Перчатка брошена. Ходят вокруг ученые синьоры, мистеры, господа, паны и товарищи, плюются, ругаются, шлют проклятия на мою бедную голову, объявляют меня опровергнутым, разбитым, утопленным, испепеленным, истребленным и по полу растертым, но перчатку так никто поднять и не решился. Уклонились от боя господа генералы и маршалы, премьеры, президенты и разведчики, журналисты и ученые.
Правильность любой теории измеряется ее объясняющей силой. Моя теория разъясняет многое из того, что раньше объяснению не поддавалось. «Ледокол» дает ключ к пониманию даже тех проблем начального периода советско-германской войны, которые в моих книгах не затронуты.
Противникам не надо меня ни разоблачать, ни уличать. Им надо найти другое простое, понятное, логичное объяснение тому, что случилось в 1941 году. Пока они другой теории не придумают, «Ледокол» будет продолжать свое победное плавание.
Но письма идут. И новые ниспровергатели на бой зовут. Весь Интернет исписали: выходи! Под телекамеры требуют: спорить будем!
А о чем, граждане, спорить? Это вам следует принимать мой вызов. Это вам следует ответить на тот центральный вопрос, который я поставил в «Ледоколе». Если вы главное обсуждать не решаетесь, то о чем спорить? А если вы «Ледокол» не читали и не знаете, что там за главный вопрос, то нам и подавно толковать не о чем.
3
И вот картина: орды моих оппонентов на битву зовут, но сами же от нее уклоняются. А уязвить, уколоть, укусить хочется. Потому нужен аргумент, который был бы, так сказать, за бортом «Ледокола». Нужен аргумент, который позволил бы противникам меня топтать, но при этом не ввязываться в спор по существу.
И ударило кому-то в голову: а ведь эту версию выдумал Геббельс! Это его проделки! Гитлеру требовалось оправдание вторжения, и вот рано утром 22 июня 1941 года Геббельс врал в микрофон… А Резун-Суворов повторяет.
Чудный аргумент. Палочка-выручалочка. Можно теперь меня фашистом обзывать, о сути книги не споря. Не вдаваясь, так сказать.
Аргумент про Геббельса понравился. Аргумент подхватили. Аргумент повторяют. И звучит обвинение ужасно. Прикиньте, каково оказаться в одной упряжке с Геббельсом!
Но ужасным обвинение кажется только на первый взгляд.
Историю пишут победители. Потому так повелось: раз сказал Геббельс, значит, вранье. Из этого следует, казалось бы, неотвратимый вывод: а все, чем нас кормил кремлевский Агитпроп, – чистая, кристальная правда.
И больше того: раз Гитлер – агрессор, захватчик, поработитель, следовательно, мы – освободители. Гитлеризм – тьма, а у нас, как говаривал товарищ Сталин, – свет с востока.
Однако советская коммунистическая пропаганда, мягко говоря, особой правдивостью тоже не отличалась. Был у нас свой Геббельс. Звали его Александром Сергеевичем. Нет, не Пушкиным, а Щербаковым. Так вот, сам Геббельс еще до германского нападения на Советский Союз приуныл: победить Сан Сергеича на состязаниях брехунов представлялось невообразимым, немыслимым и невероятным. Уж больно талантлив был товарищ Щербаков. Британское агентство Би-би-си Геббельс ни во что не ставил: уровень не тот. А вот как победить кремлевского оракула?
Кстати, Александр Сергеич побивал Геббельса уже своим титулом. Геббельс – министр пропаганды. Уже из этого титула следует, что задача его и подчиненного ему ведомства – гнуть угодную режиму линию, пропагандировать некие идеи, т.е. пудрить мозги широким народным массам, вывешивать лапшу на уши.
А товарищ Щербаков – начальник Советского информационного бюро: сообщаем только факты, никакой пропаганды.
И во всем у нас так было устроено. Газета – «Известия». Извещаем о том, что случилось. И только. Или вот: газета «Правда». Правда она и есть правда. Чистый светлый родничок. Без мути и примесей.
У них символ СС – череп с костями, а у нас у чекиста на рукаве колосья зреющие. Из таких мелких камушков грандиозные мозаики складываются. Гитлер миллионы людей истребил, потому как злодей. А наши товарищи с горячими сердцами истребили куда как больше миллионов. Ну так это ради прогресса.
Потому сегодня по любым городам мира можно привольно гулять с серпом и молотом. Никто и в морду не плюнет. Это же не свастика. И чекисту памятник можно воздвигнуть на народные денежки. Это же не эсэсовец!
А ведь памятник чекисту – это хуже, чем памятник эсэсовцу. Эсэсовец – это зверь со стороны. Он истреблял тех, кого считал врагом. А чекист – это свой, доморощенный негодяй. Он истреблял все вокруг. Своих и чужих. Десятками миллионов. И песня у него: «Не всех еще искоренили!»
И еще разница в том, что в Гестапо рвали ногти ради того, чтобы выявить настоящих сообщников, а в НКВД – чтобы выполнить разнарядку, спущенный сверху план истребления.
Чекист наперед знал, что пытает невиновных. Протоколы выдуманных признаний ребята с пылкими сердцами между собой называли «романами», а самых талантливых костоломов, вышибателей зубов, глаз и челюстей – «романистами». Вот из их-то рядов и вышел Александр Сергеевич Щербаков.
Вступил он в партию большевиков в 1918 году. Большевики победили, тут-то он аккурат к ним и примазался, тут-то он и проникся великими идеями. Поднимался вверх борзо, прыгая через десять ступеней. Товарищ Сталин самых талантливых видел за тысячи верст и действовал по принципу: молодым везде у нас дорога.
Смертные приговоры в те героические времена выносили без суда. Расстрельные списки на местах составляли и подписывали так называемые «тройки». Состав «троек» всегда был стандартным – первый секретарь местной коммунистической власти, прокурор и главный местный чекист. Щербаков в составлении расстрельных списков проявил особую прыть и удаль. Лично подписал сотни таких списков, отправив без суда на смерть тысячи людей. За такое усердие в работе Сталин бросал Щербакова в прорыв, туда, где с объемом работ не справлялись.
Только за 1937-1938 годы Щербаков побывал главным партийным воротилой, а следовательно, и членом «тройки», в Ленинграде, в Восточной Сибири, в Донбассе, в Москве и Московской области. В количестве расстрелов Щербаков старался угнаться за главным чемпионом в этом деле – Никитой Хрущевым. И часто весьма близко приближался к стахановской выработке Никиты Кровавого.
Среди товарищей по работе Щербаков уважением не пользовался. Даже Хрущев описывал характер Щербакова как «ядовитый, змеиный» (Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Сост. К.А. Залесский. М., 2000. С. 501).
Вот такого борца за светлые идеалы товарищ Сталин за полтора месяца до войны поставил во главе самой могущественной идеологической машины мира.
Чтобы потом не возвращаться, сообщаю: Щербаков и умер вместе с войной. Был он запойным пьяницей. Пил не просто много, а страшно много. 9 мая 1945-го на радостях по случаю победы нагрузился так, что в ночь на 10 мая, не приходя в сознание, ушел в мир иной, на 45-м году жизни. Лаврентий Павлович Берия про него сообщил: опился и помер.
Но это нас занесло несколько вперед. Вернемся в 41-й год.
4
С 1922 по 1941 год Сталин не занимал никаких государственных постов. Он управлял всем, ни за что не отвечая. Он был просто секретарем партии. А партия – это не государство и не правительство. Это союз единомышленников. И ничего более.
Но 4 мая 1941 года Сталин в преддверии победоносной освободительной войны занял пост главы правительства, чтобы славу великого освободителя ни с кем не делить, чтобы иметь возможность главный приказ своей жизни отдать не из-за кулис, а официально.
В тот же день Сталин поставил Александра Сергеевича Щербакова на пост властелина и повелителя всех советских писателей, художников, композиторов, музыкантов, актеров, режиссеров, балетмейстеров, журналистов, редакторов, цензоров, канатоходцев и клоунов, футболистов и пловцов, иллюзионистов, поэтов и певцов и проч., и проч.
Под полный и нераздельный контроль Щербакова попали все творческие союзы, издательства, киностудии, театры и кинотеатры, цирки и стадионы, газеты, журналы, радиовещание и все прочее в этом роде. Должностей у Щербакова было много: секретарь ЦК, начальник Совинформбюро, в ходе войны – заместитель наркома обороны, начальник Главного политического управления и пр.
Расчет такой: Сталин отдает главный приказ XX века, а Щербаков отвечает за пропагандистское обеспечение.
На фронте идеологической борьбы Щербаков развернулся во всю мощь, во всю ширь. Правда, война пошла не тем руслом. Но он справился и тут.
Вот, например, миниатюрный щербаковский шедевр – небольшой отрывок из сообщения Совинформбюро от 22 августа 1941 года: «Только за последние три недели наши войска разгромили:
а) 3, 4, 7, 10, 11, 12, 13, 14, 16, 18, 19, 20-ю танковые дивизии…»
Учитывая, что на советско-германском фронте в 1941 году действовало 19 германских танковых дивизий, и принимая во внимание, что в другие недели германские танковые дивизии тоже несли потери, следует безоговорочно признать, что танковых войск (если верить Щербакову) у Гитлера к концу августа 41-го года не осталось.
В том же сообщении по пункту «б» Щербаков перечислил номера тридцати семи германских пехотных дивизий, полностью разгромленных за три недели августа.
По пункту «в» Александр Сергеич назвал 2, 8, 14, 17, 18, 20, 25, 27-ю мотодивизии, уничтоженные в августе. Всего их было 14. Если вспомнить июнь и июль, то не приходится сомневаться, что у Гитлера через два месяца боев мотодивизий тоже не сохранилось.
А там еще пункт «г» про дивизии СС и пункт «д» про отдельные полки разных дивизий.
Кое-что Гитлер, конечно, еще мог наскрести, однако «многие немецкие дивизии сохранили лишь свои номера».
А Сан Сергеич не унимается: «За два месяца боев германская армия потеряла убитыми, ранеными и пленными свыше двух миллионов человек… По уточненным данным, за два месяца войны немцы потеряли около 8000 танков, 10 000 орудий, свыше 7200 самолетов… В ожесточенных и непрерывных двухмесячных боях Красная Армия потеряла убитыми 150 тыс., ранеными 440 тыс., пропавшими без вести 110 тыс. человек, а всего 700 тыс. человек, 5500 танков, 7500 орудий, 4500 самолетов».
Сейчас-то мы знаем, что за два месяца боев была практически полностью разогнана по лесам, разгромлена и пленена предвоенная пятимиллионная кадровая Красная Армия. Остались только резервисты. А германские потери – по миллиону в месяц – это, мягко говоря, героические баллады Александра Сергеевича.
С первого дня войны Щербаков и ему подобные товарищи сочиняли невероятные сказания, печатали их и, объявив всему миру, укладывали в архивы. Теперь наши научные светила бережно, как священные реликвии, извлекают старые машинописные странички и, срезав очевидную глупость и несомненное вранье, подпирают щербаковскими перлами свои теории.
И заявляют гордо: писать надо с опорой на архивы! Это и правда удобно. Основываясь на «документах» щербаковского ведомства, можно доказать все, что прикажут.
5
Итак, у них – брехливый Геббельс, у нас – правдивый Щербаков.
Геббельс врал, Резун-Суворов повторяет.
Пока аргументы про Геббельса использовали не самые главные, я молчал. Но вот заговорили люди с большими звездами на плечах: генерал-полковник Волкогонов – советник Президента России, генерал армии Гареев – заместитель начальника Генерального штаба, генерал-полковник Павлов – первый заместитель начальника ГРУ. И все – в один голос: подготовка советского вторжения в Европу – фантазии Геббельса, Суворов не оригинален, первоисточник «Ледокола» – в ведомстве Геббельса.
Раз заговорила тяжелая осадная артиллерия, я вынужден отвечать.
Официальная кремлевская пропаганда десятилетиями твердила, что война со стороны Советского Союза была справедливой, отечественной, освободительной, великой, что гитлеровские волки напали на наше мирно жующее стадо без всякой причины и без объявления войны, оправдывая свое вероломство выдумками брехливого Геббельса.
Коль так, то кремлевским идеологам следовало выдумки Геббельса опровергнуть: вот слова этого путаника – и это лживые слова! Вот тут он соврал, тут и тут.
С разоблачений Геббельса следовало начинать любое исследование о войне, этими разоблачениями следовало открывать официальные шеститомники и двенадцатитомники. Если на нас напали, прикрываясь фальшивым предлогом, то главная задача советского правительства, правящей партии, идеологического аппарата, дипломатии, разведки, Генерального штаба, историков, ветеранов, пропагандистов и агитаторов заключалась в том, чтобы фальшивый повод к войне опровергнуть.
Но нет.
Никто в нашей великой стране, никто за ее пределами заявлений Геббельса не разоблачил и не пытался разоблачать.
Геббельс – мерзавец. Геббельс – преступник, один из величайших в истории. Геббельс – лжец, сын лжи и ее отец. Имя его стало нарицательным: врет, как Геббельс.
Но почему же речь Геббельса, произнесенная утром 22 июня 1941 года, у нас не опубликована как образец злобных вымыслов? Почему ни один наш маршал, генерал, адмирал, дипломат или академик не осмелился мертвому Геббельсу возразить?
У нас так повелось: произнес имя Геббельса – этого и достаточно. Дальше можно ничего не объяснять – раз Геббельс, значит, вранье.
Как будто наш Сан Сергеич меньше врал.
Вопрос повторяю: почему наша историческая наука молчит? Почему наша наука речь Геббельса не опровергает и даже не комментирует?
Геббельс не разоблачен.
До сих пор. Меня это удивляет. А вас, граждане генералы?
* * *
21 июня 1941 года, в последний день перед нападением, Геббельс не зря кручинился. Тягаться с Щербаковым ему было точно не по плечу.
Империи Ленина и Гитлера – близнецы-братья. И там, и тут ложь была тем связующим материалом, тем цементом, который превращал структуру в монолит.
Империя, которую создал Гитлер, рухнула и рассыпалась в пыль. Одна из главных причин крушения: концентрация лжи была недостаточной.
Империя, которую создали Ленин, Троцкий, Дзержинский, живет и процветает, хотя и в урезанном виде. У нас с концентрацией полный порядок.
Глава 25. Почему прокурор Вышинский защищал Риббентропа на нюрнбергском процессе?
Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он был вынужден отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!
1
Теперь я вам покажу, где зарыта самая злая собака: Геббельса опровергать не надо.
Геббельс выступил с заявлением по радио 22 июня 1941 года в 5.30 утра. А за полтора часа до этого, ровно в 4 утра, имперский министр иностранных дел И. фон Риббентроп вручил заместителю Народного комиссара иностранных дел СССР В.Г. Деканозову меморандум, в котором были изложены причины нападения Германии на СССР. Вручение этого меморандума явилось актом объявления войны.
О том, что меморандум был вручен, и именно в 4 утра, мы теперь знаем благодаря научному подвигу мужественного историка Юрия Георгиевича Фельштинского. Это он разыскал соответствующие документы и в 1983 году их опубликовал в сборнике «СССР – Германия. 1939-1941».
Нас десятилетиями приучали к формуле «вероломно без объявления войны», а теперь даже Министерство обороны РФ в своем центральном органе вынуждено признать: Германия войну объявила («Красная звезда», 25 ноября 1998 г.). Та же газета в номере от 23 июня 2001 года уточняет: «Официальные обвинения в адрес СССР зазвучали в меморандуме, врученном министром иностранных дел рейха Риббентропом советскому послу в Берлине 22 июня 1941 года в 4 часа утра».
Правда, интересно: нам твердят о выдумках Геббельса, но ведь Геббельс всего лишь агитатор, пусть и очень высокого ранга, вроде нашего Щербакова. Наше внимание отвлекают на пропагандистское выступление Геббельса, оставляя в тени официальный документ Риббентропа.
Но и Риббентроп действовал не по своему хотению, а по приказу правительства Германии. Меморандум Риббентропа – не личные проделки, не самодеятельность, а правительственный документ экстраординарной важности.
В чем же важность? Да в том, что нам объявили войну, в чем-то обвинив. И вручили официальную бумагу с обвинениями. Так неужели народ, потерявший в этой войне десятки миллионов, не имеет права знать, в чем же его обвинили, по какой причине на него напали?
2
Возникают и другие вопросы. Почему нам полвека врали о том, что война не была объявлена? Почему никогда не вспоминали тот меморандум? Кстати, где он сейчас? Почему его не показывают? Что в нем содержится?
В Интернете документ гуляет, в Президентском архиве сей документ пылится. Но правительство России его не публикует, не комментирует, не разоблачает и фальшивкой не обзывает.
Правительство Германии объявило войну Советскому Союзу и на десятках примеров свои действия объяснило, как единственно возможные в сложившейся ситуации. Почему же никто на это не реагирует? Чем вообще занимаются Министерство обороны, Генеральный штаб, Министерство иностранных дел, Академия наук, Академия военных наук, Институт военной истории и прочие структуры со столь громкими именами?
Почему молчали наши гениальные полководцы? Почему Жуков в своих мемуарах на много страниц расписывал переговоры делегаций СССР, Великобритании и Франции, к которым он лично никакого отношения не имел, но ни слова не сказал о том, что германское правительство, совершив нападение, чем-то свои действия обосновывало? Ведь к началу войны Жуков был начальником Генерального штаба и ему – кому же еще? – надо было после войны давать отповедь брехунам, если в меморандуме германского правительства содержалось вранье.
И современные российские генералы притихли. Вас, граждане генералы, ваших отцов и дедов обвинили в преступлении, а вы молчите. 10 лет молчите, 20, 30, 50, 70…
Удивляет и другое: если война великая, справедливая, освободительная, то зачем хитрить? Зачем искажать правду, скрывать и прятать документы? И почему великая война окутана, опутана, оплетена ложью? Почему наши правители извращали и продолжают извращать историю войны с первого ее мгновенья, прямо с 4.00 утра 22 июня? Почему наши правители, описывая начало войны, заврались так, что превзошли самого Геббельса?
На все эти вопросы может быть только один ответ: на обвинения германского правительства, изложенные в меморандуме, товарищу Сталину и другим кремлевским товарищам возразить было нечего ни ранним утром 22 июня, ни 10 лет спустя, ни 20, ни полвека…
Было бы что сказать в ответ, давно сказали бы.
Но крыть было нечем. Потому вместо возражений товарищ Сталин заявил, что Советский Союз ни в чем не виноват, обвинений ему никто не предъявлял, никакого меморандума он от германского правительства не получал. Тут же была введена в оборот ходовая формула «вероломно без объявления…» И десятилетиями повторялось: без объявления, без объявления, без объявления… И тут же недобрым словом крыли выдумки Геббельса.
Хотя вспоминать следует вовсе не Геббельса, а Риббентропа.
3
В Нюрнберге Риббентропу был вынесен и приведен в исполнение смертный приговор.
Более всего на признании его вины настаивал советский обвинитель Вышинский Андрей Януарьевич. Однако на самом деле Вышинский был главным защитником Риббентропа.
Позиция Вышинского, т.е. официальная позиция Советского Союза, сводилась к тому, что Риббентроп ни в чем не виноват, что его надо повесить…
Так и случилось. Все обвинения с Риббентропа сняли, и его повесили.
Формально он был признан виновным в том, что прямо и непосредственно участвовал в развязывании агрессивной войны.
И никто не спросил: какой войны? Второй мировой?
Да ничего подобного: Риббентроп всего лишь подписал в Кремле пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом.
Но, возражают, пакт этот предусматривал раздел Польши. В результате этого раздела и разразилась Вторая мировая война!
Страницы
предыдущая целиком следующая
Библиотека интересного