19 Mar 2024 Tue 12:21 - Москва Торонто - 19 Mar 2024 Tue 05:21   

– Почему ты так долго не возвращалась?

– Я… я не могу ответить сейчас.

– Дэгни, тебе что-то угрожало?

В тоне ответа, полурадостном-полугорьком, звучало почти сожаление:

– Нет.

– Тебя удерживали силой?

– Нет, нисколько.

– Но тогда ты могла бы вернуться раньше, разве нет? Но ты ведь не вернулась.

– Да, но это все, что я могу тебе рассказать.

– Где ты была, Дэгни?

– Прости, давай не будем говорить об этом сейчас. Подождем до встречи.

– Конечно. Не буду задавать вопросов. Только скажи мне: с тобой все хорошо?

– Хорошо?

– Да.

– Я имею в виду, не осталось ли серьезных увечий или последствий?

Тем же безрадостно-бодрым тоном она ответила:

– Увечий? Нет, Хэнк. Что касается последствий, то не знаю.

– Сегодня вечером ты еще будешь в Нью-Йорке?

– Ну конечно. Теперь я… вернулась насовсем.

– Точно?

– Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Вероятно потому, что слишком хорошо знаю, что это такое – искать тебя и не находить.

– Я вернулась.

– Да. Увидимся через несколько часов. – Его голос прервался, будто сказанное показалось ему невероятным. – Через несколько часов, – утверждающе повторил он.

– Я буду на месте.

– Дэгни…

– Да?

Он радостно рассмеялся:

– Нет, ничего. Просто хотел чуть дольше слышать твой голос. Прости меня. То есть не сейчас; я имею в виду, что сейчас я ничего не хочу сказать.

– Хэнк, я…

– До встречи, дорогая. Скоро увидимся.

Она стояла и смотрела на умолкшую трубку. Впервые после возвращения она почувствовала боль, но эта боль оживила ее.

Она позвонила секретарю в управление дороги и коротко известила, что будет через полчаса.

Памятник Натаниэлю Таггарту стоял перед ней в вестибюле вокзала во всей своей реальности. Дэгни казалось, что они одни в огромном храме, где раздавалось эхо; вокруг вились и исчезали туманными завихрениями бесплотные, бесформенные призраки. Она безмолвно стояла и смотрела на памятник, словно давая немногословную клятву. «Я вернулась» – эти слова были единственным ее приношением.

На двери ее кабинета висела все та же табличка «Дэгни Таггарт». Когда она вошла в приемную, на лицах ее сотрудников появилось выражение, в точности повторяющее выражение лица утопающего, которому бросили спасательный круг. В стеклянной загородке из-за своего стола навстречу ей поднялись Эдди Виллерс и какой-то человек, стоявший позади него. Эдди шагнул вперед, затем остановился, он словно оказался в клетке. Она же по очереди поприветствовала взглядом всех присутствующих, мягко улыбаясь им, как обреченным детям, и подошла к столу Эдди.

Эдди взирал на ее приближение, словно больше ничего не мог сейчас видеть, однако его поза должна была показать, что он еще слушает стоящего рядом с ним мужчину.

– Тяга? – говорил тот голосом резким и звучным, но вместе с тем гнусавым и пренебрежительным. – С тягой нет проблем. Вот, например…

– Привет, – тихо произнес Эдди с приглушенной улыбкой, словно приветствуя далекое видение.

Мужчина обернулся к ней. У него оказалось тяжелое желтое лицо, сложенное из дряблых мышц, и волнистые волосы. Он был красив той отвратительной красотой, которая удовлетворяет эстетическим критериям пивных. Тускло-матовые карие глаза были пусты и плоски, как стекляшки.

– Мисс Таггарт, – звучным строгим голосом сказал Эдди, вбивая своим тоном манеры гостиной в мужчину, который там никогда не бывал, – позвольте представить вам мистера Мейгса.

– Наше вам, – без интереса отозвался мужчина, снова повернулся к Эдди и продолжал, не обращая на Дэгни внимания: – Просто снимешь «Комету» с расписания на завтра и на вторник и перебросишь локомотивы в Аризону под срочные сельскохозяйственные перевозки, и, как я уже сказал, снимешь подвижной состав из-под угля в Скрэнтоне. Сейчас же отправляй распоряжение, надо вывозить грейпфруты.

– Ни в коем случае! – возмутилась Дэгни, не веря своим ушам.

Эдди молчал.

Мэйгс посмотрел на нее, пожалуй, с удивлением, если только его тусклые глаза могли отражать какие-то эмоции.

– Отправляй распоряжение, – бросил он Эдди и вышел. Эдди делал пометки на листе бумаги.

– Вы что здесь, с ума сошли? – спросила она.

Он поднял на нее глаза, будто в изнеможении после долгой потасовки:

– Придется, Дэгни, – сказал он тусклым, как взгляд ушедшего мужчины, голосом.

– Что это такое? – спросила она, указывая на входную дверь, которая захлопнулась за мистером Мейгсом.

– Полномочный координатор.

– Кто?

– Уполномоченный из Вашингтона, ответственный за программу координации железнодорожных перевозок.

– Что это за программа?

– Ну, это… Ладно, потом. Как ты-то, Дэгни? Ты не пострадала? Ты ведь попала в авиакатастрофу?

Дэгни представления не имела, как будет выглядеть Эдди, когда начнет стареть, но теперь она могла это видеть: он состарился в тридцать пять лет и всего за месяц. Дело было не в коже, не в морщинах, лицо осталось таким же, те же мышцы, но оно поблекло, взгляд потух, в нем застыло безнадежное страдание.

Она улыбнулась ему нежно и уверенно, понимая и снимая все проблемы, и сказала, протягивая руку:

– Все хорошо, Эдди. Здравствуй же.

Он схватил ее руку и поднес к губам – раньше он никогда этого не делал. В его жесте не было ни фамильярности, ни извинения, только простое, искреннее движение души.

– Да, произошла авария, самолет разбился, – рассказывала она, – но, слава Богу, все обошлось, я не особенно пострадала, ничего серьезного. Но журналистам я скажу иначе, как и всем остальным. Прошу не выдавать меня.

– Конечно, не выдам.

– У меня не было возможности сообщить о себе, но не потому, что я пострадала. Вот все, что я могу тебе рассказать, Эдди. Не спрашивай, где я была и почему так долго не возвращалась.

– Хорошо, не буду.

– А теперь расскажи мне об этой программе координации перевозок.

– Ну, это… Если не возражаешь, пусть тебе расскажет Джим. Он охотно расскажет, не сомневайся. Просто у меня душа не лежит, если только ты не настаиваешь, – добавил он, делая над собой усилие, чтобы соблюсти субординацию.

– Хорошо, не надо. Просто скажи, правильно ли я поняла координатора: он хочет на два дня снять «Комету», чтобы послать локомотивы в Аризону на срочную перевозку грейпфрутов?

– Именно так.

– И он так же отменяет перевозки угля, чтобы отдать вагоны под перевозку грейпфрутов?

– Да.

– Грейпфрутов?

– Именно.

– Но почему?

– Дэгни, слова «зачем», «почему» теперь не употребляют.

Помедлив, она спросила:

– Ты не догадываешься о причине?

– Догадываюсь? Мне незачем догадываться. Я знаю.

– Хорошо, скажи.

– Специальный грейпфрутовый предназначен для компании братьев Сматеров. Год назад они приобрели фруктовое ранчо в Аризоне у владельца, который разорился после выхода Закона о равных возможностях. До этого он тридцать лет владел ранчо. Братья Сматеры год назад занялись производством фруктовых соков. Они получили в Вашингтоне кредит под программу возрождения кризисных зон, таких, как Аризона, и на эти деньги купили ранчо. У них в Вашингтоне друзья.

– Ну и?..

– Дэгни, это известно всем. Все знают, как составляется расписание последние три недели и почему одни районы и грузоотправители получают вагоны, а другие нет. Но считается, что мы не должны говорить о том, что знаем. От нас ждут, что мы будем притворяться, будто верим в то, что все решения продиктованы соображениями общественного благосостояния и что для благополучия Нью-Йорка требуется немедленно доставить сюда большое количество грейпфрутов. – Он немного помолчал и добавил: – Только полномочный координатор может судить, что нужно для благополучия общества; он один обладает полномочиями выделять локомотивы и подвижной состав на всех без исключения железных дорогах Соединенных Штатов. Наступило молчание.

– Понятно, – сказала Дэгни. Еще через минуту она спросила:

– Что сделано по тоннелю Уинстона?

– Все забросили три недели назад. Поезд так и не откопали. Оборудование вышло из строя.

– А что сделано для восстановления старого пути в обход тоннеля?

– Ничего, проект положили на полку.

– У нас еще остались трансконтинентальные маршруты?

Эдди как-то странно взглянул на нее.

– А как же! – с горечью произнес он.

– В обход по «Канзас вестерн»?

– Нет.

– Эдди, что здесь происходило последний месяц?

Он нехорошо скривился, будто собираясь сделать гнусное признание.

– Последний месяц мы делали деньги, – ответил он.

Дверь открылась, и вошли Джеймс Таггарт и мистер Мейгс.

– Эдди, ты хочешь присутствовать на совещании, – спросила Дэгни, – или предпочитаешь уйти?

– Нет, я хочу остаться.

Лицо Джима походило на комок мятой бумаги, хотя на дряблых, пухлых щеках не добавилось новых складок.

– Дэгни, надо многое обсудить, много серьезных изменений, которые… – начал он высоким, взвинченным тоном, его голос включился в дело раньше, чем он сам. – Я рад твоему возвращению, рад, что ты жива, – нетерпеливо вставил он, спохватившись. – Есть неотложные вопросы…

– Пройдемте ко мне, – сказала она.

Ее кабинет походил на историческую реконструкцию, которую осуществил и поддерживал в таком виде Эдди Виллерс. На стенах висели те же карта, календарь и портрет Нэта Таггарта. От эры Клифтона Лоуси не осталось и следа.

– Полагаю, я все еще вице-президент компании? – сказала она, садясь за стол.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 ]

предыдущая                     целиком                     следующая