Скачано 1818 раз
Скачать книгу в формате e-Book(fb2)
Владимир Суравикин
Заметки о Евтушенко
Я долго сомневался – писать ли об этом. Действительно, кого волнуют склонности читающих? Кто-то любит одного поэта, кто-то – другого... Тем более, что памятные даты уже позади. Но вспомнились мелочи известных биографий, часто ничтожные случаи, – как старательно их собирают, и чем дальше, тем старательней. Прошли совсем не столетия, но детали жизней, скажем, Серебряного века – уже раритеты. Может, не стоит пренебрегать и крупицами о Евтушенко? Ведь время не остановишь...
Сейчас уже не вспомнить, когда я впервые обратил на него внимание. Это было наверняка в шестидесятые, на виду была тройка молодых – он, Вознесенский и Рождественский, и казались они очень разными. Людские склонности необъяснимы, и сейчас даже трудно понять – почему меня не привлекли Вознесенский или Рождественский, почему так потянуло к этому порывистому, худощавому молодому человеку? Наверно, потому что писал он, наряду с казённой шелухой, иногда – "на пределе дозволенного", какие-то непривычные, рисково-искренние стихи.
Потом была Москва тех самых шестидесятых, многократно воспетый, но, как я теперь понимаю – весьма неуютный и негостеприимный город, во всяком случае, для ютившейся по общагам иногородней молодёжи. На последних курсах нам читали экономику, и наш лектор, дважды доктор (технических и экономических наук), заметивший мой "нигилизм", на экзамене отложил билет и неожиданно спросил:
– Последнюю вещь Евтушенко видели? ("Уроки Братска" вышли недавно.) Ну-ка, первые строчки?..
Я редко помнил стихи, но тут каким-то чудом вылетело:
Свидание со старыми друзьями –
Чем дольше не видались, тем страшней.
Нас годы беспощадно отрезвляли
Потерями иллюзий и друзей...
– Идите. "Пять".
Несколько ошалев, я поднялся и поблагодарил, поняв, что меня оценили скорее не как "экономиста", а как единомышленника.
Потом опять шли годы, и начались командировки "по Северам, по СибирЯм". В средине семидесятых в одном из северных городков я услышал "Завтра в семь по телеку – Евтушенко, из Дворца Съездов! Два часа!" Многое меняется во времени и в пространстве, но всегда ценно вечернее телевизионное время. Два часа, в семь, из Дворца Съездов? Кем надо быть, чтобы возыметь такое?
Но не было обещанного ни в семь, ни позже, хотя стояло в газетной программе... Включив "Голос Америки", я узнал причину: итальянская "Корьерра Делла Сера" поместила интервью Евтушенко в защиту Синявского и Даниэля. Вот и судите о человеке.
Прошли ещё годы, и декорации снова сменились. Пишущий эти строки – в селе, чем только ни пытается выжить... В один из зимних выходных повезли мы нашу баранину на Центральный рынок. Промёрзший "мясной" павильон, на толпу продавцов – "полторы калеки" покупателей. Но к позднему утру народу прибавилось, и вдруг в проходе появляется высокий мужчина в роскошной дублёнке, не крашеной и перешитой из солдатского тулупа, как у меня, а настоящей, импортной... Евгений Александрович Евтушенко собственной персоной. Молчалив, величественен, как скульптура, и задумчив... При нём – то ли "топтун", то ли знакомец – молодой невысокий крепыш, тащит огромную сумку. Похоже, на шашлыки собрались. Крепыш покупает у меня барана (Евгений Александрович молча наблюдает), и парочка растворяется в толпе... Небожитель вернулся на свои олимпы, а мы – к своим хлопотам.
Примерно в то время я увидел пародию на него у Александра Иванова. Уж не знаю, чем Евгений Александрович так Иванова рассердил, но пародия была злой, с пассажами о свиньях. "Горблюсь я над золочёным корытом..." Было там и о жене-англичанке, и о "сухумском бунгало", а главное – о попытках совместить всё это со спартанскими советскими идеалами. Задача действительно непростая...
Вспомнилось мне всё это годы спустя, когда сменились не только "декорации", но и "театр": я оказался в Америке. Неподалёку от места, где мы живём, есть Гриннелл, маленький городишко, известный, пожалуй, только своим (говорят, престижным) гуманитарным колледжем. В прошлые годы его активно осваивали российские знаменитости, например, там преподавал наш "Арамис" – обаятельный Смехов. Периодически заглядывал с выступлениями и к нам, не пренебрегая небольшой денежкой. Русская "коммюнити" у нас маленькая, но состоявшая в основном из чтящей искусство "интеллигенции всех столиц", так что приезжие в накладе не оставались. Кто бы мог подумать – чтобы послушать в небольшом зале Сергея Хрущёва и Войновича, Городницкого и многих других, а потом поговорить и чокнуться с ними за вечерним столом, надо было уехать в американскую провинцию...
Не забуду фурор среди русских, когда прошёл слух: в Гриннелле – Евтушенко, скоро приедет к нам! Зала, подобного Дворцу Съездов, у нас для него не нашлось, но не похоже, чтобы это очень смутило Евгения Александровича. Постаревший и как-то высохший, но не потерявший резкости движений и пронзительности взгляда, в один из вечеров он приехал, встал у микрофона и оглядел зал... Как раз против него сидела хорошенькая Мариночка, жена сына нашего президента. Именно её и изводил сверлящим взором старый бонвиван, естественно хорошо понимавший и демонстративность, и ироничность всей картины...
Вечером, после концерта, – традиционное застолье в доме пригласившего. Евгений Александрович прост и доступен, со сдержанным остроумием отвечает на вопросы и раздаёт автографы, не забывая оценить русскую кухню из американских продуктов. После третьей стопки он уже вспомнил купленного у меня барана, а после четвёртой – вспомнил и меня... Можно поиронизировать, а можно пофилософствовать над переменами, пронесшимися в России, и сравнить "небожителя" Евтушенко, чуть задержавшегося против меня на Центральном рынке, со всё так же ярким, но вполне доступным Евгением Александровичем, потягивавшим спиртное за вечерним русско-американским столом.
Многое мелькнуло в моей голове в тот вечер. Например, что лучше: "быть первым парнем на селе или последним в городе?" Иметь статус "инженера человеческих душ", небожителя – для миллионов тех, кто "только и счастлив тем, что не знает, как хороша может быть жизнь?" Или быть обычным вузовским профессором (пусть ещё и известным для немногих зарубежным литератором) там, где свобода перемещения по миру, хорошая машина и летнее бунгало не вызовут "свинских" аллюзий, потому что привычны, как небо над головой? Каждый на это ответит по-своему. Многие российские (советские?) знаменитости, уехавшие было на Запад, вернулись назад. За былыми успехами? Не будем судить и гадать.
Как человек известный и многими любимый, вряд ли бы пожалел о возврате и Евтушенко: его многолетняя слава советских времён позволяла так думать. Но он сделал иной выбор (так и тянет пошутить – несмотря на горячий советский патриотизм), и осел в Америке с начала 90х. Последуем за Новодворской и не будем к нему придирчивы: при всей спорности многого из того, что он написал, при всех слухах о сотрудничестве с КГБ – он остаётся замечательным поэтом для миллионов (включая пишущего эти строки), навечно и при любых его выборах.
Превращение советского "небожителя" в обычного американского профессора и выступление в скромном зале напомнили тогда и о побочном явлении наших больших перемен: о непростом "притирании" нынешнего российского искусства на Западе. Перестав во многом быть орудием идеологической борьбы, оно лишилось скудной, но гарантированной прикормки от властей и оказалось без руля и без ветрил на хаотичном рынке Запада. Немудрено, что кто-то растерялся... Но мировая "ярмарка тщеславия" всё расставляет по местам – не по справедливости (она не известна никому), а по востребованности. Не слышно, например, жалоб на судьбу от российских певцов в Метрополитен Опера... Находят своё место и некоторые другие.
По понятным причинам хуже всего тут литературе, а в ней – поэзии. У меня в последние годы Евтушенко вызывал уважение видимой смиренностью, с которой он отказался от роли знаменитости в России, и спокойно вошёл в рядовой (хотя и профессорский) статус в Америке. При всей его склонности к саморекламе, это говорит о ясном понимании простого факта: стихи, даже замечательные и даже при хорошем переводе, – в другой культуре и на другом языке не воспроизводимы, как, увы, не воспроизводимы дух времени и жизнь, в которых они создавались.
Страницы
целиком
