2

Змееед на связь вышел: товарищ Холованов, забери из Китай-города. Только не один я, двое нас.

Это просто. Не на мотоциклетке самому ехать, а позвонить кому следует, машину выслать.

Привез Змееед с собой шпаненка какого-то. Представил: Людмила Павловна, для своих – Люська.

Есть свободная каюта и для Люськи. Только одежды нет женской. Да ей, стриженой, и ни к чему. Лучше пока – под мальчика. Вот тельняга. Великовата, правда, будет немного. Вот бушлат. Рукава подвернуть. И штанины тоже. Вот и молодцом. Теперь к столу. Угощай, капитан.

Четверо за столом: Дракон, Сей Сеич, Змееед и Люська-Сыроежка.

Угощение простое: дюжина бутылок пива в бадье со льдом, хлеба черного краюха, воблы сушеной связка, огурцов и помидоров миска железная, колбасы непрогрызаемой палка полуметровая. Такой палкой хоть гвозди в стенку вбивать, хоть разгонять демонстрации. Даром что все у нас теперь согласные.

На завтра суп будет с фасолью и картошка жареная. А сегодня извиняйте – сухой паек. Гостей не ждали.

Переглянулись гости: вроде и так сойдет. И вдруг вспомнили все, что не ели сегодня ничего. Навалились. Колбасу сгрызли до самой веревочки. Ну и пива немного отведали.

Теперь к делу.

– Что у тебя, Змееед?

– Да вот портфельчик какой-то Людмил Пална нашла. Может быть, интересно будет. Тут что-то про добычу какого-то металла на Колыме. Какого именно, не сказано. Не знаю, что уж там за металл такой добывают.

– Посмотрим. А где нашла?

– Да так, в мусоре валялся.

– Ладно. Открывай.

Змееед замками щелкнул, содержимое на стол вывалил: бумаги, бумаги, бумаги. В бумагах – цифры, цифры, цифры. Если портфель с Колымы, с Дальстроя, то цифры могут означать расходы, затраты, добычу. Если посидеть, подумать, помозговать, можно и разобраться. Разберемся.

– Что у тебя, Людмила Павловна?

– Пока ничего.

– А потом?

– А потом посмотрим.

3

Ходынское поле – это совсем недалеко от Кремля. На Ходынке – Центральный аэродром Москвы. Как следует из названия, Центральный аэродром – почти в центре столицы нашей великой Родины и всего мирового пролетариата. Вокруг – авиационные заводы и конструкторские бюро.

Сегодня на Ходынке – не только самолеты, но и планеры, танки, пушки, бронеавтомобили, пулеметы, парашюты, инженерные машины, морские орудия, мины, торпеды, средства связи и сигнализации, приборы управления огнем, образцы формы одежды для жарких районов и для Заполярья, бетонобойные снаряды, маскировочные сети, оптика, переправочные средства, аэростаты заграждения, зенитные прожекторы, артиллерийские тягачи, огнеметы и прочее и прочее. Сегодня показ новейшей боевой техники. Показ Сталину.

Показывают не только то, что есть, но и то, что будет.

Невидимый самолет! Будет создан почти полностью из прозрачного материала. Видимым остаются только пилот, двигатель, винт и пулеметы, но и их прикроем зеркалами.

Проект сверхтяжелого танка прорыва. 300 тонн! Собирается из трех секций, каждая из которых может передвигаться самостоятельно.

Автожир! Самолет с огромным горизонтальным винтом. Способен взлетать почти вертикально вверх. Ему не нужды аэродромы.

А вот то, что уже есть и действует.

Звукоуловитель ЗУР-4, обнаруживает появление вражеского самолета за горизонтом!

Самолет-звено. Огромный бомбардировщик ТБ-3, под крыльями подвешены два истребителя И-16. У каждого истребителя – по две 250-килограммовых бомбы. Бомбардировщик, действуя над морем, над малонаселенными территориями или ночью перед рассветом, доставляет истребители на огромное расстояние, сбрасывает их и возвращается. Истребители в глубоком пикировании внезапно появляются с максимальной высоты и наносят точечный удар по особо важной цели. Топлива на возвращение им хватит – они его почти не тратили на полет к цели.

Еще один ТБ-3 с подвешенным плавающим танком Т-37. Танк доставляют в тыл противника, со сверхмалой высоты бросают в озеро. А дальше он сам плывет к берегу, выползает на берег и громит врагов. Диверсантам и десантникам даже с самым легким танком куда веселее, чем без него. А действовать предстоит против важных, но уязвимых и ничем не защищенных целей. Какая защита у электростанций, нефтепроводов, линий электропередач, мостов и железнодорожных разъездов в глубоком вражеском тылу? А если все это защитить, то сколько дивизий с фронта снять надо?

Гвоздь программы – принятый на вооружение в прошлом 1935 году быстроходный танк БТ-7. У него пока клепаная цилиндрическая башня. Но уже разрабатывается новая, сварная коническая. У этого танка самый мощный в мире танковый двигатель – 500 лошадиных сил! Сбросив гусеницы, он может развивать по автострадам огромную скорость. Жаль, нет у нас автострад. Зато у нас есть взлетно-посадочная полоса Центрального аэродрома! Есть где потенциал демонстрировать.

Замер танк на старте. Замер аэродром. Взревела броневая машина и, рванув с места, проскочила всю взлетную полосу в клубах бензиновой гари. На том конце развернулся удалец-водитель, не тормозя, так, что с диким визгом понесло машину-красавицу кормой вперед. Выровнял водила танк, обуздал, как жеребца привередливого, и вновь разогнался чуть не до скорости самолетной. Тут и взлетной полосе конец. Ударил добрый молодец по тормозам, замерли катки опорные, но танк как по льду еще порядком по бетонке пронесло, черным следом взлетную полосу изукрасив. Аж дым из колес! Замер танк у самых ног товарища Сталина. Распахнул лобовые люки чумазый водитель. Весь улыбкой цветет. Товарищ Сталин – к нему. Руку жмет, обнимает: молодец! Ах, молодец!

А на очереди самолеты. Дальний бомбардировщик. ДБ. Красив, зараза. Ух, красив.

– На полный радиус до Берлина дотянем?

– Дотянем, товарищ Сталин!

– А до Рура?

– И до Рура, товарищ Сталин!

– Только машину до серии довести надо. До ума. Нам бы испытания скорее завершить.

– Завершим, товарищ Сталин!

– Сколько осталось?

– Четыре месяца, товарищ Сталин!

– А за месяц нельзя?

– Нельзя, товарищ Сталин.

– Почему нельзя?

– Физические возможности, товарищ Сталин. Летчик-испытатель под нагрузками нечеловеческими работает. Каждый полет – риск смертельный. Не знаешь, когда гробанешься. Садишься после трех часов полета – руки дрожат, зубы стучат. Вылез из кабины, на траву валишься – ноги не держат. Три дня после полета в себя приходишь. Трясет в полете. Ух, трясет. Двигатели то на взлете откажут, то в воздухе горят. Первый экипаж испытателей схоронили – правое крыло в полете отвалилось.

– А если постараться, ну не за месяц, а за два можно завершить?

– Нет, товарищ Сталин. Выше человеческих возможностей. Рождение машины – это как рождение человека. Не говорим же мы женщине: ну-ка постарайся да и роди побыстрее. Если постарается, получится у нее? Недоноска, понятно, можно произвести. Или мертворожденную машину…

– Хорошо, не за два месяца, а за три можно испытания закончить?

– Не от нас зависит, товарищ Сталин. Сколько ни пытайся, через пропасть не прыгнешь. Не заложена такая возможность в человека.

– Ладно, – сказал товарищ Сталин. – Ладно.

И вдруг тему сменил:

– А сколько летчик за полный цикл испытаний получает?

– Двадцать пять тысяч, товарищ Сталин.

Ничего на это не сказал товарищ Сталин, только подбородком повел, выражая мысль нехитрую: ого!

И летчики-испытатели ничего не сказали, видом сожаление выразив: не за зря деньги казенные проедаем, к тридцати годам седые все, и сколько нашего брата-испытателя по инвалидности списано, сколько навек к кроватям приковано, сколько нас обгорелыми мордами девок отпугивает, детей до плача доводит, а еще больше по кладбищам нашего брата покоится.

– Ладно, – повторил товарищ Сталин. Руки пожал, успеха пожелал и пошел к грузовому десантному планеру конструктора Гороховского.

И вдруг обернулся:

– А если за полный цикл испытаний по сто тысяч платить?

– Ха! – сказали испытатели разом, – Ха! Да за сто тыщ мы ее, товарищ Сталин, за три недели!

– Не надо за три недели. Посоветуйтесь между собой. За месяц сделаете?

– Не надо нам советоваться, товарищ Сталин! Три недели! Слово коммунистов!

4

Повеселел товарищ Сталин, от дальнего бомбардировщика отходя. Тут, ловя момент, из-за плеча Холованов образовался:

– На Ягоду серьезный материал. Золото на Колыме ворует.

Помолчал Сталин, в землю глядя, повернулся к Холованову и ответил так тихо, чтобы даже и загоризонтный звукоуловитель расслышать не смог бы:

– Ягоду не трогать. Слухам и сплетням не верить.

Выждал Сталин минуту:

– Вам, товарищ Холованов, повторить? Повторю: любую работу против Ягоды прекратить.

5

Ягода Генрих Григорьевич сегодня тоже на показе присутствует. На другом. Показ на даче НКВД в Коммунарке.

Отчет держат художники-модельеры. Новая форма для командного состава НКВД! Картинки в полный рост человеческий по стенам развешаны. Тут тебе и рабочая форма, и повседневная, и парадная для строя, и парадно-выходная. Зимняя и летняя.

Но не только картинки тут. Есть и образцы в натуре. Одеты добры молодцы в гимнастерки, мундиры, шинели. Вытянулись, как екатерининские гренадеры на плац-параде. Одно дело – картинка, другое – человек живой. Придирчив Железный Генрих. К каждому образцу присматривается, рукой трогает, в детали вникает, со специалистами совет держит.

А гимнастерки – белые с синими кантами. И синие – с малиновыми. Есть пепельного цвета, с алой отделкой. Мундиры – стального отлива, еще какого-то, словами не выразимого, есть – цвета морской волны. Один совершенно замечательный: черный с белыми кантами. И фуражка такая же. Фуражек выбор небывалый: белый околыш – малиновый верх, краповый околыш – синий верх. Всех не упомнишь. Выбирай, Генрих Григорьевич! Глаза-то разбегаются? То-то!

Тюремным надзирателям – одно, конвойным войскам – другое, охране лагерей – третье, пограничникам – отдельно. Погранцам – черный бархатный околыш на фуражках и зеленый верх.

Государственная безопасность – статья особая, это каждому ясно. Это высшая каста. А в ней – верховные жрецы безопасности. Вот необычная форма для самого главного руководства. Для комиссаров Государственной безопасности. Их у Железного Генриха на весь Советский Союз – 41 человек: 20 комиссаров 3-го ранга, 13 – 2-го ранга, 7 – 1-го ранга. Над ними – Генеральный комиссар Государственной безопасности товарищ Ягода. Он, понятно, в единственном числе.

Комиссары Госбезопасности – эти люди с умными, чуть усталыми глазами. Они берегут страну от врагов. Этим людям особый почет, особая форма: белый тончайшей шерсти мундир на синей шелковой подкладке, синие брюки с голубыми кантами, лакированные туфли, на рукаве – маленький золотой меч в зеленом лавровом венке, на левом боку – вороненый Златоустовской стали кортик в золотой оправе, рукоять – слоновой кости! Знаки различия – ромбики и звезды в петлицах – можно было бы из каких-то красных самоцветных камушков выточить, а лавровый венок на рукаве изумрудами выстелить… Ну это не для всех. Это для самых-самых.

Секретарь НКВД старший майор Государственной безопасности Павел Петрович Буланов цветет. Умел сукин сын шефу угодить. Под контролем Буланова модельеры сделали все как надо и раньше срока. Теперь – только лучшее выбрать и утвердить.

Как же ладно на молодцах форма сидит! Все они из особой роты. Сегодня в Коммунарке одно только отделение из четвертого взвода. Роту эту Железный Генрих сам формировал. Каждого лично выбирал из тысяч кандидатов. Она вообще-то и не рота даже. Это только так называется – рота. Если же присмотреться… В каждом отделении – 15 бойцов с винтовками, гранатами, револьверами и ручным пулеметом ДП. Во взводе – пять отделений, да командир с заместителем, да пара снайперов. В роте – четыре взвода, да управление, администрация, радисты, санчасть, тылы, пулеметная команда, автотранспортное отделение… Все в роте рослые, все плечистые, все спортсмены. Дисциплина зверская, подготовка – жестокая: стрельба из всех видов оружия, рукопашный бой, метание гранат на дальность и точность, штурмовая полоса, марши с полной выкладкой чуть ли не сутками, вождение машин и мотоциклов, подрывное дело и еще много всего. Главное – готовность к подвигу. Бегают, прыгают, ползают эти ребята только под настоящим пулеметным огнем, между настоящими разрывами гранат, бьются в запертой камере с настоящими уголовниками – и не на жизнь, а насмерть. Буланов Павел Петрович идею подкинул: почему бы витязей наших на исполнениях приговоров не использовать, почему бы приговоренных к смерти не забивать ногами, палками резиновыми, прутьями железными, вырабатывая у бойцов особой роты здоровую злость и ярость. Доложили Павлу Петровичу: в Лефортовском следственном изоляторе подручный исполнителя ударом кастета в переносицу убил врага народа Смирнова, приговоренного по первой категории. Буланов эту новость тут же Генриху донес.

Поинтересовался Железный Генрих: кто этот подручный?

Ответил Буланов: да это же Змееед! Вот бы опыт его в воспитательных целях использовать для ребят наших!

Согласился Генрих: опыт распространить! Приговоренных по первой категории использовать в качестве учебного материала для развития и укрепления боевого духа особой роты.

А Змеееда наградить и возвысить.

6

На прогулочном пароходе профсоюза Главспецремстроя – производственное совещание. Два дня и две ночи разбирали бумаги, на счетах костяшками стучали, в тетрадках цифры писали и зачеркивали, прибавляли, отнимали, множили, делили, снова писали, снова черкали, считали и пересчитывали. Одна только Люська от этого дела увернуться пыталась: мол, малограмотная. Села в уголке, достала карт колоду, тасует, тасует, а потом – р-р-раз, и не глядя выдернет из колоды один за другим четыре туза. Захочет даму пиковую достать – достанет. Только скажи ей, какая карта нужна, она ее тут же на стол метнет. Талантливая девочка. Только не поверил Дракон, что малограмотная. В каком году из колхоза сбежала? В 33-м? Значит, четыре класса есть. Ну-ка, садись рядом, вот бумаг тебе пачка – разберешься, доложишь!

Так все вместе и разбирались. Одни и те же бумаги через каждого прошли: сначала ты посмотри, может, заметишь что, потом я хозяйским взглядом оценю, потом Сей Сеичу передам, у него глаз острый, может, что приметит. Долго работали, до зеленых чертиков в глазах, до того, что столбики цифр в бумагах поплыли.

И к чему же пришли?

Пришли к тому, что все тут правильно. По каждому колымскому прииску, по каждой шахте золотоносной, по каждому участку добычи все сходится без обмана и плутовства.

Ясно, что много золота разворовывается. Но это по мелочам. Говорит, допустим, отощавший враг вертухаю: ты мне хлебца буханку, да чтоб настоящего, без опилок, а я тебе – горсть песчинок золотых. А за кусок сала – самородок. Кто устоит?

С этим бороться трудно. И даже невозможно. Дураку понятно: половина колымского золота крупицами и тонкими ручейками налево уходит. Оно и ничего. Иначе все враги там давно бы с голоду передохли до прихода новых этапов, и вся добыча заглохла бы, замерла. Но как украсть много золота? На каждом рабочем участке контроль многослойный. Стукачи среди зэков, стукачи среди вольных, стукачи среди вертухаев и администрации. Стукачи везде. Стукачи докладывают куму. Стукачи докладывают на кума вышестоящему куму. Стукачи еще более достойного кума докладывают на стукачей нижестоящего. А стукачи нижестоящего – на вышестоящего. Сам начальник Дальстроя товарищ Берзин и все его замы стукачами обложены. Вся их обслуга – адъютанты, телохранители, водители, личные пилоты и повара, парикмахеры и банщики, массажисты и шифровальщики, учителя и гувернантки их детей – завербованы какими-то контрольными органами и усердно стучат. Упорства стукачам не занимать. Упорства у них – как у дятлов сибирских. Стук над тайгой. Стук перекрестный, стук несмолкаемый и всепобеждающий.

Страницы