Вульф»
FW-190A8
2 х 7,9 MG-131
В таблице приведены данные самых слабовооруженных вариантов «Чайки». Фактически истребители И-153 выпускались в 1939—1940 гг. с различными комбинациями вооружения, в том числе с двумя УБС, с двумя ШВАК и другими. Даже в варианте с двумя УБС и двумя ШКАС «Чайка» превосходила по мощности вооружения (670 кВт) немецкий «Мессершмитт» Bf-109 любой модификации.
Второе примечание относится к «Фокке-Вульфу». Разумеется, никакого отношения к началу войны он не имеет. Параметры вооружения этого, вероятно одного из лучших поршневых истребителей мира, мы привели для того, чтобы стал наглядно виден тот «большой скачок», который произошел в вооружении истребителей всего за 5—6 лет. С 1938 по 1944 год вес бортового вооружения вырос в пять раз (и это без учета прироста веса боеприпасов!), вес секундного залпа вырос в семь раз! Читатель, который еще помнит про «уравнение существования» (см. гл. 2), должен понимать, что такой прирост, достигнутый без снижения (а фактически — вместе с ростом) летных характеристик, потребовал увеличения взлетного веса и мощности двигателя. Едва ли все это было сделано без особой нужды, так сказать, «про запас». Огромные усилия, направленные на повышение вооруженности истребителей, вероятно, говорят о том, что истребители всех стран встретили начало мировой войны с совершенно неудовлетворительным стрелковым вооружением. Скорее всего именно неэффективное, не соответствующее задаче вооружение и было причиной того, что даже в дни самых напряженных боев «битвы за Британию» на один сбитый самолет противника приходилось по 25—35 самолетовылетов «мессеров» и «спитов».
Возвращаясь к таблице 8, мы можем отметить три важных обстоятельства. Во-первых, разброс величин весьма велик. Если, например, максимальные скорости приведенных в таблице истребителей начала войны отличались не более чем на 20—30% (от 465 до 600 км/ч), то параметры вооружения (мощность и секундный залп) различаются в 2—3 раза. Во-вторых, физическая мощность вооружения лидеров (И-16 и «Блох» MB-152) превосходит мощность установленных на них моторов! В-третьих, и это самое главное, при всем желании невозможно обнаружить хоть какую-нибудь связь между ТТХ вооружения и результатами воздушных боев и войны в воздухе в целом.
Самым слабым было вооружение американского истребителя «Кертисс» Р-36 (во Францию он поставлялся под названием «Хоук-75»). Но именно этот истребитель в мае-июне 1940 года оказался лидером по числу сбитых немецких самолетов. Из 25 истребительных групп французских ВВС по состоянию на 10 мая 1940 г. «Хоуками» были вооружены только 4 (в дальнейшем, на «Хоук» перевооружили еще одну группу). Но из общего числа 684 достоверных побед на долю пилотов «Хоуков» пришлось более одной трети (230 сбитых). Из 11 летчиков, сбивших 5 и более немецких самолетов, 7 летали на «Хоуках»! С другой стороны, «абсолютным чемпионом» по всем трем показателям (секундный залп, совокупная мощность, дульная энергия снаряда) был французский истребитель «Блох» MB-152, отнюдь не проявивший себя «королем воздуха».
Тройка лидеров (MB-152, И-16 тип 27/28, D-520) сформировалась из истребителей стран, потерпевших тяжелейшее поражение. Английские истребители — единственные, кто смог не просто сбить много немецких самолетов, но и сломать стратегические планы гитлеровской Германии — заметно уступали своему противнику («Мессершмитту» Bf-109 E) по двум из трех параметров вооружения (секундный залп и дульная энергия оружия). Перед лицом всех этих фактов остается только в очередной раз повторить прописную истину: воюют не самолеты...
Глава 10. ВОЗДУШНЫЙ БОЙ: ТАКТИКА И ТЕХНИКА
Между обнаружением вражеского самолета (действие, вероятность которого практически никак не зависела от ТТХ истребителя) и открытием огня на поражение (эффективность которого парадоксальным образом мало зависела от ТТХ вооружения) находится этап боевого маневрирования, успех которого, разумеется, зависит от летных параметров самолета. Задача этого этапа — выйти на удобную для ведения прицельного огня позицию. Как было уже сказано, таковой позицией является сближение с противником сзади или сзади-снизу, как правило, с угловым отклонением не более 5° от оси движения вражеского самолета (45, стр. 67). Стрельба под большими углами требовала быстрого и точного определения величины упреждения, что при отсутствии на самолетах начала Второй мировой войны каких-либо приборов автоматизации наведения было практически недоступно даже для летчиков высокой квалификации.
«При изучении приемов боя, в результате которых противник нес потери, выяснилось, что наиболее выгодными были атаки, проводимые нашими истребителями сверху-сзади и снизу-сзади, т. е. атаки, выполняемые с маневром в вертикальной плоскости и выходом на огневую позицию с задней полусферы... Количество сбитых при этом самолетов противника составляло в среднем 80—85% от общего числа сбитых в воздушных боях...» (31).
Что же касается дистанции открытия огня, то этот вопрос всегда был предметом ожесточенной дискуссии. Разумеется, вероятность попадания (и поражения!) при стрельбе с предельно малых дистанций (100—50 м) значительно возрастала. С другой стороны, чем ближе атакующий истребитель подходил к хвосту бомбардировщика, тем с большей вероятностью он сам попадал под огонь воздушных стрелков. В случае атаки истребителя против истребителя это ограничение дистанции и времени сближения отпадало, но возникало другое: подойти вплотную к вражескому истребителю — если только противником не был одиночный самолет с малоопытным летчиком в кабине — было делом трудным и также весьма маловероятным.
Предвоенные английские наставления предписывали открывать огонь с расстояния порядка 400 м, а на дистанции 270 м от цели начинать выход из атаки. К счастью для Британской империи, английские летчики быстро отказались от таких «наставлений», и обычной дистанцией открытия огня стало 200—230 м (именно на таком расстоянии от самолета находилась и точка схождения трасс крыльевых пулеметов) (45, стр. 22, 42). Советские истребители, большей частью вооруженные фюзеляжными пушками и пулеметами, позволяли летчику вести огонь с еще меньших дистанций. В советском «Наставлении по ведению воздушного боя» 1943 года было сказано: «Нормальная дальность ведения огня, обеспечивающая хорошую вероятность попадания, не больше 100 м». Судя по воспоминаниям советских истребителей-асов, многие из них и вовсе предпочитали стрелять практически в упор, «когда заклепки становятся видны». Кроме всего прочего, стрельба с предельно малых дистанций смягчала требования к угловому отклонению — вражеский самолет «налетал» на трассы даже при значительных ошибках в выборе величины упреждения. Таким образом, энергичное и умелое маневрирование могло в значительной степени возместить слабость вооружения и примитивность прицельных устройств.
Понятно, что качество и конечная эффективность маневрирования в огромной степени зависят от квалификации и боевого опыта летчика. Менее очевидно то, что самым эффективным «маневром» является грамотно выстроенная тактика ведения группового боя. Чем больше и лучше продумал все детали предстоящего боя командир, тем меньше придется «крутить петли» его подчиненным. Оптимальное построение боевых порядков, эшелонирование по высоте, выделение ударных, прикрывающих, резервных групп, использование облачности и солнца, твердое управление и взаимодействие в групповом бою — все это в конечном ито--ге позволяет добиться успеха в стремительной первой атаке, не втягиваясь в эффектную на экране, но малоэффективную в бою «воздушную акробатику». «Не надо фигурять». Эти слова приписывают летчику-истребителю, генерал-лейтенанту авиации, Герою Советского Союза, главкому авиации П.В. Рычагову. Если он действительно говорил такое, то был совершенно прав. Война, в которой генералу Рычагову не суждено было сразиться с врагами лицом к лицу, полностью подтвердила это простое правило.
«Опыт Великой Отечественной войны показал, что первая атака всегда давала наибольший результат по той причине, что в ней элемент внезапности наиболее вероятен... Примеры действий ряда истребительных авиационных дивизий в различных крупных операциях, проведенных нашими войсками в период 1944—1945 гг., показывают, что с первых атак было уничтожено до 75% немецких самолетов... Исключительно важное и решающее значение первой атаки требовало от командиров групп умения производить быстрый и правильный учет обстановки и использовать выгодные стороны своего положения для успеха атаки... Одновременная атака, выполненная несколькими самолетами, являлась высшей ступенью воздушного боя и требовала высокой подготовки командира, ведущего группу в бой, и отличной слетанности летчиков группы. Выполнение атаки группой имело много положительного, так как мощь огня нескольких самолетов и моральное воздействие, производимое на противника, а также чувство товарищеской поддержки одновременно идущих в атаку истребителей делали атаку группой чрезвычайно эффективной...» (31).
И вот только после того, как первая групповая атака распадалась на отдельные индивидуальные схватки, наступала (если наступала) очередь для того, о чем так любят дискутировать на всевозможных «форумах»: для соревнования в скорости, скороподъемности, секундах виража, эффективности элеронов, приемистости моторов и пр.
«Атаки обычно предпринимались с высоты, часто со стороны солнца. Траектория атак нередко принимала форму кривой, по которой атакующий самолет преследовал самолет противника. Если атака была внезапной, а стрельба точной, победа была вполне вероятна (о количественной мере этой вероятности говорилось в предыдущих главах. — М.С.) Но если приближение атакующего истребителя было замечено, то противник начинал маневр уклонения, и завязывался бой.
Обороняющийся самолет разворачивался как можно круче в направлении атакующего, который редко мог следовать точно в хвосте преследуемого. Это обычно увеличивало угол упреждения, создавая атакующему наибольшие трудности при стрельбе. Если маневренные характеристики двух самолетов были сравнимы, а разница в скорости невелика, то они вступали в классический бой на виражах, пытаясь обойти друг друга, чтобы занять наиболее выгодную позицию для ведения огня... Преимущество имел более маневренный истребитель и более опытный пилот...
В случае невозможности продолжения боя на виражах атакующий истребитель имел два варианта выхода из боя: он мог уйти пикированием за пределы досягаемости противника или резко набрать высоту, использовав для этого излишек скорости...» (43).
В этой пространной цитате из работы известнейшего исследователя истории войны в воздухе самые главные слова — последние.
«Резко набрать высоту, использовав для этого излишек скорости». Что это значит? Как это делается? Что это дает?
Истребители в воздушном бою не летают так, как описано нами в главе 2. Боевые самолеты летают на так называемых «динамических режимах». Это режим полета, основанный на быстром преобразовании кинетической энергии движения самолета в потенциальную энергию, и наоборот.
Или, другими словами, превращении скорости в высоту и наоборот. Простым примером такого преобразования скорости в набор высоты является «горка» (см. рис. 9).
Исходя из фундаментального закона сохранения, суммы кинетической и потенциальной энергии в начальном и конечном состоянии должны быть равны друг другу.
Например, самолет летел с начальной скоростью 2340 км/ч (650 м/сек). За счет потери скорости до эволютивной (т. е. такой минимально допустимой скорости, при которой еще сохраняется эффективность действия аэродинамических рулей), равной 360 км/ч (100 м/сек), он может подняться на 20 854 м. Правда, этот расчет не учитывает действия аэродинамического сопротивления и тяги двигателя, поэтому он приведен только для иллюстрации. Реальным примером может быть советский истребитель МиГ-25, который способен выполнить динамическую горку на 15 километров, с высоты статического потолка от 20 км до 35 км.
Теперь от отвлеченных примеров перейдем к параметрам истребителей Второй мировой.
«Инструкция летчику по эксплуатации и технике пилотирования самолета Ла-5 с мотором М-82 1943 года предписывала производить горку следующим образом: «После разгона самолета до максимальной скорости плавно выбрать ручку на себя и установить угол подъема около 60°. При достижении скорости 270 км/ч по прибору плавно отжимать ручкой самолет в горизонтальный полет или в разворот с небольшим креном в 15—20° в желаемую сторону, следя, чтобы скорость была не менее 250 км/ч (это и есть эволютивная скорость для Ла-5). Набор высоты за горку около 1000 м. Время выполнения 12—15 секунд».
Набор высоты 1000 метров за 12— 15 секунд на динамической горке означает достижение вертикальной скорости 67—83 м/сек.
Вертикальная скорость 67—83 метров в секунду.
Если мы теперь посмотрим на те ТТХ истребителей начала войны, которые приведены во всех книгах и справочниках, то мы обнаружим, что на кратковременном форсажном режиме работы двигателя типичный истребитель развивал вертикальную скорость 12—14 м/сек (700—850 м/мин). Недопустимо низкой могла считаться вертикальная скорость в 10—11 м/сек, исключительно высокой — вертикальная скорость порядка 15—17 м/сек. В конце войны огромными усилиями конструкторов и ученых были созданы истребители, способные развить вертикальную скорость в 19—22 м/сек (Ла-7, «Спитфайр» Mk-XIV, «Мессершмитт» Bf-109 G-10). Причем все эти значения относятся к так называемой «начальной» вертикальной скорости или «вертикальной скорости у земли». По мере набора высоты и связанного с этим падения тяги винтомоторной установки вертикальная скорость быстро уменьшается. Так, вертикальная скорость истребителя Ла-5ФН у земли составляла 17,7 м/сек, на высоте 5 км она уменьшалась до 14 м/сек, а уже на высоте 7 км падала до 10 м/сек.
Дело в том, что все справочники приводят значения вертикальной скорости на «статическом» режиме набора высоты в установившемся полете с постоянной горизонтальной скоростью. В скобках заметим, что оптимальной скоростью при статическом наборе высоты для самых разных по конструкции самолетов (ЛаГТ-3, Ла-5, Як-3, «Киттихоук» Р-40, «Мессершмитт» Bf-109 G-2) инструкции по эксплуатации называют одну и ту же скорость в 270—275 км/ч (или 150 миль в час, что почти одно и то же). При таких скоростных параметрах статический набор высоты происходил: у «безнадежно устаревших» истребителей типа английского «Харрикейна» или французского «Блох» MB-152 под углом 6—7° к горизонту, а у наиновейшего «спита» или «мессера» — всего лишь под углом 12—13° к горизонту. Ни то, ни другое не имеет ничего общего с тем, что в рассказах про войну и летчиков называется «свечой взмыл в небо».
Большую вертикальную скорость и способность «взмывать в небо» истребители той эпохи достигали ТОЛЬКО на динамических режимах. Например, в инструкции по эксплуатации ЛаГГ-3 (того самого истребителя, который на всех фронтах называли «Лакированный Гарантированный Гроб») рекомендуемым углом набора высоты при выполнении фигуры, именуемой «ранверсман» (сочетание горки с разворотом и последующим пикированием), называется угол в 70—80° к горизонту. Но и это еще не предел возможной динамической скороподъемности. Указанные режимы выполнения горки или ранверсмана предполагали, что выполнение фигуры начинается из горизонтального полета с максимальной скоростью. Но возможен и полет с большей скоростью — со скоростью пикирования. Для ЛаГГ-3 это 600 км/ч (при максимальной 500—565 км/ч на высотах от земли до 5 км), Як-3 пикировал со скоростью 700 км/ч, «мессер» благодаря большей прочности и лучшей аэродинамике якобы разгонялся на пикировании аж до 750 км/ч. Переходя с такой скорости в «динамическую горку», можно было действительно «свечой взмыть в небо».
«Скороподъемность, так же как и скорость, находится в очень большой зависимости от превышения. Если истребитель находится вверху, то он после атаки с пикирования может на короткий период дать огромную скороподъемность и уйти вверх чрезвычайно крутой горкой.
Это, между прочим, создает неправильное представление у некоторых летчиков о действительных данных немецкого истребителя Me-109. Летчик, видя Me-109, проскакивающий мимо него с большой скоростью и уходящий свечой вверх, иногда не учитывает, что все это достигается не столько за счет качеств самолета, сколько за счет тактики, за счет преимущества в высоте, дающего на короткий период резкое увеличение скорости и скороподъемности... Боевой опыт многих летчиков показал, что истребители Як-1, Ла-5, ЛаГГ-3, «Киттихоук», «Аэрокобра», «Харрикейн» и им подобные, ведущие бой с самолетами Me-109 с превышением на несколько сот метров, великолепно расправляются с ними...»
Траектории набора высоты типичных истребителей Второй мировой войны при статическом и динамическом режимах показаны на рис. 10.
Уважаемый читатель, посмотрите на рис. 10 как можно внимательнее. Он того заслуживает.
В предыдущих главах мы отметили реальный, бесспорный ФАКТ: летая на совершенно одинаковых самолетах, одни летчики сбивали вражеские самолеты десятками, а другие (и таких было абсолютное большинство) не сбили за всю войну ни одного самолета. Рисунок 10 является наглядным объяснением одной из причин этого эмпирического факта (другая была связана с умением вести точную, прицельную стрельбу, третья, и самая главная, — с личным везением).
Рисунок 10 показывает, что в воздушном маневрировании зависело от техники, а что от тактики организации боя (превышение и внезапность) и индивидуального мастерства летчика (умение летать на динамических режимах).
Разумеется, динамический набор высоты, позволяющий увеличить реальную скороподъемность истребителя в 5—6 раз, не является единственным видом боевого маневрирования на динамических режимах. Разворот в горизонтальной плоскости также не выполняется в форме того установившегося виража, который мы описали в главе 2. Снова обратимся к «Инструкции по технике пилотирования самолета ЛаГГ-3». Инструкция предписывала выполнять установившийся (т.е. происходящий с постоянной линейной скоростью и на неизменной высоте) вираж с креном 60—70° на скорости 320 км/ч. Обратим внимание на то, что и эта, и все другие фигуры пилотажа выполнялись на скоростях значительно меньших максимальной! Что же касается «боевого разворота», то он выполняется совсем не так, как установившийся вираж:
«Боевой разворот. Для выполнения боевого разворота разогнать самолет до максимальной скорости. Вводить самолет в боевой разворот с креном 15—20°; одновременно увеличивать угол набора и плавно давать полный газ. Выводить самолет из боевого разворота в горизонтальный полет на скорости 280 км/ч с работающим на полной мощности мотором. После вывода из разворота газ сбавить до нормального. При выполнении боевого разворота самолет набирает высоту 800 м».
В чем смысл этого маневра? Кинетическая энергия, накопленная перед началом боевого разворота («разогнать самолет до максимальной скорости»), в дальнейшем расходуется на преодоление возрастающего на вираже аэродинамического сопротивления. Можно сказать так: к тяге двигателя при динамическом развороте добавляется «сила инерции» (хотя школьные учителя физики очень не любят упоминания об этой, не существующей в природе силе). За счет значительного падения скорости (с максимальной 500—565 км/ч до указанной в инструкции 280 км/ч) и, соответственно, четырехкратного уменьшения кинетической энергии обеспечивается одновременно и разворот за меньшее, нежели на установившемся вираже, время, и набор высоты (т.е. прирост потенциальной энергии, которую уже в следующую секунду боя можно будет снова превратить в прирост скорости на пикировании). Например, истребитель МиГ-3 выполнял установившийся, вираж за 28 секунд (весьма посредственный результат) на скорости 330 км/ч.
Зато в динамическом режиме боевой разворот с начальной скорости 405 км/ч до конечной в 266 км/ч занимал всего 22 секунды, при этом самолет еще и набирал 600 метров высоты! А при начальной скорости 480 км/ч МиГ-3 набирал на боевом развороте 750—800 метров (94).
Полноценное использование огромных возможностей динамических режимов («огромных» — это значит улучшающих характеристики маневренности не на проценты, а в разы) отнюдь не просто. Кроме того, что от пилота требуется высокая летная и физическая подготовка, необходима опять же соответствующая ТАКТИКА. Прежде всего необходимо обеспечить превышение (именно высота была для истребителей той эпохи главным «аккумулятором энергии») над противником еще до встречи с ним. Во-вторых, желательно было — хотя это далеко не всегда соответствовало поставленной задаче — перевести бой с малых на средние высоты. Дело в том, что разогнаться на пикировании можно очень сильно, но для того, чтобы при этом не врезаться в землю, нужен был весьма значительный запас высоты. Так, инструкция по пилотированию ЛаГГ-3 предупреждала летчика о том, что «при пикировании под углом 60° и достижении скорости 600 км/ч по прибору самолет при выводе теряет 1400м высоты». «Мессершмитту» Bf-109G при максимально допустимой перегрузке, равной 4 единицам, для выхода из пикирования на скорости 750 км/ч нужен был запас высоты никак не менее 1100 м. Таким образом, достаточно эффективный (и эффектно описанный во всех мемуарах) метод ведения воздушного боя: «разогнался в пикировании — обстрелял — ушел свечкой вверх», был хорош в заоблачных высотах боев над Ла-Маншем. Боевые действия на Восточном фронте потребовали от истребителей спуститься на те высоты, на которых действовали ударные самолеты поля боя, т. е. на малые и предельно малые высоты, где всем участникам воздушных боев пришлось перейти к горизонтальному маневру с малой скоростью и большими перегрузками.
Вторым по значимости «аккумулятором энергии» является высокая скорость горизонтального полета. Но самолет не может долго лететь с максимальной скоростью — длительность работы моторов на форсажных режимах (а именно на них и достигались те значения максимальной скорости, которые красуются в журнальных статьях) у разных самолетов находилась в пределах 5—15 минут. Кроме того, существуют ограничения по запасу топлива, из-за которых для обеспечения максимальной продолжительности патрулирования (или максимальной дальности сопровождения бомбардировщиков) приходилось лететь на крейсерских скоростях, составляющих, как правило, 50—60% от максимальной (270-280 км/ч у ЛаГГ-3, 300-320 км/ч у Ла-5). Таким образом, та реальная скорость, с которой истребитель вступал в реальный воздушный бой, определялась не мощностью мотора, не аэродинамическими ухищрениями, а опять-таки тактикой.
Внимательный читатель, возможно, помнит, что в главе 7 был упомянут приказ Сталина № 0171 от 4 марта 1942 года, в котором, в частности, осуждалось то, что «многие летчики без всякой нужды весь свой полет производят на скоростях, близких к максимальной, что также уменьшает дальность полета и время пребывания самолета в воздухе». В данном конкретном случае Верховный главнокомандующий ошибся. Ценой большой крови был приобретен опыт, который заставил понять, что в полете «на скоростях, близких к максимальной» есть большая «нужда». Истребитель, патрулирующий на скорости 300—350 км/ч, превращается из истребителя в мишень. Испытания серийного самолета Ла-7 показали, что темп разгона (на высоте 5 км, при начальной скорости 460 км/ч) составляет всего 94 км/ч за минуту. И это, заметьте, у Ла-7, т. е. у одного из лучших поршневых истребителей миpa. Другими словами, для разгона с крейсерской скорости до максимальной типичному истребителю требовалось никак не менее 150 секунд. Воздушный бой за это время, как правило, заканчивался...
Если теперь вернуться к оценке ТТХ самолета и их влияния на способность самолета маневрировать на динамических режимах, то приходим к следующему. Та единственная, излюбленная советскими «историками» характеристика — максимальная скорость полета на неизвестной высоте — не говорит практически ни о чем. Прежде всего потому, что у самолета — в отличие от паровоза или автомобиля — много разных «максимальных скоростей». Для описания параметров самолета необходимо указать по меньшей мере четыре максимальные скорости: у земли и на оптимальной высоте, на номинальном и на форсированном режиме работы двигателя. В свою очередь, высота, соответствующая полету с наибольшей скоростью, определяется двумя факторами: двигателем и аэродинамикой. Причем самолет, имеющий большую скорость на большой высоте, отнюдь не всегда будет рекордсменом скорости в полете у земли и наоборот. Например, «Спитфайр» Mk-V превосходил по максимальной скорости и ЛаГГ-3 и Як-1. Это совершенно парадоксальный факт, принимая во внимание огромные размеры крыла «Спитфайра» (удельная нагрузка на крыло у Mk-V составляла всего 130 кг/кв.м, у Як-1 — 172 кг/кв.м, а у ЛаГГ-3 — 191 /кв.м). Тем не менее никакого чуда тут не было и законы природы не нарушились. В полете на малых высотах (от земли до 3 км) «Спитфайр» уступал в скорости своим конкурентам, но благодаря высотному двигателю он обгонял их на высотах более 5 км, т.е. там, где мотор М-105 начинал «задыхаться» от нехватки кислорода.
Еще один пример. В 1941 году проходил испытания вариант истребителя МиГ-3 с двигателем АМ-38 (это тот самый, оптимизированный для работы на малых высотах, мотор, благодаря которому состоялся штурмовик Ил-2). Рекордная мощность двигателя (взлетная — 1600 л.с, крейсерская у земли — 1410 л.с.) в сочетании с рекордно большой удельной нагрузкой на крыло (191 кг/кв.м) обеспечили скорость у земли в 547 км/ч — так быстро на малых высотах не летал в том году никто (скорость у земли для Як-1 и «Спитфайр» Mk-V составляла 470 км/ч, у ЛаГГ-3 первых производственных серий — 490 км/ч, у «Мессершмитта» серии F — 515 км/ч). В то же время уже на высотах порядка 4—5 км МиГ-3 с мотором AM-38 уступал в скорости конкурентам, а на высоту более 8 км и вовсе не мог забраться из-за падения давления масла в моторе.
Динамические режимы, основанные на преобразовании высоты в скорость и скорости — в маневр (пикирование с последующим боевым разворотом или горкой), требуют низкого аэродинамического сопротивления (чтобы кинетическая энергия не расходовалась впустую на нагрев воздуха) и малой эволютивной скорости (эффективность динамического маневра, как было показано выше, определяется разностью квадратов максимальной и эволютивной скоростей).
За многие годы работы автору ни разу не попалась на глаза популярная книжка, в которой бы были указаны эти параметры. Косвенно о величине эволютивной скорости можно судить по близкой к ней величине посадочной скорости и еще по наличию предкрылков (если они есть, то допустимые по условиям срыва потока углы атаки будут больше, соответственно, эволютивная скорость — меньше). Хотя и в этом вопросе все очень непросто. Малая эволютивная скорость связана прежде всего с малой удельной нагрузкой, т. е. с «большим крылом» — но большое крыло будет препятствовать разгону на пикировании. Предкрылки, безусловно, увеличивают допустимые углы атаки, но вот англичане, испытывая в июне 1940 г. трофейный «Мессершмитт», обнаружили у него такую особенность: при маневрировании с большими перегрузками и на больших углах атаки происходит несимметричный выпуск предкрылков на правом и левом крыле, начинаются биения ручки и потеря курса из-за несимметричного обтекания.
Что же касается аэродинамического сопротивления, то оценить его, разглядывая фотографию самолета (или табличку с ТТХ в журнале), невозможно (правда, дилетанты это очень любят, и у них получается). Тупорылый «Тандерболт», как мы уже отмечали выше, имел коэффициент пассивного аэродинамического сопротивления меньший, чем явно остроносый «Мессершмитт». Казалось бы, большая максимальная скорость должна свидетельствовать о низком аэродинамическом сопротивлении, но и это не всегда так: большую скорость можно получить за счет выбора очень большой удельной нагрузки на крыло и установки мощного двигателя, вес которого «съедает» вооружение и оборудование. Классический пример — уже многократно упомянутый МиГ-3. При всей внешней «стремительности форм» он не мог разогнаться в пикировании так, как это делал угловатый «мессер». Впрочем, и с набором скорости в пикировании не все так просто.
Скорость, которую самолет может развить, отвесно падая вниз, отнюдь не безгранична. В лучшем случае скорость перестанет расти тогда, когда растущее аэродинамическое сопротивление уравновесит тягу и силу притяжения земли. В худшем случае, не успев еще разогнаться как следует, крыло или стабилизатор развалятся в воздухе в результате флаттера (самовозбуждающиеся изгибно-крутильные деформации). «Мессершмитт», точно названный нашими летчиками «худой», за счет очень малой площади поперечного сечения фюзеляжа обгонял на пикировании все советские истребители. Однако же заявленная фирмой и приведенная во многих справочниках феноменальная скорость пикирования (750 км/ч) не была подтверждена ни в Лондоне, ни в Москве. Летчики Королевских ВВС при испытаниях трофейного Bf-109 Е-3 получили скорость пикирования всего 644 км/ч. Это тоже великолепный (для лета 1940 г.) результат, но обещано-то было 750... Правда, трофейный самолет был в состоянии «второй категории свежести». Зато советские специалисты из НИИ ВВС облетали закупленные в Германии новехонькие (!) и исправные «мессера». По результатам испытаний было составлено и подписано к печати 18 июня 1941 г. «Техническое описание Ме-109Е-3». Скорость пикирования почему-то измерялась только до скорости 590 км/ч. Вообще, изучение этого документа показывает, что пресловутые «приписки» не были эксклюзивным достоянием советской плановой системы. Заявленная фирмой максимальная скорость у земли — 500 км/ч. Установленная при испытаниях — 440 км/ч. Набор высоты 5 км: обещано за 4,9 минуты, фактически — 6,3 минуты. Реальная вертикальная скорость у земли — 12,7 м/сек на высоте 3 км — 14,9 м/сек (в книжках красуются цифры 17 м/сек или 1000 м/мин).
Во всех предыдущих рассуждениях мы рассматривали самолет как материальную точку, мелькающую в небе под воздействием различных сил. Но аэродинамические силы, действующие на эту точку, зависят от углов поворота крыла и фюзеляжа вокруг центра масс. Повороты эти происходят не мгновенно, угловые скорости ограничены и особенностями конструкции, и максимальным усилием, с которым летчик тянет и давит на ручку и педали. Не хотелось бы огорчать и утомлять читателя, но без рассмотрения вопросов управляемости все оценки возможностей динамического маневрирования теряют практический смысл.
Для того чтобы повернуться, самолету надо накрениться (подробнее см. главу 2). Для того чтобы накрениться, надо на одном крыле поднять элерон, а на другом — опустить (к счастью, это делается одним движением ручки управления влево или вправо). Дальнейшие события отражены на рис. 11 и рис. 12.
Отклонение элерона вниз приводит к увеличению кривизны профиля крыла, давление воздуха под крылом возрастает, и в результате появляется дополнительная подъемная сила, направленная вверх (см. рис. 11). На другом крыле в это время происходит все то же самое, только наоборот (элерон отклоняется вверх, давление под крылом уменьшается, над крылом — повышается, в результате появляется дополнительная аэродинамическая сила, направленная вниз). Самолет накреняется и входит в вираж. Угловая скорость крена является важнейшим показателем маневренности самолета. «Скорость крена зачастую имела большее значение, чем радиус разворота, так как она позволяла быстрее сменить направление полета» (43). Речь идет о такой ситуации, когда вражеский истребитель уже «висит на хвосте» и готовится открыть огонь. При этом именно способность очень быстро создать крен и «уйти с трассы» определяет выживание атакуемого самолета. В скобках заметим, что скорость крена практически никогда не приводится в популярных военно-исторических изданиях. Мгновенно накрениться и войти в вираж можно только при выполнении двух условий: летчик обладает бесконечно большой силой, а крыло — бесконечно большой жесткостью. Но крыло — это тонкая пластина, очень далекая от категории «бесконечной жесткости». Под воздействием аэродинамической силы, «давящей» на элерон, крыло начинает закручиваться, а угол атаки в зоне элерона (т. е. на конце крыла) — уменьшаться (см. рис. 12). В результате этого сложного взаимодействия эффективность элеронов по мере роста скорости полета самолета начинает уменьшаться до нуля, а затем и вовсе наступает «реверс элеронов» — элерон отклоняется вниз, а подъемная сила крыла не только не возрастает, а, наоборот, падает. При этом самолет начинает крениться не в ту сторону, куда хочет накренить его летчик (правда, практически до такого состояния дело не доходит, и процесс завершается на этапе полной потери поперечной управляемости самолета).
В конкретных цифрах ситуация выглядела так. Нормальной для боевого маневрирования считалась угловая скорость крена порядка 90 град/с (другими словами — выполнение полной «бочки» за 4 секунды или вход в крутой вираж с углом крена 70—80° в течение одной секунды). Такие показатели управляемости истребители Второй мировой сохраняли только на скоростях значительно меньших (в полтора-два раза), нежели максимальная. Например, Як-3 выполнял полную «бочку» за 5—6 секунд на скорости 350 км/ч, «Спит-файр» сохранял высокую (90 град/с) угловую скорость до скорости 400 км/ч. Лучше всех советских истребителей крутил «бочки» Ла-5. Немцы, испытав трофейный Ла-5, были поражены эффективностью элеронов «лавочкина» («эффективность элеронов — выдающаяся. На скорости 450 км/ч полный оборот выполняется менее чем за 4 сек), который даже превзошел таковую у «Фокке-Вульфа-190» (который по праву считался самым «бочковитым» немецким истребителем и значительно превосходил «мессер» по этому показателю).
Кроме элеронов, на самолете есть еще рули высоты (установлены на стабилизаторе) и руль направления (установлен на киле). Киль и стабилизатор значительно короче крыла и поэтому обладают значительно большей жесткостью на кручение. Реверса рулей на хвостовом оперении обычно не бывает, но проблемы с чрезмерно высокими усилиями на ручке и педалях на больших скоростях полета неизбежно возникали—в большей или меньшей степени — на всех истребителях Второй мировой. С другой стороны, очень низкие усилия на ручке управления также не являются достоинством самолета. Например, создатели Ла-5 «перестарались» с аэродинамической компенсацией руля высоты, в результате (как было указано в отчете об испытаниях этого истребителя) усилия на ручке возрастали медленно и слабо, летчик «не чувствовал» самолет, и выход на большие углы атаки ощущался только по возрастанию общей перегрузки.
Хочется надеяться, что после этого очень короткого «ликбеза» читателю уже стало понятно, что сама логика традиционного для советской военно-исторической литературы подхода к оценке истребителей по одному-единственному показателю — максимальной скорости — совершенно абсурдна. В 1941 году МиГ-3 был самым быстрым, а И-16 — самым тихоходным истребителем из числа тех, что сражались в небе войны. При этом первый не был самым лучшим, как и второй не был самым худшим по всей совокупности своих боевых возможностей.
Максимальная скорость на большой высоте — это только маленькая составная часть от всей совокупности летных параметров самолета. Летные параметры самолета являются (наряду с несравненно более важным умением летчика реализовать возможности динамических режимов полета) всего лишь одной из предпосылок для успешного маневрированию в бою. Маневренность (понимаемая в самом широком смысле этого слова как способность сблизиться с противником и занять удобную позицию для стрельбы) является (наряду с вооружением и собственной живучестью) только одной из составляющих тактико-технических характеристик истребителя. Высокие ТТХ самолетов (наряду с несравненно более важным выбором оптимальной тактики боевого применения) являются всего лишь одной из составляющих общей эффективности истребительной авиации.
Завершить главу положено выводами. Приведем их дословно и в том порядке, в каком они были перечислены в конце «Наставления по ведению воздушного боя» 1943 года.
«Выводы
1. Исход боя решается не столько качествами самолета, сколько умением их использовать, т. е. тактикой. При этом летчик-истребитель должен уметь получить от самолета максимальную скороподъемность, максимальную скорость полета, максимум набора высоты на горке и минимальное время виража.
2. Истребитель для пассивной обороны не приспособлен, поэтому нужно всегда действовать первым, добиваться внезапности, по крайней мере первой атаки, и сохранить за собой свободу действий.
3. Правильно строить боевой порядок, эшелонируя его по высоте. Необходимо выделять группу прикрытия, используя ее как охранение и резерв.
4. Превышение в бою увеличивает скорость и скороподъемность и тем самым обеспечивает свободу действий и инициативу истребителей.
Чтобы быть выше противника, необходимо:
— правильно эшелонировать по высоте боевой порядок;
— фигуры, связанные с потерей высоты, применять только в крайнем случае;
— использовать в бою каждую секунду для набора дополнительной высоты;
— перед боем держать необходимую скорость...»
Часть 2. НАКАНУНЕ
Глава 11. «ТРИУМФАЛЬНЫЙ МАРШ» В ЦИФРАХ
Выводы, которыми мы закончили предыдущую главу, скорее всего не удовлетворили образованного и «подкованного» на лекциях в ленинской комнате читателя. Он (читатель) не позволит досужим рассуждениям сбить его с толку. Он точно помнит, что «Мессершмитт» летал быстрее. И вот поэтому-то все (т. е. катастрофический разгром огромных по численности советских ВВС) и произошло. А разговоры о том, что «исход боя решается не столько качествами самолета, сколько умением их использовать», — это всего лишь «гнилые отмазки», призванные затушевать техническую отсталость советской авиации.
Образованный читатель абсолютно прав. В одном. «Мессершмитт» действительно летал быстрее «ишака». Во всем диапазоне высот, от земли и до перистых облаков. И у автора нет ни малейших сомнений в том, что на соревнованиях по воздушным гонкам «мессер» занял бы первое место. Точно так же у автора нет никаких сомнений в том, что на дуэли — если только эта дуэль будет организована по образцу честного «рыцарского турнира» — победит И-16. В самом деле: по команде «герольда» два самолета («мессер» и «ишак») ринулись навстречу друг другу. Кто летит быстрее в такой ситуации, абсолютно не важно — важна только суммарная скорость сближения. В лобовой атаке пилот И-16 защищен надежным «щитом» — звездообразным двигателем воздушного охлаждения. А на носу у «мессера» мотор жидкостного охлаждения, который выходит из строя после первой же пробоины в рубашке охлаждения, в радиаторах или водопроводах. «Копье» длиннее у «ишака» (начальная скорость снаряда советской пушки ШВАК почти в полтора раза выше, чем у снаряда немецкой MG-FF). Короче, шансов в лобовой атаке у «мессера» нет никаких. Что, кстати, и было многократно подтверждено в реальных боях.
Но эта книга не про спортивные соревнования написана и не про рыцарские турниры. Это книга про войну, и в данной главе мы рассмотрим события первого по счету крупного сражения эпохи Второй мировой войны. Разумеется, речь пойдет о воздушных боях над Францией в мае—июне 1940 года. Правда, советскому читателю события тех трагических дней известны под другим названием. Никаких «сражений», тем более — крупных. «Вторая мировая война стала войной в настоящем смысле этого слова только начиная с 22 июня 1941 года. До этого она была триумфальным шествием гитлеровских дивизий по Европе». Среди главпуровских «историков» просто хорошим тоном считалось «лягнуть» союзников, вспоминая о них только как о примере беспомощности и несостоятельности. Порой дело доходило до совершенного абсурда. Так, в единственном в советской историографии фундаментальном труде по истории люфтваффе (издан в 1967 г., автор Д.Д. Горбатенко) несколько заниженные цифры потерь германской авиации во Франции и Норвегии (1239 самолетов) были приведены с такой с оговоркой: «в целом эти потери серьезно не повлияли на боеспособность люфтваффе». Вот так вот. Более ста эскадрилий сбитых самолетов на боеспособность авиации «серьезно не повлияли». Бывает. Однако уже через несколько страниц автор сообщил читателям, что 1284 немецких самолета, уничтоженных в первый месяц войны с СССР, стали такими потерями, «каких еще не знала германская авиация с самого начала Второй мировой войны»...
Объективные предпосылки к тому, чтобы наступление на англо-французских союзников стало для вермахта «триумфальным маршем», были созданы в Москве в августе—сентябре 1939 г.
23 ноября 1939 г., вдохновляя своих генералов перед большим наступлением на Западном фронте, Гитлер имел все основания заявить, что «произошло то, чего мы желали с 1870г. и фактически считали невозможным. Впервые в истории нам приходится воевать только на одном фронте, никакой другой фронт нас сейчас не сковывает...» «Другой фронт» (т.е. Советский Союз) казался Гитлеру — и оказался на самом деле — настолько безопасным, что германское командование смогло сосредоточить для вторжения во Францию практически все наличные силы, в том числе — почти всю авиацию. Из округов ПВО Кенигсберга (Калининграда), Бреслау (Вроцлава), Дрездена, Нюрнберга, Вены были сняты все истребители до одного. В зоне ПВО Берлина был оставлен штаб 3-й истребительной эскадрильи и одна из ее истребительных групп (II/JG-3), всего 49 самолетов, из них 39 исправных по состоянию на 10 мая 1940 г. Более того, когда на 15-й день наступления у немцев возникли проблемы с бензином, товарищ Молотов утешил немецкого посла в Москве графа Шуленбурга тем, что «вопрос о желаемом количестве нефтепродуктов не вызывает возражений с советской стороны... все предложения германского правительства приняты. Дано полное согласие. При теперешних операциях действительно нужны и автобензин, и газойль для немецкой армии, действия которой замечательно успешные...» (69, стр. 287).
В таких условиях немцам удалось 10 мая 1940 г. создать на Западном фронте самую большую группировку сил люфтваффе за все время Второй мировой войны. Армии вторжения должны были поддерживать 2-й воздушный флот (командующий Кессельринг) и 3-й воздушный флот (командующий Шперле). В полосе фронта наступления в 250— 300 км было сосредоточено 27 истребительных и 40 бомбардировочных авиагрупп (полков), 9 групп пикировщиков Ju-87 и 9 групп многоцелевых двухмоторных Me-110. Всего 3641 боевой самолет (и это без учета устаревших бипланов «Арадо» Аг-68 и «Хеншель» Hs-123, без учета транспортной, санитарной, разведывательной авиации). Из 27 истребительных групп 26 были полностью перевооружены на «Мессершмитты» новейшей на тот момент модификации Е.
Много ли это — 3641 боевой самолет в составе 85 авиаполков? Все познается в сравнении.
Для нас важнейшим является сравнение с 22 июня 1941 года. В тот день для вторжения на фронте в 1400 км (по прямой) от Риги до Одессы немцы не смогли выделить хотя бы такое же число боевых самолетов, какое 10 мая 1940 года поддерживало с воздуха их наступление на фронте в 300 км от Арнема до Саарбрюкена (см. табл. 9). Только однажды, летом 1944 года, численность группировки люфтваффе на Восточном фронте стала сопоставимой (3267 самолетов) с уровнем мая 1940 года во Франции...
Страницы
предыдущая целиком следующая
