До того голод терзал страну, душила полная нехватка всего, от керосина и валенок до гвоздей и топоров. А тут вдруг все сразу появилось. Но сразу же появились и очень богатые люди. Их называли нэпманами. Так вот, они открывали по стране сотни и тысячи ресторанов и кабаре. Этот домик под Москвой был спроектирован и построен как катран и тайный бордель.

Катран – это такая порода акул. У нас на Дальнем Востоке в Японском море водятся. А еще катран – это тайный игорный дом. Этот катран-бордель возводился с понятием, прямо рядом с дачами высшего руководства тайной полиции: кто тут искать будет? Так и не нашли.

Как только коммунисты на ноги встали и чуть отдышались, в конце 20-х годов НЭП они свернули, а нэпманам свернули шеи. Золотые червонцы быстренько из обращения изъяли.

Закрылись увеселительные заведения, погасли разноцветные огни, утихла музыка. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. И это тайное блудилище тоже было брошено. Только тогда и сообразили чекистские начальники, что прямо под носом скрывалось.

Дом этот ломать не стали. Просто огородили со всех сторон заборами, он и зарос весь колючим шиповником, плющом да ежевикой.

Но свято место пусто не бывает.

Сообразил оборотистый директор санатория НКВД: почему бы не использовать такое строение? Да по прямому назначению?

Сорвал доски в заборе, протоптал тропинки, покрасил заново комнаты, занавесил окна темными шторами, мебель вся тут уже была, только пыль стереть.

Сначала в том доме в карты играли. Потом рулетку крутить начали. Появились и девушки. Клиенты – из высокого руководства НКВД. Правда, не из самого высшего. Ягода и его замы не догадываются. Здесь те, кого на проклятом буржуйском Западе называли бы полицейскими генералами средней руки. Тайна держится уже шесть лет. Новичка испытывают на верность. Предупреждают: кто доложит, тот естества мужского лишится.

Это я вам сообщаю с соблюдением приличий речи. Тем, кого принимают в круг посвященных, объясняют более простым и понятным языком.

У чекиста высокого ранга жуткая жизнь. По лезвию ходит. Не угоди начальству, соверши ошибку – вылетишь к чертям, если живым оставят. У чекиста высокого ранга огромная ответственность. У него нет времени на личную жизнь.

Так почему бы…

Советский золотой червонец из оборота изъяли. Но не полностью. Хранят люди под матрасами, хранят в тайниках под порогами, в глиняных горшках под яблонями. А чекисты за этим добром охотятся и выгребают. Кое-что к рукам липнет.

Вход в катран – один золотой червонец. И это все. Больше платить ни за что не надо. Пей, ешь, веселись, с девочками кувыркайся. Но главное – это, конечно, игра. Тут играют по-крупному. Играют на червонцы, на запрещенные американские доллары и британские фунты.

Не поскупились нэпманы на мебель. Столы орехового дерева под зеленым сукном. Рулетка из Монте-Карло пароходом доставлена. Комнаты для девушек убраны никак не хуже, чем в лучших домах Парижа.

Правило клуба: тут нет воинских званий. Сюда нельзя в форме со знаками различия. Тут никто никого не называет не только по занимаемым должностям, но даже и по фамилиям. Тут только имена или даже только шутливые клички. Это чтобы никто никого своим служебным авторитетом не давил. Тут все равны.

Бросил Павел Петрович звонкий, огнем горящий золотой в услужливо подставленную шляпу катранщика, сел за стол, расстегнул ворот, принял стопочку и взял карты в руки.

Глава 14

1

Во время составления акта о содержании вскрытого сейфа Свердлова Холованов шутил и смеялся. Теперь все формальности завершены, сокровища надежно спрятаны, охрана снята, рабочий день закончен. Холованов вернулся на свою плавучую базу, и теперь ему не до смеха и не до шуток.

Вскрытие сейфа он предложил только ради того, чтобы найти там документы на Ягоду. Возможное обнаружение сокровищ – это только повод.

Но в сейфе действительно оказались сокровища. И только они. Это была последняя надежда раздобыть козырную карту против Ягоды.

– Что делать будем, Сей Сеич?

– Если бы я знал…

– Принимаю идеи, даже самые бредовые. Есть такие?

– Бредовые, понятно, есть.

– Ну так давай!

– Змееед вместо Сыроежки подсунул Генриху какую-то другую девчонку.

– Ну.

– Нам бы ее найти.

– Зачем?

– Заявили бы товарищу Сталину, что Ягода девушек молоденьких ворует и содержит неизвестно где. Тем самым бросает тень на НКВД и Коммунистическую партию. Если буржуины узнают, позор Советскому Союзу на весь мир!

– Эй, так идея-то не бредовая, а самая что ни есть подходящая! Что же ты раньше… А как звали ее?

– Не знаю. У Змеееда бы спросить, он дело ее изучал, он знает. Да только где сейчас Змееед?

– Змееед найдется, а вот ты мне скажи, где Ягода может девчонку прятать?

– Ну, уж явно не тюрьме. Никто об ее аресте знать не должен. Остается – где-нибудь у себя на даче или в Кремле. На даче трудно. А в Кремле самое место. У Свердлова личная тюрьма была в цоколе прямо под его кабинетом. Почему не там? Охранять ее женщины должны. У тебя, Дракон, среди женского персонала Большого Кремлёвского дворца должна быть агентура.

– Среди женского, говоришь?

– Ага.

– Среди женского есть.

2

Генрих – он, конечно, Железный, но даже и металл устает. Так это и называется – усталость металла. Устал Генрих. Сколько ночей бессонных, сколько нервов. Надо себя щадить. Надо отдыхать. Сегодня он вернулся в Коммунарку рано. Разделся, долго лежал в горячей ванне. Мощный душ взбадривает, а ванна успокаивает. Для пущего расслабления добавляет Генрих в горячую воду каких-то драгоценных не то южнокитайских, не то тибетских сушеных листьев. Аромат дивный и полное погружение в блаженство.

Разгоряченный, до предела удоволенный, добрел до кровати, задернул плотные шторы, чтобы солнце заходящее не мешало, и повалился в свежие хрустящие простыни, сам себе приказ отдавая: вечер для сна, а после полночи – отдых.

Будильник заводить не стал, зная, что к полночи проснется.

И проснулся. Свеженьким, отдохнувшим. Только на восемь минут полночь проспав. Улыбнулся сам себе: все же точность почти как в аптеке. Не каждому дано так мозг свой отточить, чтобы он даже и во сне, даже отдыхая в сладких грезах, все же точность соблюдал.

Вот теперь для бодрости – горячий душ жуткого напора. Капли, словно дробинки, по голове, по плечам, по спине и груди хлещут!

Растер себя полотенцем, словно наждаком, аж горит все тело и пышет. В самом возрасте мужчина! В самом цвете. 44 года. 7 ноября – красный день календаря. В этот день Великой Революции ему 45 стукнет.

В свои 44 года он многого достиг: Народный комиссар внутренних дел, Генеральный комиссар Государственной безопасности, член Центрального Комитета Коммунистической партии. Но все еще впереди. Гуталин обещает место в высшей иерархии партии – в Политбюро. Неплохо бы. Вспомнил Генрих лозунг Мичурина, усмехнулся.

Мичурин – великий новатор. Он выращивал такие сорта фруктовых деревьев, что весь мир диву дается. Яблони мичуринские ломятся под тяжестью яблок! Везут иностранцев по мичуринским садам, показывают, те от зависти аж шляпы и галстуки свои грызут: тут действительно без обмана – все яблони переломаны у самого корня! Вот как мы умеем! Пусть буржуи злятся и злобствуют, на наши достижения глядя!

Так вот этот самый Мичурин лозунг в массы швырнул: мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее – наша задача!

Когда Гуталин обещает место в Политбюро, Генрих улыбается благодарно, но про себя мичуринскую мудрость повторяет.

В этом настроении, с этой улыбкой на губах спустился в тайник. Вход замаскирован мастерски. В спальне вдоль стены – встроенные шкафы с шинелями, плащами, гимнастерками, гражданскими костюмами. За ними стена. Но, зайдя в шкаф и затворив за собой дверки, стену эту можно чуть сдвинуть в сторону, войти туда и вернуть стену на место.

Даже если в отсутствие Генриха кто-то и заглянет в спальню, то ничего подозрительного не обнаружит. Просто нет Генриха, вот и все. И возвращается он так же, сперва из шкафа через дырочку глянув, нет ли тут кого.

Оказавшись в темноте, Генрих по скобам спускается вниз и идет подземным коридором. Коридор этот по его проекту построен. Выкопали траншею для труб отопления, забетонировали, сверху плиты бетонные уложили, землей засыпали. И забыли. Потом тут колючая ежевика разрослась. А траншею для трубы в другом месте проложили. Работали тут разные бригады строителей. Приехали одни: им траншею рыть. Зачем, почему – не их собачье дело. Другой бригаде – бетонировать. Третьей – перекрывать. Рабсила – дармовая. Вокруг Москвы вон сколько лагерей. Тут тебе и строители, и инженеры. Ямы рыть умеют.

Пока ямы рыли, у Генриха архитектор работал, вредитель буржуазный, из СЛОНа доставленный. СЛОН – это, как вам известно, Соловецкий лагерь особого назначения. Задачу архитектору Генрих лично поставил под расписочку о неразглашении государственной тайны: в одной из буржуйских столиц – не скажу где, секрет ужасный (но с намеком на Париж), – мы возведем публичный дом очень высокого класса. Но такой, чтобы нам знать и видеть, что в нем происходит. И чтобы контроль осуществлять минимальными силами. Тут же – и игорное заведение. Зачем это нужно, хоть год голову ломай, никогда не догадаешься, а Генрих права не имеет такие тайны раскрывать. Да вредителю и знать такого не положено: поставлена задача – выполняй.

Условия архитектору Генрих создал. Комната светлая. Правда, с решетками на окнах. Необходимое оборудование – по первому требованию. Кормежку ресторанную обеспечил. Что еще? Специальная литература о том, как публичный дом функционирует, и что в нем должно быть? Пожалуйста. Вся литература на эту занимательную тему давно заготовлена, переведена и тщательно изучена.

Набросал архитектор эскиз. Здание должно быть одноэтажным, по форме (только по форме!) напоминая вытянутый барак или склад. Внешние украшения – вопрос особый. Допустим, мы проложили ось «север – юг» и на нее наложили наш план. В южной оконечности – зал, в котором девушки встречают клиентов. Тут же и бар. В северной оконечности – такой же зал для рулетки. И тоже бар.

В средней части здания по центральной оси «север – юг» возводим очень толстую стену, которая делит эту часть на две половины. В восточной части – комнаты для картежников, в западной – для девушек. Все эти комнаты без окон. Они тут не нужны. Комнаты прилегают к центральной толстой стене, двери выходят в коридоры.

Таким образом, у нас два коридора вдоль наружных стен. Из южного зала можно западным коридором пройти в северный зал, имея справа двери в комнаты девушек, а слева – наружную стену с небольшими окнами (можно и без них). Или путь можно проделать по восточному коридору. В этом случае правее будет наружная стена, левее – двери в комнаты картежников.

Остается вопрос вентиляции комнат, в которых нет окон. Решение простое. Циркуляция естественная. Трубы для воздуха – в центральной толстой стене.

Изюминка в том, что толстая центральная стена не монолитная, но двойная с коридором внутри. Пол коридора поднят на полтора метра над полом остальных помещений. Один контролер может, прохаживаясь по коридору, видеть, что происходит в обоих залах и в любой из комнат. Наблюдение – сквозь вентиляционные решетки. Вид – со стороны и чуть сверху.

Чтобы попасть в этот наблюдательный коридор, на который, как на стержень, нанизаны комнаты, надо проложить подземную галерею. Но это Генрих и без архитектора понимает. Об этом он уже позаботился.

Техническая проблема: как обеспечить полноценную вентиляцию всех комнат, при этом исключив проникновение звуков из одной в другую. Над этим надо помозговать.

– Мозгуй, – изрек Генрих.

Решение другой инженер нашел. Тоже из разоблаченных врагов. Ему Генрих подробностей не сообщал. Тут проще: вот коридор, вот решетки, вот тут воздух циркулирует.

Когда планирование было завершено, решил Генрих возвести пробное здание без всяких внешних украшений не в какой-то буржуйской столице, а тут, под Москвой, прямо на Коммунарке, и посмотреть, как все это будет работать. Построили быстро. У нас умеют, когда захотят. Строили тем же вахтовым методом: одна бригада одно делает, не зная для чего, не догадываясь даже, в какой части страны это строительство ведется. А другая бригада продолжает.

Что потом с тем архитектором и с заключенными инженерами стало, Генрих уже не помнит. Он только уверен в том, что они никому ничего не расскажут.

Мебель и все необходимое – из Франции и из Швеции, рулетка, как мы уже знаем, из Монте-Карло. Деньги на все это у Генриха водятся такие, за которые ни перед кем отчитываться не надо.

Что стоит одноэтажное, почти без окон, здание возвести? Только позаботился Генрих, чтобы стены были покрепче, да перекрытия литого бетона, чтобы никто с чердака нечаянно наблюдательный коридор не обнаружил. Вся электропроводка, водопровод, канализация, отопительная система так выполнены, чтобы не было нужды центральную толстую стену долбить и сверлить в случае ремонта.

За забором гостиницу возвели для руководства НКВД и дом отдыха. Все это Генрих под личным контролем держал. Так планировали, чтобы окна гостиницы на задний двор не выходили, да чтобы света тут лишнего не было, да чтобы кирпичное здание трансформатора под вековыми липами оказалось, а еще – чтобы между задней стенкой трансформатора и забором узкий проход остался.

По завершении строительства придан был катрану такой вид, будто не вот сейчас он построен, а несколько лет назад, а потом брошен. Весь состав Коммунарки Генрих сменил. А среди нового состава слух пустил: вот, мол, где нэпманы забавлялись.

Осталось подходящего содержателя найти. Это уж совсем легко. У Генриха картотеки на всех арестованных хозяев катранов, воровских малин и подпольных публичных домов всего Советского Союза – выбирай того, который тебе нравится, выпускай досрочно из узилища за примерное поведение, по ошибке, не разобравшись, предлагай работу директором гостиницы НКВД и осторожно, не вспугнув, идейку подбросить: вот какое сокровище за забором пропадает! Мебель-то какая! Как в лучших домах Парижа и Амстердама. И все брошено. И никому не нужно. Да спрятано так – не найдешь!

Директор гостиницы и санатория НКВД клюнул мгновенно. Чтобы содержать подпольный публичный дом, надо быть поэтом хотя бы в душе. Генрих поэта подобрал. И душа поэта не вынесла, чтобы такой подарок судьбы в запустение пришел. Опять же клиенты – тут, а денег у них – невпрогреб. Протоптал тот дядя тропинку в непролазной ежевике, пыль протер на карточных столах, и закрутилась рулетка! И кто его арестует, если катран внутри огороженного со всех сторон высокими заборами участка, да еще и разгороженного внутри множеством других непролазных заборов, если вся эта территория охраняется отборными войсками НКВД, если клиенты – верховые чекисты?

Девушек он мигом навербовал. В Москве девушек красивых вон сколько. А на такую работу желающих всегда много. Опыт у него был, знал, где и как вербовать. Когда дело развернул, привлек к нему и молодых чекистских жен: твой муж в далекой Бразилии раздувает пожар Мировой революции, а ты одна в палатах чахнешь, словно царевна-Несмеяна, а тут такая работа! Интересная, веселая, приятная, денежная.

Поднялся Генрих по лесенке в наблюдательный коридор. Он проходил этот коридор всегда сначала с юга не север. Как в нашей песне: с южных гор до северных морей… Начинал с осмотра зала, в котором девушки вели беседы с гостями. Это красный зал. Он всегда в полутьме. Тут толстые ковры, приглушенный свет бордовых ламп, мягкие кожаные диваны островками, отделенные друг от друга тяжелыми бархатными шторами, которые в любой момент можно совсем задернуть, чтобы никто никому не мешал. Тут бар, а в баре – только девушки. И маленькая эстрада посредине, на которой они танцуют, развлекая и привлекая.

Далее Генрих осматривает комнаты западной стороны. Они все разные: турецкая комната, как палата гарема, пыточная с кандалами и плетьми, школьная с доской и партой, тюремная, госпитальная, железнодорожная, как купе поезда дальнего следования, монастырская, канцелярия, военная со стреляными гильзами и разбитым пулеметом, а есть просто уютные. Очень популярна комната с булыжной мостовой и газовым фонарем. Девушки наряжаются медсестрами, солдатками, милиционерами, обитательницами гаремов, секретаршами, школьницами, монахинями, светскими дамами или грязными уличными шалавами.

Зал с рулеткой – зеленый. Тут серьезные люди. Тут проигрывают (но и выигрывают!) звания и должности. Тут крутятся большие деньги. Тут решают великие проблемы.

От этого зала Генрих возвращается, оглядывая комнаты восточной стороны. Осмотр – это совмещение полезного с приятным. Генрих знает все слухи, которые циркулируют в верхах руководства НКВД. Знает из первых рук. А послушав часок болтовню в картежных комнатах, он теперь уже надолго возвращается к любимому занятию: контролю комнат западной стороны.

Генрих обожает порнуху. Всякую: фотографии, рисунки, фильмы. Но больше всего эту – реальную и настоящую. Это же не постановочный кадр. Это настоящая жизнь в ее многообразии. Это страшно интересно.

Одному удивляется Генрих: как мог Николай Палкин строить Большой Кремлёвский дворец, не предусмотрев возможности подсматривать и подслушивать? Генрих сам обследовал покои первого этажа. Тут толстые стены, в которых нет никаких отверстий. А вентиляция – это огромные окна наружу.

Мысль про глупого Николая мелькнула и забылась. Генрих погрузился в созерцание…

3

– Товарищ Холованов, там вас какой-то голодный шкет спрашивает.

– Что за шкет?

– Не знаю. Говорит, должен вам куртку вернуть и мешок резиновый, чем-то набитый.

– Шкета, капитан, зови. Скажи, что заждался я. И повнимательнее к человеку. Шкет уважения заслуживает.

4

У Дракона был дар. Он почему-то мог объясниться с любой женщиной. Они как бы спрашивали у него, чем бы помочь. И помогали. Иногда – даже если он об этом и не просил. Кремль для Дракона всегда был главным объектом агентурного проникновения. Телефонистки и телеграфистки, уборщицы и секретарши, медсестры и шифровальщицы, библиотекарши и хранительницы кремлевских музеев – вот круг его вербовок. Все строилось на любви. Он любил свою агентуру самоотверженно, до безумия. Его агенты отвечали столь же безрассудной любовью, забывая семью и дом, рискуя работой, репутацией, свободой, а то и жизнью. От них он знал если не все тайны Кремля, то многие из них.

Но в южном крыле цоколя Большого Кремлёвского дворца агентуры у него не было. Руки не дошли. Сегодня ранним утром ни свет ни заря он спустился туда, переговорил с грудастой бабенкой в синем берете Государственной безопасности и револьвером системы Нагана на правом боку.

Она поняла его. Она рассказала, что да, сидит девчонка в комнате, которая обычно использовалась для отдыха дежурной смены охраны товарища Ягоды. Сейчас временно охрану отселили. Готова ли сисястая помочь товарищу Холованову Александру Ивановичу? Да, готова, но не поможет. Потому как девчонку она ни при каких условиях не выпустит. Только переговорить с ней? Нет, и этого не будет.

Почему? Да просто потому, что железная дверь заперта на два замка, а ключи – у разных людей. С одним человеком сговориться можно, но толку от этого нет.

А если через дверь поговорить? Через дверь – сколько угодно. Говори, только побыстрее. Атас объявлен будет громким кашлем.

Страницы