19 Mar 2024 Tue 06:12 - Москва Торонто - 18 Mar 2024 Mon 23:12   

– Нет! – Это прозвучало почти как крик. И, продолжив ответ, он подумал: «Нельзя, чтобы это выглядело так отчаянно». – Конечно, нет! Я рад провести этот вечер наедине со своей женой.

Неясный внутренний голос говорил ему, что он должен решить эту проблему, должен научиться не тяготиться в ее обществе, не избегать ее – в первую очередь ради себя самого.

– Чем бы ты хотела сегодня заняться, Доминик?

– Всем, чего ты хочешь.

– Хочешь в кино?

– А ты?

– О, не знаю. Это помогает убить время.

– Прекрасно, давай убивать время.

– Нет. Зачем? Это звучит ужасно.

– Разве?

– Зачем нам бежать из своего дома? Давай останемся.

– Да, Питер.

Он помолчал. «Но и молчание, – подумал он, – это тоже бегство, его наиболее скверный вариант».

– Хочешь сыграть в «Русский банк»? – спросил он.

– Тебе нравится «Русский банк»?

– О, это убивает вре… – Он остановился. Она улыбнулась. – Доминик. – Он смотрел на нее. – Ты так красива. Ты всегда так… так восхитительно красива. Мне все время хочется сказать тебе, что я чувствую, глядя на тебя.

– Мне нравится знать, что ты чувствуешь, глядя на меня, Питер.

– Я люблю смотреть на тебя. Всегда вспоминаю при этом слова Гордона Прескотта. Он сказал, что ты совершенное упражнение Господа Бога в структурной математике. А Винсент Ноултон говорил, что ты – весеннее утро. А Эллсворт… Эллсворт сказал, что ты – упрек любой другой женщине на свете.

– А Ралстон Холкомб? – спросила она.

– А, не имеет значения! – оборвал он себя и снова повернулся к камину.

«Я знаю, почему мне так тяжело молчание, – подумал он. – Потому что ей все равно, молчу я или говорю; как будто я не существую и никогда не существовал… это еще страшнее, чем смерть, – никогда не родиться…» Он внезапно почувствовал отчаянное желание, которого и сам не мог четко объяснить, – желание стать для нее ощутимым.

– Доминик, знаешь, о чем я думаю? – с надеждой спросил он.

– Нет, о чем же ты думаешь?

– Я уже не раз задумывался об этом – и никому не говорил. И никто не знает. Это моя мечта.

– Боже, это же великолепно. И что это такое?

– Мне хотелось бы переехать за город, построить дом только для нас.

– Мне это очень нравится. Как и тебе. Ты хочешь сам спроектировать дом для себя?

– Черт возьми, нет же. Беннет быстро отстроил бы его для меня. Он проектирует все загородные дома. Он настоящий волшебник в таких делах.

– Ты хотел бы каждый день ездить в город на работу?

– Нет, я думаю, это было бы страшно неудобно. Сейчас все, кто что-то собой представляет, живут в пригороде. Я всегда чувствую себя чертовым пролетарием, когда сообщаю кому-то, что живу в городе.

– Тебе хотелось бы видеть вокруг себя деревья, сад и землю?

– О, это же все чепуха. У меня нет на это времени. Дерево

– это только дерево. Когда видишь на экране лес весной, уже видишь все.

– Тебе хотелось бы поработать в саду? Говорят, это прекрасно

– самому обрабатывать землю.

– Господи, да нет же! Какая, по-твоему, у нас будет земля? Мы можем позволить себе садовника, и хорошего. И тогда все соседи позавидуют нашему участку.

– Тебе хотелось бы заняться спортом?

– Да. Мне нравится эта идея.

– И каким же?

– Думаю, мне стоило бы заняться гольфом. Знаешь, когда ты член загородного клуба и тебя считают одним из уважаемых граждан в округе, это совсем не то, что поездки время от времени на уикэнд. И люди, с которыми встречаешься, тоже совсем другие. Классом выше. И отношения, которые ты завязываешь… – Он спохватился и раздраженно добавил: – И еще я занялся бы верховой ездой.

– Мне нравится верховая езда, а тебе?

– У меня никогда не было для этого времени. Ну и потом, при этом немилосердно трясутся все внутренности. Но кто, черт возьми, такой Гордон Прескотт? Считает себя единственным настоящим мужчиной, наляпал свои фотографии в костюме для верховой езды у себя в приемной.

– Я полагаю, тебе хочется найти и какое-то уединение?

– Ну, вообще-то я не особенно верю в болтовню о необитаемых островах. Я думаю, что дом следует строить поблизости от большой дороги, и люди могли бы, понимаешь, показывать на него, как на владение Китинга. Кто, черт возьми, такой Клод Штенгель, чтобы иметь загородный дом, в то время как я снимаю квартиру? Он начал практически тогда же, когда и я, а посмотри, где теперь он и где я. Господи, да он должен быть счастлив, если о нем слышали два с половиной человека, так почему же он должен жить в Уэстчестере [округ в южной части штата Нью-Йорк] и…

И он умолк. Она со спокойным выражением лица наблюдала за ним.

– О, черт подери все это! – вскричал он. – Если ты не хочешь переезжать за город, почему не сказать прямо?

– Я хочу делать то, чего хочешь ты, Питер. Следовать тому, что ты задумал.

Он надолго замолчал, потом спросил, не сумев сдержаться:

– Что мы делаем завтра вечером?

Она поднялась, подошла к столу и взяла свой календарь.

– Завтра вечером мы пригласили на ужин Палмеров, – сказала она.

– О Господи! – простонал он. – Они ужасные зануды! Почему мы должны их приглашать?

Она стояла, держа кончиками пальцев календарь. Как будто сама была фотографией из этого календаря и в глубине его расплывалось ее собственное изображение.

– Мы должны пригласить Палмеров, – сказала она, – чтобы получить подряд на строительство их нового универмага. Мы должны получить этот подряд, чтобы пригласить Эддингтонов на обед в субботу. Эддингтоны не дадут нам подряда, но они упомянуты в «Светском альманахе». Палмеры тебя утомляют, а Эддингтоны воротят от тебя нос. Но ты должен льстить людям, которых презираешь, чтобы произвести впечатление на людей, которые презирают тебя.

– Зачем ты говоришь мне подобные вещи?

– Тебе бы хотелось взглянуть на этот календарь, Питер?

– Но это все делают. Ради этого все и живут.

– Да, Питер. Почти все.

– Если тебе это не по душе, почему не сказать прямо?

– Разве я сказала, что мне что-то не по душе?

Он подумал.

– Нет, – согласился он. – Нет, ты не говорила. Но дала понять.

– Ты хотел бы, чтобы я говорила об этом более сложными словами, как о Винсенте Ноултоне?

– Я бы… – И он закричал: – Я бы хотел, чтобы ты выразила свое мнение, черт возьми, хоть раз!

Она спросила все так же монотонно:

– Чье мнение, Питер? Гордона Прескотта? Ралстона Холкомба? Эллсворта Тухи?

Он повернулся к ней, опершись о ручку кресла, слегка приподнявшись и напрягшись. То, что стояло между ними, начало обретать форму. Он почувствовал, что в нем рождаются слова, чтобы назвать это.

– Доминик, – начал он нежно и убеждающе, – вот оно. Теперь я знаю. Я понял, что между нами происходит.

– И что же между нами происходит?

– Подожди. Это страшно важно. Доминик, ты же ни разу не говорила, ни разу, о чем думаешь. Ни о чем. Ты никогда не выражала желания. Никакого.

– Ну и что здесь плохого?

– Но это же… Это же как смерть. Ты какая-то ненастоящая. Только тело. Послушай, Доминик, ты не понимаешь, и я хочу тебе объяснить. Ты знаешь, что такое смерть? Когда тело больше не двигается, когда ничего нет… ни воли, ни смысла. Понимаешь? Ничего. Абсолютно ничего. Так вот, твое тело двигается – но это все. О, не пойми меня превратно. Я не говорю о религии, просто для этого нет другого слова, поэтому я скажу: твоя душа… твоей души не существует. Ни воли, ни смысла. Тебя, настоящей, больше нет.

– Что же это такое – я настоящая? – спросила она. Впервые она проявила заинтересованность, не возразила, нет, но, по крайней мере, заинтересовалась.

– А что настоящее в человеке? – начал он ободренно. – Не просто тело. Это… это душа.

– А что такое душа?

– Это ты. Все, что внутри тебя.

– То, что думает, оценивает и принимает решения?

– Да! Да, именно это. И то, что чувствует. Ты же… ты от нее отказалась.

– Значит, есть две вещи, от которых нельзя отказываться: собственные мысли и собственные желания?

– Да! О, ты все понимаешь! Ты понимаешь, что ты подобна пустой оболочке для тех, кто тебя окружает. Своего рода смерть. Это хуже любого преступления. Это…

– Отрицание?

– Да, просто чистое отрицание. Тебя здесь нет. Тебя здесь никогда не было. Если бы ты сказала, что занавески в этой комнате ужасны, если бы ты их сорвала и повесила те, что тебе нравятся, что-то в тебе было бы настоящим, было бы здесь, в этой комнате. Но ты никогда ничего подобного не делала. Ты никогда не говорила повару, какой десерт хотела бы к обеду. Тебя здесь нет, Доминик. Ты не живая. Где же твое Я?

– А твое, Питер? – спокойно спросила она.

Он замер, вытаращив глаза. Она знала, что его мысли в этот момент были чисты, непосредственны и наполнены зрительными ощущениями, что сам процесс размышления заключался в реальном видении тех лет, которые проходили перед его духовным взором.

– Это неправда, – произнес он наконец глухим голосом. – Это неправда.

– Что неправда?

– То, что ты сказала.

– Я ничего не сказала. Я задала тебе вопрос.

Его глаза молили ее продолжать, отрицать. Она поднялась и встала перед ним, напряженность ее тела свидетельствовала о жизни, жизни, которую он пропустил и о которой молил; в ней было еще одно качество – присутствие цели, но ее целью было судить.

– Ты начинаешь понимать, не так ли, Питер? Мне следует объяснить тебе получше. Ты никогда не хотел, чтобы я была настоящей. Ты никогда не хотел ничего настоящего. Но и не хотел, чтобы я показала это тебе, ты хотел, чтобы я играла роль и помогала тебе играть свою – прекрасную, сложную роль, состоящую из словесных украшений, ухищрений и просто слов. Одних слов. Тебе не понравилось то, что я сказала о Винсенте Ноултоне. Тебе понравилось, когда я сказала то же самое, но облекла это в покров добродетельных штампов. Ты не хотел, чтобы я верила. Ты хотел только, чтобы я убедила тебя, что поверила. Моя настоящая душа, Питер? Она настоящая, только когда независима, – ты ведь понял это? Она настоящая, только когда выбирает занавеси и десерт, тут ты прав – занавеси, десерт, религия, Питер, и формы зданий. Но тебе это никогда не было нужно. Ты хотел зеркал. Люди хотят, чтобы их окружали только зеркала. Чтобы отражать и отражаться. Знаешь, как бессмысленная бесконечность, в которую вступаешь в узком зеркальном коридоре. Так бывает в очень вульгарных гостиницах. Отражение отражений, эхо эха. Без начала и без конца. Без источника и цели. Я дала тебе то, что ты хотел. Я стала такой, как ты, как твои друзья, какой так старается быть большая часть человечества, – только без всяких прикрас. Я не ходила вокруг да около, довольствуясь книжными обозрениями, чтобы скрыть пустоту собственных суждений, я говорила: у меня нет мнения. Я не заимствовала чертежей, чтобы скрыть свое творческое бессилие, я ничего не создавала. Я не говорила, что равенство – благородная цель, а объединение – главная задача человечества. Я просто соглашалась со всеми. Ты называешь это смертью, Питер? Но я бы переадресовала это заявление тебе и каждому вокруг нас. Но ты, ты этого не делал. Людям с тобой удобно, ты им нравишься, они радуются твоему присутствию. Ты спасаешь их от неминуемой смерти. Потому что ты возложил эту роль на себя.

Он ничего не произнес. Она отошла от него и вновь села в ожидании.

Он поднялся, шагнул к ней:

– Доминик… – И вот он уже на коленях перед ней, приник к ней, зарываясь головой в ее платье. – Доминик, это неправда… неправда, что я никогда не любил тебя. Я люблю тебя, всегда любил, это не было… просто чтобы похвастаться перед другими, это совсем не так. Я любил тебя. На свете есть только два человека – ты и еще один, мужчина, кто всегда заставлял меня почувствовать то же самое, это не совсем страх, скорее стена, голая стена, на которую надо забраться, приказ подняться – не знаю куда… Но это чувство возникало… я всегда ненавидел этого человека… но тебя, я хотел тебя всегда… вот почему я женился на тебе, хотя знал, что ты презираешь меня. Ты должна простить мне эту женитьбу, ты не должна мстить мне таким образом… не таким образом, Доминик, я же могу не ответить, я…

– Кто этот человек, которого ты ненавидишь, Питер?

– Это неважно.

– Кто он?

– Никто, я…

– Назови его.

– Говард Рорк.

Она долго молчала. Потом положила руку ему на голову. Этот жест напоминал нежность.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 ]

предыдущая                     целиком                     следующая