– В это время я был где-то рядом с Бали [самый западный из Малых Зондских островов Малайского архипелага, старинный центр индонезийской культуры и народных искусств («остров тысячи храмов»)]. Мне неприятно, что весь Нью-Йорк видел статую до меня. Но на яхте я не читаю газет. Я отдал приказ вышвырнуть за борт любого, кто принесет на яхту газету Винанда.
– Так вы не видели даже фотографий храма Стоддарда?
– Нет. Здание было достойно статуи?
– Статуя была почти достойна здания.
– Оно ведь было разрушено, правда?
– Да. С помощью газет Винанда.
Он пожал плечами:
– Помню, для Альвы Скаррета это были славные деньки. Большая сенсация. К сожалению, я все пропустил. Но Альва хорошо поработал. Да, кстати, откуда вы узнали, что я отсутствовал, и почему сам факт моего отсутствия остался в вашей памяти?
– Эта сенсация стоила мне работы у вас.
–
– Разве вы не знаете, что раньше мое имя было Доминик Франкон?
Его плечи под пиджаком модного покроя подались вперед – знак растерянности и беспомощности. Он просто смотрел на нее несколько секунд, затем сказал:
– Нет.
Безразлично улыбнувшись, она сказала:
– Кажется, Тухи хотелось все как можно больше усложнить для нас обоих.
– К черту Тухи. Мне надо с этим разобраться. Ничего не понимаю. Так вы – Доминик Франкон?
– Была.
– И вы работали здесь, в этом здании?
– Шесть лет.
– А почему я раньше вас никогда не встречал?
– Уверена, что вы не встречаетесь с каждой вашей служащей.
– Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
– Хотите, чтобы я выразила это за вас?
– Да.
– Почему я не пыталась встретиться с вами раньше?
– Да.
– У меня не было желания.
– А вот этого я как раз и не понимаю.
– Мне следует пропустить это мимо ушей – или понять?
– С вашей красотой и знанием моей репутации, отчего же вы не пытались устроить свою карьеру в «Знамени»?
– Мне никогда не хотелось настоящей карьеры в «Знамени».
– Почему?
– Возможно, по той же причине, которая заставила вас запретить газеты Винанда на своей яхте.
– Это неплохая причина, – спокойно согласился он. Потом спросил беззаботным тоном: – Интересно, что же вы сделали, что я вас уволил? Пошли против нашей политики, скорей всего?
– Я пыталась защитить храм Стоддарда.
– Вы что, не могли придумать ничего лучше, чем проявить искренность в «Знамени»?
– Я рассчитывала сказать это вам, если бы вы дали мне такую возможность.
– Забавлялись?
– Тогда – нисколько. Мне нравилось здесь работать.
– Кажется, в этом здании вы одна такая.
– Одна из двоих.
– А кто второй?
– Вы, мистер Винанд.
– Не будьте так уверены. – Подняв голову, он увидел в ее глазах легкую насмешку и сказал: – Вы хотели поймать меня на подобном заявлении?
– Пожалуй, – спокойно ответила она.
– Доминик Франкон… – произнес он. – Мне нравились ваши статьи. Я почти жалею, что вы пришли не просить вернуть вас на прежнюю работу.
– Я пришла договориться о Стоунридже.
– Ах да, конечно. – Он откинулся в кресле, приготовившись наслаждаться длинной речью, призванной его убедить. Он подумал, что интересно услышать доводы, к которым она прибегнет, и увидеть, какова она в роли просительницы. – Так что же вы хотели мне сказать по этому поводу?
– Я бы хотела, чтобы вы отдали этот заказ моему мужу. Я понимаю, конечно, что у вас нет причин это делать, – если взамен я не соглашусь переспать с вами. Если это является для вас достаточно веской причиной, я согласна.
Он молча смотрел на нее, не позволяя себе никак проявить свою реакцию. Она смотрела слегка удивленно: что же он медлит, будто ее слова не заслуживают внимания. Ему не удалось, хотя он напряженно искал, увидеть на ее лице ничего, кроме неуместно невозмутимой невинности.
Он сказал:
– Именно это я и намеревался предложить. Но не так грубо и не при первой встрече.
– Я сэкономила ваше время и помогла обойтись без лжи.
– Вы очень любите своего мужа?
– Я презираю его.
– У вас огромная вера в его художественный гений?
– Я полагаю, он третьеразрядный архитектор.
– Так почему же вы это делаете?
– Это меня забавляет.
– Я думал, что я единственный человек, руководствующийся этим принципом.
– Не обращайте внимания. Я не верю, чтобы вы когда-нибудь считали оригинальность желанной добродетелью, мистер Винанд.
– Так вам безразлично, получит ваш муж Стоунридж или нет?
– Абсолютно.
– И у вас нет никакого желания спать со мной?
– Никакого.
– Я мог бы восхищаться женщиной, которая способна разыграть такую сцену. Но ведь вы не играете.
– Не играю. И, пожалуйста, не восхищайтесь мной. Я хотела бы избежать этого.
Когда он улыбался, явных движений лицевых мускулов не требовалось; что-то похожее на усмешку всегда было на его лице, просто на мгновение она проступала резче, а затем вновь пряталась. Сейчас усмешка стала видна отчетливее.
– Фактически, – начал он, – что ни говори, ваша основная цель – я. Желание отдаться мне. – Он заметил взгляд, который она не сумела скрыть, и добавил: – Нет, не радуйтесь, что я допустил столь грубую ошибку. Я говорю это не в обычном смысле. Совсем наоборот. Разве вы не сказали, что считаете меня предпоследним человеком в мире? Вам не нужен Стоунридж. Вы хотите продаться из самых низменных побуждений самому низкому из людей, которого вам удалось найти.
– Я не ожидала, что вы поймете, – просто сказала она.
– Вы хотите – так делают иногда мужчины, но не женщины – выразить через половой акт полнейшее презрение ко мне.
– Нет, мистер Винанд. К себе.
Тонкая линия его рта слегка дрогнула, как первый намек на откровенность – непроизвольный, а потому говорящий о слабости, – и он очень следил за своими губами, говоря:
– Большинство людей из кожи вон лезут, стараясь убедить себя, что они себя уважают.
– Согласна.
– И конечно, это стремление к самоуважению является доказательством его отсутствия.
– Согласна.
– Следовательно, вы понимаете, что означает стремление презирать самого себя.
– То, что ничего у меня из этого не выйдет.
– Никогда.
– Не ожидала, что вы и это поймете.
– Я не хочу больше ничего говорить – вы можете перестать считать меня предпоследним человеком на свете, и я перестану подходить для вашей цели. – Он поднялся. – Должен ли я выразить официально, что принимаю ваше предложение?
Она склонила голову в знак согласия.
– Если быть откровенным, – сказал он, – мне все равно, кого выбрать для строительства Стоунриджа. Я никогда не нанимал хороших архитекторов для того, что строил. Я давал народу то, что он хочет. На этот раз мне захотелось подобрать что-то получше, потому что я устал от неумех, которые на меня работают, но выбирать без определенных критериев весьма трудно. Думаю, вы не будете возражать. Я действительно вам благодарен – вы даете мне намного больше, чем я смел надеяться.
– Я рада, что вы не сказали, что всегда восхищались гением Питера Китинга.
– А вы не сказали, как счастливы пополнить собой список выдающихся любовниц Гейла Винанда.
– Можете радоваться, если хотите, но я полагаю, что мы поладим.
– Вполне возможно. По крайней мере, выдали мне новую возможность: делать то, что я делал всегда, но честно. Могу ли я начать отдавать вам приказы? Я не хочу притворяться, будто это нечто иное.
– Если хотите.
– Вы отправитесь со мной в двухмесячное путешествие на яхте. Отплываем через десять дней. Когда мы вернемся, вы будете вольны возвратиться к мужу – с контрактом на Стоунридж.
– Слушаюсь.
– Я хотел бы встретиться с вашим мужем. Не пообедаете ли вы оба со мной в понедельник?
– Да, если хотите.
Когда она поднялась, чтобы уйти, он спросил:
– Могу ли я сообщить вам разницу между вами и вашей статуей?
– Нет.
– Но я хочу. Есть что-то пугающее в одних и тех же элементах, использованных в двух композициях на противоположные темы. Все в этой статуе – тема восторга. Но ваша собственная тема – страдание.
– Страдание? Я не отдавала себе отчета в том, что выказала страдание.
– Вы – нет. Именно это я и имел в виду. Ни один счастливый человек не бывает настолько нечувствителен к боли.
Винанд позвонил своему галерейщику и попросил его устроить закрытую выставку работ Стивена Мэллори. Встречаться с Мэллори лично он отказался, так как никогда не встречался с людьми, творчество которых ему нравилось. Торговец весьма спешно выполнил заказ. Винанд купил пять вещей из того, что ему показали, и заплатил больше того, на что мог рассчитывать торговец.
Страницы
предыдущая целиком следующая
