзя было и ожидать после агрессии 1939 года, после гибели десятков тысяч человек в ледяном аду «зимней войны», после ста тысяч фугасных и зажигательных бомб, упавших на незащищенные финские города, после изгнания из родных домов 400 тысяч человек. Мазохизм, как тяжелое психическое расстройство, встречается у отдельных несчастных людей, но случаи массового, «общенародного» мазохистского умопомешательства истории не известны. В любом случае — Финляндия этим недугом не страдала.

2. Вопросы формально-юридические (была ли Финляндия утром 25 июня 1941 г. нейтральной страной? можно ли считать ее сотрудничество с гитлеровской Германией военным союзом?) обсуждаться также не будут. Почему? По двум причинам.

Во-первых, потому, что никто не в силах объять необъятное, и обсуждение юридических проблем выходит за рамки данного исследования. Автор этой книги не считает себя достаточно компетентным для обсуждения столь сложных вопросов. Более того, едва ли найдутся два специалиста по международному праву, которые смогут прийти к единой оценке той ситуации. По крайней мере, во внешнеполитических ведомствах США и Великобритании к единому мнению так и не пришли. США отказались объявить Финляндии войну, в результате в столице воюющей против СССР Финляндии работало дипломатическое представительство главного военного союзника СССР. Британия — под сильнейшим давлением Сталина — согласилась признать Финляндию союзником Германии и объявить ей войну. Но и это произошло только 6 декабря 1941 г., т.е. после того, как основные события 2-й советско-финской войны уже завершились.

Конечно, сложные вопросы можно сделать очень простыми, если рассматривать их в известной «логике карманника», по мнению которого все началось и закончилось тем, что в переполненном автобусе его схватили за руки и побили по лицу. Вспоминать о том, где ДО этого были его руки и сколько чужих кошельков из чужих карманов они вытащили, карманник, естественно, не любит... Нейтральный статус Финляндии был поставлен под очень большие сомнения уже фактом размещения на ее территории военной базы иностранного государства (советская ВМБ в Ханко). Это обстоятельство было значительно усилено фактом бесконтрольного, фактически, транзита военного снаряжения и войсковых подразделений по железным дорогам Финляндии из Выборга в Ханко.

Наконец, само понятие «нейтралитет» применимо, видимо, лишь к государствам, обладающим суверенитетом. Вызывает определенные сомнения применимость термина «суверенитет» к стране, правительство которой молча выслушивает (и даже принимает к исполнению!) указания соседа о кандидатурах нового президента или вступает в переговоры о принудительной передаче своих природных богатств (никель Петсамо) в концессию все тому же могучему и бесцеремонному соседу...

Во-вторых, обсуждение юридической казуистики ничуть не приближает нас к ответу на те вопросы, которые вынесены в название этой книги и являются ее главной темой. Речь идет вовсе не о том, имел ли Советский Союз формальные основания для нанесения бомбового удара по Финляндии или нет. Эта книга написана для того, чтобы разобраться в другом вопросе: способствовало ли решение, принятое 24 июня и реализованное 25 июня, обеспечению безопасности СССР в целом и его «второй столицы» — в частности?

Применительно к конкретно-историческим условиям июня 1941 года этот вопрос трансформируется в другой: способствовали ли эти действия успешному ведению войны против главного противника — гитлеровской Германии?

На примитивно-бытовом уровне эту простую логику можно проиллюстрировать таким примером: закон не запрещает (а потому каждый гражданин имеет право) уйти в лес и лечь спать голым на снегу зимой. Но абсолютное большинство нормальных трезвых людей не спешат воспользоваться этим правом. Почему? Потому, что это вредно для здоровья (в определенных случаях — смертельно), хотя и законно с формально-юридической точки зрения.

Теперь перейдет от карикатурных метафор к прямым историческим аналогиям.

Болгария была союзником гитлеровской Германии. Это есть факт, подтвержденный официальным присоединением Болгарии к «тройственному Пакту», вводом на ее территорию немецкой армии и фактическим участием болгарской армии в совместных с вермахтом боевых действиях на территории Югославии. Тем не менее, Советский Союз не начал летом 1941 г. боевые действия против Болгарии. Хотя возможности Черноморского флота и его авиации вполне это позволяли.

Япония была важнейшим союзником гитлеровской Германии. Именно эти страны и создали пресловутую «ось Берлин — Рим — Токио». Более того, Япония на протяжении ряда лет проводила крайне враждебную по отношению к СССР политику. Настолько «враждебную», что наши страны дважды стояли на грани полномасштабной войны друг с другом. Тем не менее, ни в июне, ни в июле 41-го Советский Союз войну Японии не объявлял, необъявленных боевых действий на земле, в небесах и на море не начинал. Напротив, были приложены немалые усилия к тому, чтобы война на Дальнем Востоке и не началась.

Италия была старейшим союзником гитлеровской Германии. Более того, Италия официально объявила войну Советскому Союзу. Сделано это было в 12 часов дня 22 июня 1941 г. Итальянцы объявили бы войну и раньше, но до полудня найти советского посла в Риме тов. Горелкина не удалось (он в то воскресное утро нежился на пляже).

А от Венеции до Львова всего-то 1000 км по прямой. Теоретически советские дальние бомбардировщики (ДБ-Зф, Ер-2, ТБ-7) имели дальность полета 3000 км и более. Абстрактно рассуждая, весь промышленно развитый север Италии (Милан,Турин, Генуя, Флоренция) находился в зоне досягаемости советской бомбардировочной авиации. Но бредовая идея начать летом 41-го боевые действия против объявившей войну Советскому Союзу Италии даже не обсуждалась, и уж тем более — не реализовывалась на практике. Хотя с формально-юридической точки зрения подобный безумный шаг был бы совершенно безупречен...

Покончив с перечислением того, что обсуждаться в этой книге не будет, сформулируем теперь семь основных вопросов:

1. Какие силы (части, соединения, самолеты) немецкой и финской бомбардировочной авиации базировались на аэродромах Финляндии?

2. Какие боевые действия против Советского Союза эта авиационная группировка провела в течение 22—24 июня 1941 года? Какие действия планировались командованием противника на ближайшие дни и недели?

3. Каков был реальный масштаб угрозы, создаваемой группировкой авиации противника в Финляндии, в сравнении как с другими угрозами, нависшими над Ленинградом, так и с возможностями ПВО Ленинграда, истребительной авиации Северного фронта и Краснознаменного Балтфлота?

4. Что знало советское командование, советская разведка о дислокации авиачастей противника в Финляндии, о его действиях и планах?

5. Что послужило реальной причиной принятия 24 июня 1941 г. решения о нанесении авиационного удара по Финляндии, каковы были реальные цели и задачи этой операции?

6. Каким был непосредственный результат авиаудара советских ВВС по Финляндии (потери сторон, изменение планов сторон)?

7. Как авиаудар 25 июня сказался на общем ходе войны Советского Союза против Германии и ее союзников?


Вопросы №№ 1,2,3 и 6 достаточно просты. И факт полувекового отсутствия в отечественной историографии внятных и общепризнанных ответов на такие простые вопросы является позором. Вопрос № 7 значительно сложнее, однозначный ответ едва ли будет найден, но дискуссия по этой проблемы возможна и желательна. Что же касается вопросов №№ 4 и 5, то они не могут быть разрешены в рамках имеющейся на сей момент источниковой базы, но по меньшей мере попытка их обсуждения также имеет право на существование.


Глава 3.4 СОСТАВ И БАЗИРОВАНИЕ ВВС СТОРОН


Мы не откроем страшную военную тайну, если напомним, что боевые самолеты не летают стаями, как вольные птицы, а ведут боевые действия в составе соответствующих подразделений, частей и соединений. Части и соединения имеют свои номера, штабы и боевые знамена. А также вполне конкретные места дислокации (базирования). Все это поддается конкретному учету и описанию, каковое описание — применительно к немецкой и финской авиации — давно уже выполнено усилиями двух поколений профессиональных историков. От нас требуется всего лишь добросовестная работа на уровне скромного студенческого реферата. Прежде чем предложить читателю сверхкраткий «реферат», составленный на основании [26, 52, 53, 65, 88, 145, 226, 239, 240, 241, 243, 311], определимся с используемыми терминами и определениями. Это тем более необходимо, учитывая, что немецкие, финские и советские ВВС имели разную структуру и численность основных тактических единиц (об удобстве будущих историков военные руководители, увы, не позаботились).

Начнем с немецкой авиаций, т.к. именно ее присутствие на финской территории стало, как принято считать, главной причиной событий 25 июня 1941 г. Основной тактической единицей люфтваффе была авиационная группа.

В составе авиагруппы люфтваффе было три эскадрильи («штаффеля») по 12 экипажей в каждой. Эскадрилья, в свою очередь, делилась на три звена по 4 экипажа в каждом. Всего в полностью укомплектованной по штатному расписанию авиагруппе люфтваффе должно было быть (с учетом штабного звена) 40 экипажей. Несколько групп (как правило три) входили в состав тактического соединения, которое в русскоязычной литературе принято называть эскадрой («гешвадер» по-немецки). Несколько эскадр люфтваффе сводились в авиационный корпус. Высшей организационной структурой люфтваффе был Воздушный флот, в составе которого, как правило, было два авиакорпуса, т.е. от 5 до 12 эскадр, всего порядка 500— 1000 экипажей.

Обозначались эскадры следующим образом: JG (истребительная), KG (бомбардировочная), StG (штурмовая). Эскадры, вооруженные многоцелевыми двухмоторными истребителями-бомбардировщиками «Ме-110», обозначались как ZG («разрушители») или SKG («скоростные бомбардировщики»). Авиагруппа люфтваффе обозначалась как составная часть соответствующей эскадры. Например, II/KG-53 — это вторая группа 53-й бомбардировочной эскадры.

Особой авиации военно-морского флота (подобной советским ВВС ВМФ или морской авиации США) в Вооруженных силах Германии не было. Для совместных действий с флотом в рамках общей структуры люфтваффе создавались специальные соединения. Например, на имеющем непосредственное отношение к теме нашей книги Балтийском ТВД было развернуто соединение под названием «Fliegerführer Ostsee» (что можно перевести как «авиационное командование Балтики»). В его состав входила бомбардировочная группа KGr-806, группа гидросамолетов (Aufkl.Gr-125), эскадрилья тактических разведчиков.

Основной тактической единицей советской авиации был авиационный полк. Перед войной по действующему штатному расписанию советский авиаполк состоял из пяти эскадрилий по 12 экипажей в каждой и командного звена, всего 62— 64 экипажа (т.е. советский полк по числу экипажей был в полтора раза большеавиагруппы люфтваффе).

В советских ВВС формировались истребительные (ИАП), бомбардировочные (БАП), штурмовые (ШАП) и разведывательные (РАП) авиаполки. Каждый полк имел свой «персональный» номер (например, 123-й ИАП, 40-й БАП). Иногда в названии бомбардировочных полков указывалось их функциональное назначение: скоростной бомбардировочный (СБАП), дальнебомбардировочный (ДБАП), тяжелый бомбардировочный (ТБАП). Несколько полков (от 3 до 5) объединялись в авиадивизию: истребительную (ИАД), бомбардировочную (БАД), смешанную (САД). Штурмовые авиаполки в начале войны входили в состав САДов. Разведывательные авиаполки, как правило, в состав авиадивизий не входили, подчиняясь непосредственно командованию фронтов (1—2 РАПа в составе авиации округа/фронта).

Военно-морской флот СССР имел свою, отдельную от сухопутных войск, авиацию. На уровне подразделений и частей (звено, эскадрилья, полк) структура ВВС ВМФ не отличалась от структуры фронтовой авиации. Но дивизий в составе ВВС ВМФ не было, а соединение из двух (как правило) авиаполков называлось бригадой. Еще одним отличием ВВС ВМФ было существование в его составе так называемых «минно-торпедных» полков (МТАП). Эти полки были вооружены дальними бомбардировщиками ДБ-3 /ДБ-Зф, специально оборудованными для сброса морских глубинных мин и авиационных торпед.

Крайне малочисленные (в сравнении с гигантской авиацией восточного соседа) ВВС Финляндии имели к тому же весьма причудливую структуру, когда в составе двух одинаковых по типу частей могло быть от 3 до 33 самолетов. Дополнительная путаница создается тем, что тактическая единица, примерно соответствующая немецкой авиагруппе, называлась в финских ВВС «авиаэскадрильей» (Lentolaivuie, сокращенно — LLv), а соединение, включающее в своем составе несколько Lentolaivuie и примерно соответствующее сильно недоукомплектованной эскадре люфтваффе, называлось «авиаполком» (Lentorykmentti).

Для того чтобы упростить дальнейшее изложение событий, мы нарушим правильность дословного перевода, и основная тактическая единица финских ВВС (LLv) здесь и далее будет называться «группой», а входящие в ее состав подразделения — «эскадрильями». В состав группы штатно должно было входить три эскадрильи по 12 экипажей в каждой. Истребительные и бомбардировочные группы финской авиации никак не различались по названиям, что, впрочем, не создаст больших проблем для читателя, так как все три бомбардировочные группы (LLv-42, LLv-44, LLv-46) никакого участия в боевых действиях июня 1941 г. не принимали.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 ]

предыдущая                     целиком                     следующая