Увидев Реардэна в толпе, она удивилась, что не заметила, как он вышел из вагона; он шел в ее сторону, но из хвостовой части поезда. Он был один. Шел он обычным быстрым, целеустремленным шагом, сунув руки в карманы пальто. С ним не было женщины или попутчика, только носильщик спешил следом с чемоданом, который она узнала.
В разочаровании, которого она не хотела признать, Лилиан отчаянно пыталась отыскать фигуру женщины, которая могла отстать от Реардэна. Она была уверена, что угадает его выбор, но не видела подходящей кандидатуры. Потом она заметила в конце поезда личный вагон. Женщина, стоявшая возле него и разговаривавшая со служащим вокзала, была не в мехах и вуали, а в строгом пиджаке спортивного покроя. Ее наряд подчеркивал грациозность стройного тела и уверенную осанку хозяйки. Это была Дэгни Таггарт. Лилиан Реардэн все поняла.
– Лилиан! В чем дело?
Она услышала голос Реардэна и ощутила, как его рука сжимает ее руку. Он смотрел на нее как на жертву внезапного несчастного случая. Он видел перед собой бессмысленное лицо с размытым ужасом взглядом.
– Что произошло? Что ты здесь делаешь?
– Я… привет, Генри… Я пришла встретить тебя… Так, без особой причины, мне просто хотелось встретить тебя. – Страх покинул ее, но она говорила странным безжизненным тоном: – Я хотела тебя видеть, это был порыв, внезапный порыв, и я не устояла, потому что…
– Но ты выглядишь… выглядела нездоровой.
– Нет… нет, может быть, у меня закружилась голова, здесь душно… Я не могла не прийти, потому что вспомнила дни, когда это радовало тебя… Это минутная иллюзия…
Ее слова звучали заученным уроком.
Она знала, что должна что-то говорить, в то время как ее разум пытался усвоить значение неожиданного открытия. Слова являлись частью плана, которым она хотела воспользоваться, если бы встречала Реардэна после того, как он обнаружил в своем купе розы.
Он не ответил, лишь хмуро смотрел на нее.
– Я скучала по тебе, Генри. Я знаю, в чем признаюсь, но не надеюсь, что для тебя это еще что-то значит. – Ее слова не вязались с напряженным лицом, губами, которые с трудом шевелились, глазами, которые осматривали платформу и избегали смотреть на него. – Я хотела… просто хотела удивить тебя… – На ее лицо снова вернулось проницательно-целеустремленное выражение.
Реардэн взял ее под руку, но она резко отстранилась:
– Ты мне так ничего и не скажешь, Генри?
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Тебе до такой степени неприятно, что жена приезжает встретить тебя?
Она посмотрела в конец платформы – Дэгни Таггарт приближалась, но он не видел ее.
– Пойдем, – предложил он.
Она не тронулась с места:
– Неужели?
– Что?
– Неужели тебе неприятно?
– Нет, мне не неприятно. Я просто не понимаю. Расскажи мне о поездке. Уверена, что она была приятной.
– Ладно, поговорим дома.
– А разве ты когда-нибудь давал мне возможность поговорить с тобой дома?
Лилиан говорила с бесстрастной медлительностью, словно заполняя словами время. Он не находил этому объяснения.
– Я надеялась на несколько секунд твоего внимания, как сейчас, – между поездами, деловыми встречами и всеми теми важными делами, которые круглосуточно не отпускают тебя, всеми твоими великими достижениями, такими как… Здравствуйте, мисс Таггарт! – резко произнесла она громким и четким голосом.
Реардэн обернулся. Дэгни проходила мимо них, но остановилась.
– Здравствуйте. – Она приветствовала Лилиан наклоном головы, ее лицо ничего не выражало.
– Мне очень жаль, мисс Таггарт, – сказала Лилиан улыбаясь, – вы должны извинить меня, если я не смогу найти нужных слов, чтобы выразить сожаление по поводу случившегося. – Она обратила внимание на то, что Реардэн и Дэгни не поздоровались. – Ведь фактически вы возвращаетесь с похорон вашего ребенка от моего мужа, не так ли?
На губах Дэгни проступили удивление и презрение. Она слегка наклонила голову в прощальном кивке и двинулась дальше по платформе.
Лилиан бросила на Реардэна нарочито выразительный взгляд. Он смотрел на нее равнодушно, но был озадачен.
Она молчала. Без единого слова она последовала за ним, когда он отвернулся и пошел к выходу. Она поймала его взгляд, когда они ехали в отель "Вэйн-Фолкленд". Заметив, как нервно она сжимает губы, Реардэн понял, что в ней кипит неистовая ярость. Он никогда прежде не видел, чтобы она переживала сильное чувство.
Она резко обернулась, чтобы взглянуть ему в глаза, как только они оказались в номере:
– Итак, вот это кто?
Он не ожидал этого. Он смотрел на нее, отказываясь верить в то, что он понял ее вопрос.
– Дэгни Таггарт – твоя любовница, да?
Он не ответил.
– Я случайно выяснила, что тебя не было на "Комете". Так что я знаю, где ты спал четыре предыдущие ночи. Ты признаешь это, или мне нанять детективов, чтобы они выяснили это у поездной бригады или ее прислуги? Это Дэгни Таггарт?
– Да, – спокойно ответил он.
Ее рот искривился в безобразной улыбке; она пристально смотрела мимо него.
– Мне следовало бы знать. Я должна была догадаться. Потому ничего и не получилось!
В полном замешательстве он спросил:
– Что не получилось?
Она отошла назад, как бы вспомнив о его присутствии:
– Вы с ней… тогда, на приеме у нас дома?
– Нет. Но с тех пор.
– Замечательная деловая женщина, – съязвила Лилиан. – Выше подозрений и женских слабостей. Великий разум, неподвластный плоти. – Она усмехнулась. – Браслет… – сказала она спокойно, это прозвучало так, словно слова выпали из потока ее размышлений. – Вот что она значила для тебя. Вот оружие, которое она дала тебе.
– Если ты и правда понимаешь, о чем говоришь, то да.
– Думаешь, что отделаешься так легко?
– Отделаюсь? – Он недоверчиво смотрел на нее, в его глазах появилось удивленное любопытство.
– Вот почему на суде… – Она запнулась.
– При чем здесь суд? – Она дрожала.
– Ты, конечно, понимаешь, что я не допущу, чтобы это продолжалось.
– Какое это имеет отношение к суду?
– Я не позволю тебе встречаться с ней. С кем угодно, только не с ней.
Он выждал секунду и ровным голосом спросил:
– Почему?
– Я не позволю. Ты прекратишь эти отношения!
Он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, но таившаяся в его глазах твердость была для нее самым страшным ответом.
– Ты покончишь с этим, оставишь ее! Ты не будешь с ней встречаться!
– Лилиан, если ты хочешь обсудить это, тебе лучше понять: ничто не заставит меня покончить с этим.
– Но я требую!
– Я уже сказал: ты можешь требовать чего угодно, но не этого!
Он заметил в ее глазах отражение растущего ужаса. В ее взгляде не было понимания, в нем горела ярость – Лилиан отказывалась понимать, она словно хотела превратить свою ярость в щит и надеялась не на то, что этот щит спасет ее от реальности, а на то, что реальность перестанет существовать.
– Но я вправе требовать этого от тебя! Твоя жизнь принадлежит мне. Она – моя. Моя, ты клялся в этом! Ты обещал служить моему счастью. Не своему, а моему! Что ты для меня сделал? Ты ничего мне не дал, ничем не пожертвовал, тебя ничто не интересовало, кроме себя, – твоя работа, твои заводы, твой талант, твоя любовница! А как же я? За мной право первенства! Я требую оплаты! Мой счет – это ты!
Выражение лица Реардэна заставило ее голос подняться на самые верхние ноты от страха. Она не видела ни злости, ни страдания, ни вины, его взгляд воздвиг лишь одно непреодолимое препятствие: стену безразличия.
– Ты подумал обо мне? – прокричала она ему в лицо. – Подумал, что ты делаешь со мной? Ты не имеешь права продолжать эту связь, ты проводишь меня через все круги ада каждый раз, когда спишь с этой женщиной. Я не могу этого вынести, не могу думать об этом! Ты хочешь принести меня в жертву своей животной страсти. Неужели ты настолько жесток и эгоистичен? Ты получаешь удовольствие ценой моих страданий? Ты не откажешься от этого, хотя это причиняет мне такую боль?
Чувствуя бессмысленность своего удивления, Реардэн лицезрел то, что раньше едва замечал. Сейчас он видел уродливую пустоту, бессмысленность мольбы о жалости и сострадании, произносимой требовательным тоном бушующей ненависти.
– Лилиан, – очень тихо сказал он, – я не откажусь от этого даже ценой твоей жизни.
Она услышала это. Она услышала в его словах больше, чем он мог знать. Его удивило, что она не закричала в ответ, а напротив, успокоилась.
– Ты не имеешь права… – уныло сказала она. И в этих словах была поразительная беспомощность человека, который знает, что его слова бессмысленны.
– Каковы бы ни были твои права на меня, – сказал он, – никто не может требовать от другого, чтобы тот уничтожил себя.
– Неужели она так много для тебя значит?
– Намного больше.
По лицу Лилиан было видно, что к ней вернулась способность думать, так как на нем проступило коварство. Она молчала.
– Лилиан, я рад, что ты знаешь правду. Сейчас, все понимая, ты можешь выбирать. Ты можешь развестись со мной или попросить, чтобы все оставалось по-прежнему. Это твой единственный выбор, все, что я могу тебе предложить. Думаю, ты знаешь, что я хочу развестись. Но мне не нужны жертвы. Не знаю, какие выгоды ты видишь в нашем браке, но если они существуют, я не буду настаивать на разводе. Не знаю, зачем я тебе нужен, не знаю, что я для тебя значу. Не знаю, к чему ты стремишься, в чем твое счастье и чего ты добиваешься, находясь в невыносимом для нас обоих, я думаю, положении. По моим понятиям, тебе следовало бы развестись со мной давным-давно. По моим понятиям, сохранение нашего брака стало жестоким обманом. Но у меня не такие принципы, как у тебя. Я не понимаю их и никогда не понимал, но приму. Если такова твоя любовь ко мне, если положение моей жены имеет для тебя значение, я не откажу тебе в этом. Это я нарушил обещание, и я постараюсь загладить свою вину, насколько смогу. Конечно, я мог бы подкупить одного из нынешних судей и добиться развода в любой момент, как только пожелаю. Но я не сделаю этого. Я сдержу свое слово, если ты хочешь, но только таким образом. Выбирай, но если решишь остаться со мной, ты не должна говорить о ней, не должна подавать виду, что все знаешь, когда встретишь ее. Ты не должна касаться этой стороны моей жизни.
Она молча смотрела на него, немного ссутулившись, как будто небрежностью позы хотела выразить свое пренебрежение, как будто не хотела ради него сохранять изящество.
– Мисс Дэгни Таггарт… – сказала она и усмехнулась. – Сверхженщина, которую заурядные жены не смели ни в чем заподозрить. Женщина, которую не интересовало ничего, кроме бизнеса, и которая вела дела с мужчинами, словно была мужчиной. Женщина сильного духа, которая платонически восхищалась тобой, просто твоим гением, твоими заводами и твоим сплавом! – Она усмехнулась. – Мне следовало знать, что она просто самка, которая хотела тебя так же, как любая другая, потому что ты так же искусен в постели, как и в работе, насколько я могу судить. И она оценила это выше, чем я, она ценит мастерство в любой области и, возможно, не пропустила ни одного стрелочника на своей дороге!
Она остановилась, потому что впервые в жизни увидела лицо человека, способного на убийство. Но Реардэн не смотрел на нее. Она вообще не была уверена, что он ее видел или слышал ее голос.
Он слышал свой голос, говорящий слова, слишком похожие на эти, Дэгни в освещенной полосками солнечного света спальне дома Эллиса Вайета. Он видел внутренним зрением ночи с Дэгни и ее лицо в те мгновения, когда его тело расставалось с ее телом, когда она лежала без движения и от ее лица исходило сияние, сияние молодости, раннего утра, благодарности за то, что живешь. Он видел лицо Лилиан, каким оно было, когда она лежала с ним в постели, – безжизненная маска с уклончивым взглядом, едва заметной презрительной усмешкой на губах – выражением, которое разделяло вину в совершении чего-то непристойного. Он видел, кто был обвинителем, а кто – обвиняемым; он понял, насколько постыдно позволять, чтобы бессилие считало самое себя добродетелью, а полноту жизненных сил – пороком; с необычайной ясностью, потрясенный мгновенным озарением, он ощутил все безобразие того, во что когда-то верил.
Это был лишь миг, понимание, не получившее словесной оболочки, знание, пришедшее как чувство, без осмысления. Потрясение вернуло его к выражению лица Лилиан и звуку ее голоса. Неожиданно она показалась ему посторонним человеком, с которым нужно выяснить все немедленно и окончательно.
– Лилиан, – сказал он ровным голосом, не удостоив ее даже гнева, – ты не имеешь права говорить о ней со мной. Если ты попытаешься еще раз, я отвечу тебе, как ответил бы хулигану: я тебя ударю. Ни ты, ни кто-либо другой не смеет обсуждать ее.
Она взглянула на него.
– Неужели? – Ее вопрос прозвучал до странности обыденно, будто слово было подброшено в воздух, а в ее сознании появился крючок, чтобы поймать его. Казалось, она обдумывала неожиданную мысль.
Он сказал тихим голосом человека, уставшего удивляться:
– Я думал, ты будешь рада узнать правду. Я думал, ты предпочитаешь знать ради любви или уважения, которое питала ко мне, что если я и предал тебя, то не пошло и банально. Я предал тебя не ради какой-нибудь хористки, а ради самого чистого и серьезного чувства в моей жизни.
Яростный рывок, которым она приблизилась к нему, был непроизвольным, как и выражение откровенной ненависти на ее перекошенном лице.
– Чертов идиот!
Он оставил это без ответа.
К ней вернулось самообладание, а вместе с ним и легкая насмешливая улыбка.
– Полагаю, ты ждешь моего ответа? – спросила она. – Нет, я не разведусь с тобой. Даже не надейся. Все останется, как сейчас, если ты это предлагаешь и если ты хочешь. Посмотрим, сможешь ли ты пренебречь всеми моральными принципами и выйти из этого положения!
Реардэн не слушал ее. Она надевала пальто, говоря, что возвращается домой. Он не заметил, как за ней закрылась дверь. Он не двигался, находясь во власти чувства, которого никогда прежде не ощущал. Он знал, что должен обдумать все позже, осмыслить и понять, но в этот миг ему хотелось только не спугнуть ощущение свершившегося чуда.
Это было чувство свободы, Реардэн словно стоял в потоке чистого воздуха, помня об упавшем с плеч грузе. Он испытывал чувство полного освобождения. Ему были безразличны чувства Лилиан, ее страдания и ее судьба. И еще он знал: это не только не имело для него значения, но и не должно было что-то значить.
Глава 6. Чудесный металл
– А пройдет у нас этот номер? – спросил Висли Мауч. Его голос был высоким от гнева и тонким от страха.
Никто не ответил. Джеймс Таггарт неподвижно сидел на краешке кресла и смотрел на Мауча исподлобья. Орен Бойл, стряхивая пепел с сигары, сильно ударил по пепельнице. Доктор Флойд Феррис улыбнулся. Мистер Уэзерби сжал губы и скрестил руки на груди. Фред Киннен, глава Объединенных профсоюзов Америки, перестал расхаживать по кабинету, сел на подоконник и тоже сложил руки на груди. Юджин Лоусон, который, сгорбившись, бездумно перебирал цветы, стоявшие на низком стеклянном столике, возмущенно выпрямился и поднял глаза. Мауч сидел за столом, положив кулак на лист бумаги.
Юджин Лоусон ответил первым:
Страницы
предыдущая целиком следующая
Библиотека интересного