19 Mar 2024 Tue 12:40 - Москва Торонто - 19 Mar 2024 Tue 05:40   

Реардэн долго молча смотрел на него, затем золото выскользнуло из его рук.

Глаза Даннешильда не следили за слитком, а по-прежнему спокойно смотрели на Реардэна.

– Вы бы предпочли, чтобы я оказался законопослушным гражданином, мистер Реардэн? Если так, по какому закону мне жить? По указу десять двести восемьдесят девять?

– Рагнар Даннешильд, – произнес Реардэн, будто разом увидев все десять лет, заключавшие в себе бесконечный список преступлений, заключенных в этом имени.

– Подумайте, мистер Реардэн. Сейчас в нашем распоряжении два способа существования: стать бандитом и душить безоружные жертвы или стать жертвой и работать на благо душителей. Я отказался стать тем или другим.

– Вы выбрали существование за счет силы, как они.

– Да – но только открыто. Честно, если хотите. Но я не отнимаю у тех, чьи руки связаны, а рот заткнут кляпом. Я не требую от своих жертв помощи, не говорю, что действую ради их блага. Я ставлю на карту свою жизнь, и они могут сразиться со мной в честной битве оружием или умом. Честной. Я против вооруженных сил, пушек, самолетов и линкоров пяти континентов. Если хотите высказать нравственные соображения, мистер Реардэн, тогда уж скажите, кто человек более нравственный: я или Висли Мауч?

– У меня нет ответа, – чуть слышно сказал Реардэн.

– Почему это вас шокирует, мистер Реардэн? Я просто живу по закону системы, которую установили мои сограждане. Они считают достойным вести дела с позиции силы, и я даю им то, что от меня требуется. Они считают целью моей жизни служение им. Что ж, пусть они еще более уверуют в это. Если они думают, что мой разум принадлежит им, пусть придут и заберут его.

– А какую жизнь выбрали вы? Какому делу вы служите?

– Делу моей любви.

– Любви к чему?

– К справедливости.

– Вы стали пиратом, чтобы служить справедливости?

– Чтобы приблизить тот день, когда мне не надо будет оставаться пиратом.

– И когда же придет этот день?

– Тогда, когда вы сможете свободно получать прибыль от металла Реардэна.

– Ничего себе! – засмеялся Реардэн. – И это ваша цель?

Лицо Даннешильда не изменилось.

– Да.

– Думаете, вы доживете до этого дня?

– Да. А вы?

– Нет.

– Тогда чего вы ждете, мистер Реардэн?

– Ничего.

– Какому делу вы служите?

Реардэн взглянул на него:

– Почему вы спрашиваете?

– Чтобы вы поняли, какому делу я не служу.

– Я никогда не стану одобрять действий преступника, и не думайте.

– Я и не рассчитываю на это. Просто хочу помочь вам кое-что понять.

– Если то, что вы мне рассказали, правда, почему вы стали бандитом? Почему просто не вышли из игры, как… – Он запнулся.

– …как Эллис Вайет, мистер Реардэн? Как Эндрю Стоктон? Как ваш друг Кен Денеггер?

– Да!

– А вы бы это одобрили?

– Я… – Реардэн замолчал, удивленный собственной мыслью.

Он увидел улыбку Даннешильда – словно на холодном каменном склоне проступила первая весенняя зелень. Реардэн неожиданно осознал, что лицо Даннешильда более чем красиво, оно обладало завораживающим совершенством: суровые, гордые черты, надменный рот викинга. Похоже, сам Даннешильд не знал об этом; мертвенная строгость его лица не допускала, чтобы кто-то имел наглость им восхищаться. Но улыбка поражала живостью.

– Я согласен с вами, мистер Реардэн. Но я избрал для себя особую миссию. Я охочусь за человеком, которого хочу уничтожить. Он умер много столетий назад, но пока в человеческой памяти не будет стерто последнее воспоминание о нем, мир не станет местом, где возможна достойная жизнь.

– Кто этот человек?

– Робин Гуд.

Реардэн смотрел на Даннешильда непонимающим взглядом.

– Этот человек грабил богатых и отдавал награбленное бедным. Ну а я – граблю бедных и отдаю все богатым. Точнее, я отбираю у ворующего бедняка и отдаю трудолюбивому богачу.

– Что, черт возьми, вы хотите сказать?

– Вспомните, что вы читали обо мне в газетах, когда они еще писали об этом. Я не ограбил ни одного частного судна и никогда не отнимал частную собственность. Я никогда не нападал на военный корабль, поскольку задача военно-морского флота – защищать от применения силы граждан, которые платят за его существование, а это и есть прямая обязанность государства. Я захватывал все суда бандитов, которые могли достать мои орудия: каждое судно с правительственной помощью, каждое судно, отданное взаймы или подаренное, каждый борт с товарами, которые были силой отняты у одних людей, чтобы быть переданными другим, которые за это благо не платили и этого не заслуживали. Я грабил корабли, ходившие под флагом идеи, с которой я веду войну, идеи, что нужда – идол, требующий человеческих жертв, что нужда одних ножом гильотины висит над другими. Эта идея провозгласила, что наш труд, наши надежды, планы, усилия всецело подчинены тому моменту, когда этот нож упадет на наши головы, что чем талантливее человек, тем в большей опасности он находится. Успех приводит на эшафот, а неудача дает право дернуть за веревку. Робин Гуд обессмертил этот ужас, превратив его в идеал праведности. Говорят, он боролся против грабителей, стоящих у власти, и возвращал имущество ограбленным, но не здесь кроется смысл дошедшей до нас легенды. Робин Гуд остался не защитником собственности, а защитником нужды, не защитником ограбленных, а благодетелем бедных. Он заслужил ореол благодетеля, потому что занимался благотворительностью, используя богатства, которыми никогда не владел, раздавал блага, которых не производил, заставлял других платить за свою изощренную жалость. Он стал символом идеи, что нужда, а не достижение является источником прав, что главное не производить, а нуждаться, что заработанное нам не принадлежит, а незаработанное принадлежит. Он стал оправданием всякой посредственности, которая не способна заработать себе на хлеб и поэтому потребовала лишить людей, которые богаче ее, их собственности. Он заявил, что хочет посвятить жизнь тем, кто ниже, за счет ограбления тех, кто выше. И это подлейшее существо, дважды паразит – он присосался к ранам бедных и питался кровью богатых – объявлен нравственным идеалом! Это привело к тому, что чем больше человек трудится, тем ближе он к утрате своих прав. А если человек талантлив, он превращается в бесправную тварь, жертву всех желающих, потому что теперь достаточно нуждаться, чтобы подняться выше прав, принципов, нравственности, подняться туда, где все разрешено, даже грабеж и убийство. Хотите знать, почему рушится мир вокруг нас? Именно с этим я борюсь, мистер Реардэн. И пока люди не поймут, что Робин Гуд самый безнравственный и презренный из всех легендарных героев, не будет на земле справедливости и не будет у человечества надежды выжить.

Реардэн слушал и ощущал, что все его тело немеет. Но из этой немоты, как начавший свое движение к свету росток, пробивалось чувство, которого он не мог понять. Это чувство казалось знакомым и очень далеким, как что-то давно пережитое и позабытое.

– В действительности, мистер Реардэн, я полицейский. В обязанности полицейского входит защита людей от преступников, если считать преступниками тех, кто, используя силу, лишает людей собственности. Обязанность полицейского – возвращать похищенное владельцам. Но когда грабеж узаконен, а обязанностью полиции сделалась не защита, а разграбление собственности, тогда полицейским должен стать пират. Я продаю грузы, захваченные мною, особым клиентам в этой стране, и они платят мне золотом. Я продаю подобные грузы контрабандистам и воротилам черного рынка в народных республиках Европы. Вы знаете условия жизни в этих республиках? Поскольку производство и торговля, а не насилие объявлены преступлениями, лучшим людям Европы осталось одно: превратиться в преступников. Погонщики рабов в этих республиках держатся у власти благодаря подачкам их коллег – бандитов из стран, которые еще не до конца истощены, таких, как наша. Я не допускаю, чтобы эти подачки до них дошли. Я продаю товары европейским преступникам по самым высоким, какие только возможны, ценам и заставляю их платить золотом. Золото – объективная ценность и средство сохранения богатства и будущего. В Европе никому не разрешено владеть золотом, кроме тех друзей человечества с кнутом в руках, которые утверждают, что тратят его на благо своих жертв. Таково золото, которое добывают мои клиенты-контрабандисты, чтобы платить мне. Каким образом добывают? Да таким же, как я добываю товары. А затем я возвращаю золото тем, у кого были украдены эти товары, – вам, мистер Реардэн, и людям, подобным вам!

Реардэн проник в смысл возродившегося в нем забытого чувства. Это было ощущение, которое он пережил в четырнадцать лет, заглянув в свой первый конверт с жалованием, и позднее в двадцать четыре года, когда его назначили управляющим рудниками, и еще позднее, когда, став владельцем рудников, он отдал распоряжение купить новое оборудование у лучшего в то время концерна "Твентис сенчури мотор", – радостное волнение, торжество человека, добившегося своего места в мире, который он уважал, и получившего признание людей, которыми восхищался. Почти два десятилетия это чувство было похоронено, годы слой за слоем добавляли серый осадок, вызванный презрением, негодованием и желанием ничего вокруг не видеть, не оглядываться на своих партнеров, ничего не ждать от людей и как что-то очень личное хранить в четырех стенах своего кабинета ощущение мира, в котором он надеялся занять подобающее место. И вдруг из-под гнета неудач вновь прорвался живой интерес, ясный голос разума, с которым можно общаться, вести дела и жить. Но это был голос пирата, говорящего о насилии, предлагавшего свою альтернативу миру разума и справедливости. Реардэн не мог принять это, не мог потерять последнее, что у него еще оставалось. Он слушал против собственной воли, но знал, что не пропустит ни слова.

– Я кладу золото в банк, в банк золотого стандарта, мистер Реардэн, на счета, которые принадлежат своим владельцам по праву. Они люди исключительных способностей, создавшие состояние благодаря личной инициативе, в условиях свободной торговли, не прибегая к силе или помощи правительства. Они дали миру больше всех, и наградой им была вопиющая несправедливость. Их имена записаны в моей книге воздаяний. Каждая партия золота, которое я возвращаю, делится между ними и поступает на их счета.

– Кто они?

– Вы один из них, мистер Реардэн. Я не могу подсчитать все деньги, которые у вас отняли с помощью косвенных налогов, бесчисленных постановлений, потерянного времени, выброшенных на ветер усилий, энергии, потраченной на преодоление искусственных преград. Я не могу подсчитать сумму, но если хотите узнать, насколько она велика, посмотрите вокруг. Степень упадка, охватившего некогда процветавшую страну, и есть мера той несправедливости, от которой вы страдаете. Если люди отказываются платить вам свой долг, они вернут его таким путем. Но есть часть долга, которая точно подсчитана и записана. Я поставил себе цель собрать и вернуть вам эту часть.

– Что это?

– Ваш подоходный налог, мистер Реардэн.

– Что?

– Ваш подоходный налог за последние двенадцать лет.

– И вы намерены вернуть его мне?

– В полном объеме и золотом, мистер Реардэн. Реардэн расхохотался; он смеялся, как ребенок, просто потому, что радовался тому, во что невозможно поверить.

– Боже праведный! Вы полицейский и сборщик налогов?

– Да, – серьезно ответил Даннешильд.

– Вы ведь шутите, правда?

– Я что, похож на человека, который шутит?

– Но это абсурд!

– Не абсурднее указа десять двести восемьдесят девять.

– Это нереально и невозможно!

– А что, только зло реально и возможно?

– Но…

– Мистер Реардэн, уж не думаете ли вы, что в жизни реальны только смерть и налоги? Ну если с первым ничего нельзя поделать, то я уменьшу бремя второго, и люди научатся понимать связь между этими двумя факторами; они увидят, насколько дольше и счастливее может прожить человек. Может быть, они поймут, что двумя абсолютными величинами и основой системы ценностей являются не смерть и налоги, а жизнь и труд.

Реардэн без улыбки смотрел на Даннешильда. В высокой, стройной фигуре, чью гибкость и тренированность мышц подчеркивал бушлат, он видел разбойника с большой дороги; в суровом мраморном лице – судью; сухой четкий голос принадлежал расчетливому бухгалтеру.

– Не только эти бандиты следили за вашими делами, мистер Реардэн. Я тоже. У меня есть все копии ваших деклараций о доходах с указанием всех сумм подоходного налога, которые вы выплатили за последние двенадцать лет. Я храню подобные документы на всех моих клиентов. У меня есть друзья в самых невероятных местах, которые помогают мне достать копии. Деньги я распределяю среди своих клиентов пропорционально отнятым у них суммам. Большая часть счетов оплачена владельцам. Ваш – самый крупный из тех, что дожидаются оплаты. В тот день, когда вы будете готовы востребовать этот счет, в день, когда я буду знать, что ни цента не пойдет на поддержку бандитов, я вручу вам ваш счет. А пока… – Он посмотрел на упавший на землю слиток. – Поднимите золото, мистер Реардэн. Оно не краденое. Оно ваше.

Реардэн не двинулся, не ответил и не взглянул на золото.

– Гораздо большая сумма лежит на ваше имя в банке.

– Каком?

– Вы помните Мидаса Маллигана из Чикаго?

– Конечно.

– Все мои счета находятся в банке Маллигана.

– Но в Чикаго нет такого банка.

– А он не в Чикаго. Реардэн мгновение помолчал.

– А где же?

– Думаю, вы скоро узнаете это, мистер Реардэн. Но сейчас я не могу вам сказать. – Даннешильд добавил: – Однако должен сообщить, что только я отвечаю за это. Это мое личное дело. Никто, кроме меня и членов экипажа моего корабля, не задействован в этом. Даже мой банкир не участвует, он лишь хранит деньги, которые я вкладываю. Многие мои друзья не одобряют моих действий. Но все по-разному ведут одну и ту же битву, и это мой способ борьбы.

Реардэн презрительно улыбнулся:

– Уж не из тех ли вы чертовых альтруистов, которые тратят время на некоммерческие предприятия и рискуют жизнью, служа другим?

– Нет, мистер Реардэн. Я вкладываю время в собственное будущее. Когда мы станем свободными и потребуется поднимать мир из руин, я хочу, чтобы он возродился как можно скорее. Если в нужных руках будет рабочий капитал – в руках лучших людей страны, в самых трудолюбивых руках, это сэкономит годы для нас и, в конечном итоге, века для истории страны. Вы спросили, что значите для меня? Все, чем я восхищаюсь, все, чем я хотел бы быть в тот день, когда на Земле найдется место для такого бытия, все, с чем я хотел бы соприкасаться, даже если в настоящее время я могу быть вам полезен только вот этим.

– Но почему? – прошептал Реардэн.

– Потому что единственная моя любовь, единственная ценность, ради которой я хочу жить, – это то, что мир не любил никогда, то, что не имело ни друзей, ни защитников. Талант. Вот то дело, которому я служу, – и если мне суждено отдать жизнь, то можно ли отдать ее за что-то более благородное?

– И это человек, утративший способность чувствовать? – спросил себя Реардэн и понял, что суровая простота мраморного лица была сдержанным проявлением способности чувствовать.

Ровный голос бесстрастно продолжал:

– Я хотел, чтобы вы знали это, знали сейчас, когда вам, должно быть, кажется, что вас оставили на дне ямы среди недочеловеков – единственного, что осталось от человечества. Я хотел, чтобы в самый безнадежный момент вы знали, что день освобождения намного ближе, чем вы думаете. Мне пришлось поговорить с вами и раскрыть свой секрет раньше времени, и на то есть особая причина. Вы слышали, что случилось со сталелитейным заводом Орена Бойла в штате Мэн?

– Да, – сказал Реардэн и удивился, что его ответ прозвучал эхом внезапной радости. – Я не знал, правда ли это.

– Правда. Я сделал это. Мистер Бойл не будет производить металл Реардэна на побережье Мэна. Он вообще не будет его производить. И никакая другая вошь, вообразившая, что указ дает ей право пользоваться вашим интеллектом. Кто бы ни попытался начать лить ваш металл, его домны будут взорваны, оборудование уничтожено, завод сожжен. С тем, кто попытается это сделать, случится много неприятностей, начнут поговаривать, будто на металле лежит проклятие, и вскоре ни один рабочий в стране не захочет войти в ворота завода, где рискнут производить металл Реардэна. Если люди, подобные Бойлу, думают, что можно отнимать у лучших, то пусть посмотрят, что произойдет, когда к силе захочет прибегнуть достойный человек. Я хочу, чтобы вы знали: ни один из них не сможет производить ваш металл и не заработает на этом ни цента.

Чувствуя непреодолимое желание рассмеяться, как он смеялся, узнав о пожаре у Вайета и о крахе "Д'Анкрния коппер", и, зная, что если он рассмеется, страх не покинет его, он не почувствует от этого облегчения в этот раз, и что он никогда больше не увидит своих заводов, Реардэн сдержался и какое-то время молчал, стиснув зубы. Справившись с собой, он твердо и холодно сказал:

– Забирайте ваше золото и уходите. Я не приму помощи преступника.

На лице Даннешильда не отразилось никаких чувств.

– Я не могу заставить вас принять это золото, мистер Реардэн. Но я не возьму его назад. Можете оставить его здесь, если хотите.

– Мне не нужна ваша помощь, и я не собираюсь защищать вас. Будь поблизости телефон, я вызвал бы полицию. Я так и поступлю, если вы еще когда-нибудь попробуете связаться со мной. Я сделаю это ради собственной безопасности.

– Я вас понимаю.

– Я вас слушал, вы видели, что я хотел выслушать вас и не проклял, как следовало бы. Я не могу осудить ни вас, ни кого-то другого. Принципы, в соответствии с которыми жили люди, подорваны, и я не хочу осуждать их за то, что они пытаются выжить в невыносимых условиях. Если вы выбрали такой путь, я не могу запретить вам идти по нему в ад, но не хочу быть с вами. Ни как ваш вдохновитель, ни как соучастник. Не надейтесь, что я приму ваш банковский счет, если он действительно существует. Потратьте эти деньги на бронежилет, потому что я собираюсь обратиться в полицию и дать всю возможную информацию, чтобы навести их на ваш след.

Даннешильд не двигался и молчал. Где-то далеко в темноте прогремел товарный поезд. Они не видели его, но слышали тяжелый ритм колес, заполнивший тишину, и казалось, колеса стучат где-то рядом, невидимый поезд, пронесшийся мимо них в ночи, как будто превратился в долгий звук.

– Вы хотели помочь мне в самый тяжелый момент? – спросил Реардэн. – Если моим единственным защитником стал пират, я не хочу, чтобы меня защищали. В ваших словах осталось немного от человеческой речи, поэтому я скажу вам, что у меня нет надежды. Но и когда придет конец, я не отрекусь от своих принципов, даже если они сохранили ценность только для меня одного. Я буду жить в мире, в котором начинал жизнь, и погибну вместе с ним. Думаю, вы не поймете меня, но…

Луч света обрушился на них как удар. Грохот поезда поглотил шум мотора, и они не услышали, как подъехала машина, вывернувшая с объездной дороги из-за дома. Они услышали, как скрипнули тормоза и невидимая машина остановилась. Реардэн непроизвольно отскочил в сторону, и у него было время оценить самообладание своего собеседника – тот не сдвинулся с места.

Это была полицейская машина. Водитель выглянул из окошка.

– А, это вы, мистер Реардэн! – сказал он, касаясь рукой фуражки. – Добрый вечер, сэр.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 ]

предыдущая                     целиком                     следующая