Если точные цифры потерь светской авиации установить не удается, попробуем оценить итоги первых недель войны по состоянию и потерям противника. Оказывается, что и здесь наш ждут удивительные открытия, а именно: никогда, за все четыре года войны на Восточном фронте, люфтваффе не несло таких больших потерь, как летом—осенью 1941 года. Причем самые тяжелые потери немецкая авиация понесла в самые первые недели войны, в то самое время, когда — по традиционной версии советской историографии — люфтваффе «захватило абсолютное господство в воздухе».
Разумеется, найти два источника, в которых назывались бы одинаковые цифры потерь самолетов люфтваффе, невозможно. Сама природа войны — повторим эту мысль еще раз — исключает возможность ведения безукоризненно точной «бухгалтерии». Применительно к данному случаю очень многое зависит от самой методики классификации потерь («боевые» и «небоевые», безвозвратные потери» и «значительные повреждения»). Хронология потерь искажается задержками (иногда — техническими, а иногда и преднамеренными) с передачей сведений из боевых частей в вышестоящие штабные инстанции. Не претендуя на абсолютную точность, приведем лишь минимальные (из известных автору) цифры потерь люфтваффе (38, 60, 117, 131).
Еще одно важное замечание связано с тем, что далее будут приведены потери по всем причинам (как боевые, так и технические). Выбор именно такого подхода к учету потерь представляется нам оптимальным в силу двух обстоятельств: во-первых, становятся излишними неразрешимые в принципе споры о реальных причинах «вынужденной посадки» или «отказа двигателя», произошедших шесть десятилетий назад. Во-вторых, для оценки снижения боеспособности авиации важны именно совокупные потери — по какой бы причине ни вышел из строя боевой самолет, принять участие в боевых действиях он уже не может...
Итак, за первую неделю войны, с 22 по 28 июня, безвозвратно потеряно 280 самолетов, повреждено — 165, всего — 445 самолетов.
Во вторую неделю, с 29 июня по 5 июля, потери люфтваффе по всем категориям снизились более чем в два раза: безвозвратно потерян 121 самолет, повреждено — 59, всего — 180 самолетов. За пять недель боев, к 26 июля, безвозвратно потеряно 627, повреждено 346, итого — 983 самолета. Без малого — одна тысяча. Еще раз подчеркнем, что это — минимальные цифры, полученные простым суммированием недельных потерь (в большинстве работ приводятся так называемые «уточненные данные», в соответствии с которыми общие потери доходят до 1381).
Первые две недели войны были единственным периодом, когда еженедельные безвозвратные потери самолетов люфтваффе на Восточном фронте выражались трехзначным числом. В дальнейшем потери стабилизируются на уровне 50—60 сбитых и 30—40 поврежденных самолетов в неделю. Возможно, на фоне астрономических цифр потерянных (т.е. брошенных на аэродромах в ходе беспорядочного отступления) самолетов советских ВВС потери противника покажутся небольшими. Но это обманчивая видимость. Теряя каждую неделю по сотне самолетов, люфтваффе уже 6 сентября 1941 г. пришло к тому рубежу, когда общее число потерь (1356 безвозвратно, 852 повреждено, всего — 2208 самолетов) сравнялось с первоначальной численностью самолетного парка трех Воздушных флотов.
Факт огромных потерь люфтваффе подтверждается и данными о потерях отдельных частей и соединений. Так, истребительная группа III/JG-53 за первую неделю боев в небе западной Белоруссии и Литвы потеряла 14 новейших «Мес-сершмиттов» Bf-109F, причем из 20 оставшихся боеспособными числились только 17 (126). В целом истребительные группы люфтваффе потеряли за две первые недели войны четвертую часть своих самолетов (124 сбито, 110 повреждено) (135). Истребительная эскадра JG-54 (1-й Воздушный флот, группа армий «Север») за один первый месяц боев потеряла 37 летчиков из 112 (62). Еще раз подчеркнем — речь в данном случае идет не о самолетах, а о крайне дефицитных на войне летчиках! Во 2-м Воздушном флоте люфтваффе, находившемся на самом острие главного удара армии вторжения, потери уже в конце августа 1941 года превысили первоначальную численность самолетов. Так, было потеряно 440 одномоторных «мессеров» (из 400), 536 двухмоторных бомбардировщиков (из 500) (135). В целом же к концу октября 1941 года люфтваффе потеряло на Восточном фронте 1527 истребителей, что в полтора раза превысило их первоначальную численность.
В высшей степени показательным является сравнение потерь люфтваффе в начале войны на Восточном фронте и в 1944 году, в том году, когда по общепринятой версии событий «советская авиация завоевала господство в воздухе». Самыми тяжелыми для немецкой авиации были потери июля и августа 1944 г. (на земле развернулись две грандиозные наступательные операции Красной Армии: Белорусская и Львовско-Сандомирская). Люфтваффе безвозвратно потеряло тогда 647 и 520 самолетов соответственно. Но это — пиковый уровень потерь. Среднемесячные безвозвратные потери составили в 1944 году примерно 380 самолетов. А в первый месяц войны (с 22 июня по 26 июля) немцы безвозвратно потеряли 627 самолетов — почти столько же, сколько и в «рекордном» по числу потерь июле 1944 года!
Приведенные выше факты совершенно не укладываются в привычную нам со школьной скамьи схему: в начале войны — полное господство в воздухе у немцев, в конце войны — все точно наоборот. Действительность оказалась гораздо сложнее. Строго говоря, «господство в воздухе» — если под этими словами понимать немедленное истребление вражеского самолета, посмевшего подняться в воздух, — никогда не было достигнуто ни одной из сторон. Огромные цифры потерь немецких самолетов, 250 тысяч вылетов, которые смогла произвести советская авиация за первые три месяца войны, абсолютно несовместимы с тезисом о том, что люфтваффе захватило «господство в воздухе». Летом—осенью 1941 года в небе войны присутствовали две противоборствующие силы. Да, одна из них действовала значительно эффективнее, другая не смогла даже реализовать свое огромное численное превосходство, но ни одна из сторон так и не добилась решающего успеха.
В условиях затяжной войны решающим фактором становится способность государства непрерывно восполнять потери своей армии. В свою очередь, способность эта зависит и от количества накопленных до начала войны резервов, и от производственных мощностей промышленности, и от наличия богатых и щедрых союзников. По всем этим трем компонентам Советский Союз значительно превосходил своего противника. Летом 1941 г. Германия воевала на многочисленных фронтах от Бреста на атлантическом побережье Франции до Бреста на Буге, от Северной Африки до Северной Норвегии. Еще одним «фронтом» были морские коммуникации, борьба на которых требовала присутствия в небе над Атлантикой крупных авиационных сил. В такой ситуации командование люфтваффе не только не имело возможности наращивать состав своей группировки на Востоке, но даже оказалось вынужденным перебрасывать истребительные группы с Восточного на Средиземноморский фронт. К декабрю 41-го года в небе над Мальтой и Северной Африкой сражались уже 6 из 22 истребительных групп люфтваффе, находившихся 22 июня на Востоке (II, III/JG-27, I, II, III/JG-53, II/JG-3).
Советский Союз, напротив, воевал на одном фронте (Япония, будучи теоретически «союзником» Германии, позволила командованию Красной Армии перебросить большую часть сил с Дальнего Востока на запад). В результате с 22-июня по 1 августа 1941 года в состав ВВС действующих фронтов было переброшено 15 авиадивизий из внутренних военных округов, с Закавказья и Дальнего Востока (3, 30). 15 авиадивизий — это по меньшей мере 3 тыс. самолетов, т.е. группировка, значительно превышающая по численности все соединения люфтваффе на Восточном фронте.
Разумеется, одной только передислокацией авиационных частей возможности восполнения потерь не исчерпывались. С началом боевых действий авиационные заводы Советского Союза перешли с довоенного форсированного на военный сверхфорсированный режим работы. При этом огромные пространства страны лучше и надежнее любой ПВО защищали советскую авиационную и авиамоторную промышленность от удара с воздуха. Во втором полугодии 1941 года объем производства самолетов не только не сократился, но даже вырос — несмотря на весь хаос отступления, развал транспортной системы и начавшуюся эвакуацию ряда важнейших заводов. Уже в июле — сентябре 41-го года заводы авиапрома дали фронту 4517 боевых самолетов (3). Всего же во втором полугодии 1941 года было выпущено 8444 боевых самолета, в том числе — 5229 истребителей (МиГ-3 — 2211, ЛаГГ-3 — 2141, Як-1 — 877). Конечно, все приведенные выше цифры нельзя считать абсолютно точными, в разных источниках они приводятся с разбросом величин в 10—15%. К тому же между приемкой самолета военпредом и фактической передачей его в строевую часть проходит определенное время, что еще более увеличивает разнобой в цифрах. Как бы то ни было, «сверхнормативные» потери первых недель войны были восполнены уже к началу осени 1941 года.
И противнику это пришлось заметить. Генерал Швабедиссен в своем обзоре действий советских ВВС в годы войны пишет (19, стр. 41):
«... Три основных пункта явились большой и неприятной неожиданностью:
— численность советских ВВС на начало кампании;
— эффективность советской зенитной артиллерии;
— неожиданно быстрое восстановление ВВС в конце 41 — начале 42-го гг.».
Что же касается Германии, то ее авиационная промышленность так и не смогла обеспечить простого восполнения потерь. В частности, истребительные группы, потерявшие на Востоке 1527 истребителей к концу октября 1941 года, получили от промышленности только 1079 «Мессершмиттов». Союзников, способных поставлять боевые самолеты тысячами и десятками тысяч, у Гитлера не нашлось. В результате группировка люфтваффе на Восточном фронте никогда более не располагала таким количеством самолетов, какое было в ее распоряжении 22 июня 1941 года; 6 сентября в составе трех воздушных флотов (1, 2 и 4-го) в строю числилось всего 1005 машин (меньше половины от численности группировки на 22 июня). Да, не каждый день положение было столь безрадостным для командования люфтваффе, как 6 сентября, но и среднестатистические цифры говорят о росте невосполняемых потерь. Так, среднемесячная численность истребителей снизилась осенью 1941 года до 650—700, в 42-м году — до 550, в дальнейшем — до 500 и менее самолетов. Среднемесячная численность двухмоторных бомбардировщиков снизилась к зиме 1941 года до 750, в 42—43-м годах — до 650—700 самолетов.
К сожалению, и такими скромными (в сравнении с необъятными просторами Восточного фронта) силами люфтваффе продолжало наносить удары по советским войскам. Никакого «господства в воздухе» (в указанном выше смысле этого термина) советская авиация так и не завоевала. В том числе — и на завершающем этапе войны. Обратимся еще раз к утомительной для восприятия статистике. В 1944 году истребители люфтваффе произвели на Восточном фронте 69 775 вылетов. Безвозвратные боевые потери — 839 самолетов, т.е. один сбитый на 83 вылета. Бомбардировщики и штурмовики (фактически в качестве последних использовались тяжелые истребители «Фокке-Вульф-190») выполнили 226 502 вылета. Безвозвратные боевые потери —1342 самолета, т.е. один сбитый на 169 вылетов (131). Даже со всеми оговорками о неточности этих данных, о возможностях двусмысленного толкования понятия «сбит противником», даже будучи уменьшенными в два, в три раза, цифры количества вылетов немецких самолетов, приходившихся на одну потерю, дают предельно ясную картину. О каком «господстве в воздухе» можно говорить в ситуации, когда вражескому самолету дозволялось десятки (если не сотни) раз подняться в воздух и атаковать советские войска?
В качестве иллюстрации этого иллюзорного «господства» советских ВВС приведем пример одной операции конца 1944 года. По всем правилам она называется «петсамо-кир-кенесская стратегическая наступательная операция». Речь идет о боевых действиях в Заполярье поздней осенью (с 7 по 29 октября) 1944 года. Из множества других мы выбрали именно эту операцию потому, что она происходила на изолированном участке фронта, в весьма короткие сроки, благодаря чему становится возможным корректный учет численности группировки и потерь.
Непосредственное участие в операции приняла 7-я воздушная армия (747 боевых самолетов, в том числе 308 истребителей), а также ВВС Северного флота — 275 самолетов, из них 160 истребителей. Всего 1022 боевых самолета, в том числе 468 истребителей. Группировка 5-го Воздушного флота люфтваффе, противостоящая советским ВВС на Крайнем Севере, имела на тот момент 169 боевых самолетов, в том числе 66 истребителей в составе двух авиагрупп (III/JG-5 и IV/JG-5).
При таком соотношений сил сторон советские ВВС потеряли 61 летчика и 142 самолета.
Противник потерял 19 летчиков и 63 самолета. Самое же главное заключается в том, что обе упомянутые выше истребительные группы люфтваффе смогли сохранить большую часть личного состава и организованно перебазироваться на аэродромы западного побережья Норвегии (137).
После того как стали известны и доступны данные о потерях противника, признаваемых самим противником, появилась возможность критически оценить доклады командиров советских ВВС. Оказалось, что доклады эти были совершенно нормальными, т. е. число сбитых самолетов противника, как правило, завышалось в «стандартные» для любой авиации мира три раза. Например, с начала войны и до конца сентября 1941 года советские истребители и зенитчики заявили об уничтожении 4578 немецких самолетов (3). По немецким же данным, к 27 сентября было безвозвратно потеряно 1578 самолетов, и еще 983 — серьезно повреждено. Известно, что в 1941 году в люфтваффе потери от воздействия противника составляли в истребительной авиации половину, а в бомбардировочной — две трети от общих потерь (117). Проделав несложные арифметические расчеты, читатель сможет убедиться в том, что «коэффициент завышения» оказался чуть больше трех.
Исключением из правил стал многократно упомянутый выше доклад командующего ВВС Юго-Западного фронта от 21 августа 1941 года. По немецким данным, к 13 июня 1941 года общие потери (сбитые и поврежденные) составляли как минимум 742 самолета. В докладе Астахова на ту же самую дату приводятся данные о том, что ВВС фронта уничтожили в воздухе 382 самолета противника и еще 22 — на аэродромах. Учитывая, что самые многочисленные на тот момент ВВС Юго-Западного фронта вполне могли претендовать на половину общих потерь противника, мы еще раз убеждаемся в скромности и добросовестности составителей отчета.
Причина, по которой немецкая авиация понесла в первые недели войны значительные потери, проста и очевидна. «Против лома — нет приема». Несмотря на весь хаос, панику, лихорадочное «перебазирование», потерю связи и управления во всех звеньях военного механизма Советского Союза, немецкая авиация не могла не разбиться, налетев на «стену» из сотен авиаполков немногих тысяч самолетов. Каждому из шести десятков истребительных полков советских ВВС достаточно было сбить до начала так называемого «перебазирования» 5—6 немецких самолетов — и общая сумма безвозвратных потерь люфтваффе уже переваливает за триста единиц. А кроме истребителей, есть еще и воздушные стрелки бомбардировщиков. Они также сбивали вражеские самолеты, и сбивали весьма активно. Характерный пример: среди всех полков ВВС Юго-Западного фронта на четвертом (!) месте по числу сбитых самолетов противника — после трех истребительных полков, вооруженных новейшими «мигами» и «яками», — оказался 94-й бомбардировочный авиаполк (стрелки СБ этого полка сбили к 10 июля 23 немецких самолета).
Значительный вклад (судя по советским отчетам — примерно каждый четвертый сбитый самолет противника) в рост числа потерь люфтваффе внесла и исключительно многочисленная зенитная артиллерия Красной Армии. Пусть и на последних страницах нашей книги, но необходимо вспомнить о зенитчиках ПВО. По состоянию на 22 июня 1941 года на вооружении Красной Армии числилось 8600 зенитных орудий (35, стр. 353). Разумеется, не все они оказались к началу войны в составе действующей армии, но 1039 зенитных батарей в составе войск западных округов уже были. Может быть, это и мало, но у противника на всем Восточном фронте было всего 375 зенитных батарей (2). Более того, именно советская зенитная артиллерия оказалась тем единственным инструментом войны в воздухе, который произвел сильное впечатление на наших противников. В. Швабедиссен в своем исследовании пишет: «Зенитчики быстро оправились от первого шока и превратились в очень сильного противника... немецкие командиры были удивлены эффективностью вражеской зенитной артиллерии...» Далее Швабедиссен приводит мнение командира одной из бомбардировочных эскадрилий майора Коссарта:
«...зенитные части действовали очень успешно против соединений немецких самолетов... Обычно первые залпы тяжелых зенитных орудий ложились на нужную высоту, часто первые же снаряды разрывались в центре строя немецких самолетов... Причинами гибели немецких самолетов был прежде всего огонь зенитной артиллерии, затем — огонь пехотного оружия и лишь в последнюю очередь — атаки истребителей...» (19, стр. 49—50).
Конечно, последнее замечание (о том, что главным истребителем немецких самолетов была советская зенитка) отражает всего лишь личный опыт одного из командиров люфтваффе.
Правды ради надо признать и то, что Коссарт был лишь одним из многих офицером люфтваффе, которые давали весьма уничижительные оценки боевой подготовке и боевому духу советских истребителей. В той же книге Швабедис-сена можно найти десятки таких свидетельств. Но мы не станем цитировать «битых гитлеровских генералов», а также майоров и капитанов. Приведем лишь — без сокращений и прибавлений — один приказ Верховного Главнокомандующего Красной Армии. Приказ этот в свое время было велено довести до сведения всех летчиков под расписку. Вероятно, с ним стоит ознакомить и всех читателей этой книги.
Приказ № 0685
9 сентября 1942 г. г. Москва
Об установлении понятия боевого вылета для истребителей
Фактами на Калининском, Западном, Сталинградском, Юго-Восточном и других фронтах установлено, что наша истребительная авиация, как правило, действует очень плохо и свои боевые задачи очень часто не выполняет. Истребители наши не только не вступают в бой с истребителями противника, но избегают атаковывать бомбардировщиков. При выполнении задачи по прикрытию штурмовиков и бомбардировщиков наши истребители даже при количественном превосходстве над истребителями противника уклоняются от боя, ходят в стороне и допускают безнаказанно сбивать наших штурмовиков и бомбардировщиков.
Приказом Народного Комиссара Обороны за № 0299 предусмотрены для летного состава в качестве поощрения денежные вознаграждения и правительственные награды за боевые вылеты с выполнением боевой задачи. Этот приказ в авиационных частях извращен на фронтах.
Боевым вылетом неправильно считают всякий полет на поле боя, независимо от того, выполнена или нет истребителями возложенная на них боевая задача. Такое неправильное понятие о боевом вылете не воспитывает наших истребителей в духе активного нападения на самолеты врага и дает возможность отдельным ловкачам и трусам получать денежное вознаграждение и правительственные награды наравне с честными и храбрыми летчиками.
В целях ликвидации такой несправедливости и для того, чтобы поощрять только честных летчиков, а ловкачей и трусов выявлять, изгонять из рядов наших истребителей и наказывать их, ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Считать боевым вычетом для истребителей только такой вылет, при котором истребители имели встречу с воздушным противником и вели с ним воздушный бой, а при выполнении задачи по прикрытию штурмовиков и бомбардировщиков считать боевым вылетом для истребителей только такой вылет, при котором штурмовики и бомбардировщики при выполнении боевой задачи не имели потерь от атак истребителей противника.
2. Засчитывать сбитыми самолетами за летчиками только те самолеты противника, которые подтверждены фотоснимками или донесением наземного наблюдения.
3. Выплату за боевые вылеты и представления к правительственной награде впредь производить, строго руководствуясь пунктами 1 и 2 настоящего приказа.
4. Летчиков-истребителей, уклоняющихся от боя с воздушным противником, предавать суду и переводить в штрафные части — в пехоту.
5. Приказ объявить всем истребителям под расписку.
Народный Комиссар Обороны И. СТАЛИН
Еще раз напомним дату выхода этого приказа — 9 сентября 1942 года. Немецкие танковые колонны катились по задонским степям к Моздоку и Грозному, страна и армия стояли на пороге гибели. Обстановка отнюдь не располагала к спокойным и взвешенным выводам...
Вернемся теперь к главной теме — к оценке событий первых недель войны. Приведенный выше арифметический пример с умножением общего числа истребительных полков на некое — одинаковое для всех — число сбитых самолетов противника является всего лишь математической игрой. Ничего общего с реальными событиями такой подход (что-то вроде вычисления «средней по больнице температуры больных») не имеет. Даже тот краткий обзор событий первых дней войны, который был дан в предыдущих главах, показывает, что ситуация на каждом фронте, в каждой части и соединении развивалась совершенно по-разному. Подробный, а главное — достоверный «разбор полетов» потребует написания еще одной, гораздо более толстой книги. Тем не менее некоторое представление о «коэффициенте использования» наличных сил советской истребительной авиации можно получить путем сравнения. Сравнения потерь, понесенных немецкой авиацией во время майских (1940 г.) боев в небе Франции, с потерями люфтваффе на Восточном фронте летом 1941 г.
Как было уже выше отмечено, первый день «триумфального марша» (10 мая 1940 года) стал днем самых больших за все время Второй мировой потерь люфтваффе — безвозвратно потеряно 304 самолета, потери среди экипажей составили 607 человек убитыми и пропавшими без вести, 133 ранеными. Как известно, в эту огромную цифру вошли и 157 транспортных «Юнкерсов», сбитых в первый день войны в ходе высадки воздушного десанта в Голландии. Более корректным для целей нашего исследования будет учет потерь «боевых» самолетов (в самом узком смысле этого слова, т.е. только бомбардировщиков всех типов и истребителей). Эти потери составили 10 мая 1940 года 156 машин (сбитые и поврежденные). Потери боевых самолетов люфтваффе (сбитые и поврежденные) 22 июня 1941 года составили 114 единиц (в том числе: 1-й В.флот — 9, 2-й В.флот — 47, 4-й В.флот — 58 самолетов).
За первые три недели войны на Западном фронте (с 10 по 31 мая 1940 г.) безвозвратные потери люфтваффе (самолеты всех типов) составили 978 машин. За первые три недели войны на Восточном фронте (с 22 июня по 12 июля 1941 г.) безвозвратные потери люфтваффе (самолеты всех типов) составили: по так называемым «уточненным данным» — 550 самолетов, по принятому выше простому суммированию еженедельных сводок — 473 самолета. В два раза меньше, чем в небе Франции.
В целом за все время кампании на Западе (с 10 мая по 24 июня) люфтваффе потеряло на Западном фронте 1401 самолет безвозвратно и еше 672 было повреждено. За сопоставимый промежуток времени (с 22 июня по 2 августа 1941 г.) потери немецкой авиации на Восточном фронте составили 968 сбитых и 606 поврежденных самолетов (приведены максимальные цифры).
Итак, потери люфтваффе на Западном фронте были — в любом из рассматриваемых интервалов времени — выше, чем на Восточном. В тот период (май 1940 г.), когда французская авиация и базирующиеся во Франции английские истребители (суммарно 700—750) летчиков еще были способны к организованному сопротивлению, немецкие потери были в два раза больше, чем за первые три недели боевых действий на Востоке.
Какие выводы можно сделать на основании этих фактов? Численность группировки люфтваффе в мае 1940 и июне 1941 годов была сопоставимой (не равной, но сопоставимой), следовательно, «масштабным фактором» (много самолетов — много потерь) можно пренебречь.
Тактико-технические характеристики самолетов-истребителей союзников были ничуть не лучше, чем у самолетов советских ВВС (об этом много и подробно говорилось выше). О наличии у французских или английских летчиков «боевого опыта» не приходится и говорить, напротив, значительная часть советских истребителей к июню 1941 г. прошла уже «школу» боев в Испании, в Китае, на Халхин-Голе, в Финляндии.
Самой простой и реалистичной представляется автору следующая гипотеза: большая результативность действий истребителей союзников объясняется тем, что их (в сравнении с советскими истребителями) было больше. Вот и все. Просто и без затей. Больше истребителей, больше истребительных эскадрилий — потому и потери противника (немецкой авиации) оказались выше. Другими словами, из пяти советских истребителей фактически воевал один. Потому-то и результаты первого месяца войны в воздухе оказались даже ниже, чем у союзников весной 1940 года. Несмотря на все мужество и мастерство этих «одних».
Глава 28. ОГОНЬ С НЕБА
«...Самолеты третьей колонны Дорохова, эшелонированные по частям и подразделениям, точно следуя имеющимся у них фотографическим планам, методически, с поразительной точностью сбрасывали бомбы на предназначенные им объекты... Зажигательные бомбы, сброшенные первыми эшелонами, вызвали пожары в военно-промышленных районах...
...На смену первому эшелону подходили самолеты второго, сбрасывающие фугасные бомбы.
Ко времени их падения половина военных заводов была уже объята огнем. Красные столбы пламени с воем устремлялись к небу, вздымая тучи искр и окрашивая черный купол неба багровыми сполохами. Пламя было всюду. Оно возникало все в новых и новых местах, вырываюсь из новых и новых развалин. Стеклянные крыши цехов лопались с жалобным звоном. С гулом горного обвала оползали многоэтажные корпуса. Как жалкие детские игрушки, сворачивались в клубки стальные каркасы горящих самолетов. Раскау1енные коробки танков делались прозрачными... Небо пылало. На десятки километров вокруг поля покрылись хлопьями копоти...
...Начальник ВВС подробно доложил о налете на Нюрнберг, Фюрт и Бамберг. Военно-промышленные объекты в основном уничтожены. Энергоцентраль больше не существует, канал Майн —Дунай в районе Нюрнберга поврежден настолько, что судоходство на время стало невозможным. Военно-химические предприятия Бамберга и запасы химического сырья можно считать уничтоженными...»
Да, это еще один отрывок из знаменитой книги Н.Н. Шпа-нова «Первый удар. Повесть о будущей войне». Книга вышла в свет летом 1939 г. (еще до подписания пакта Молото-ва — Риббентропа), поэтому противник, поля которого «на десятки километров покрываются хлопьями копоти» был назван совершенно конкретно. Книгу выпустило Военное издательство Наркомата обороны, причем в серии «Библиотека командира»! На таких представлениях о характере «будущей войны», о возможностях ударной авиации и воспитывались командиры всех рангов. Строго говоря, этим можно и завершить ответ на вопрос, который был задан в самом начале нашей книги: «Почему наземные войска не видели краснозвездную авиацию, в то время как авиация эта выполнила 250 тыс. вылетов за три первых месяца войны?»
Советские танкисты, артиллеристы и пехотинцы действительно не увидели того, что под воздействием многолетней оглушающей пропаганды ожидали увидеть. «Раскаленные коробки» немецких танков не «делались прозрачными» после первого же лихого рейда советской авиации.
«Военно-промышленные объекты» не были «в основном уничтожены» за один день. Более того и хуже того — «небо пылало» над головой отступающих войск и многокилометровые колонны пленных были усыпаны «хлопьями копоти».. Этот разительный контраст между ожиданиями и реальностью и стал первой причиной тех исключительно резких отзывов о действиях советской авиации, который мы встречаем и в толстенных мемуарах заслуженных маршалов, и в устных рассказах рядовых солдат.
В том, что касается докладов и рассказов генералов и маршалов, есть и еще один аспект.
Им нужно было оправдание. Уважительная причина для объяснения молниеносного разгрома вверенных им дивизий, армий и фронтов. Лучшего, чем списать все на действия вездесущей и всесокрушающей немецкой авиации, и придумать-то нельзя. То есть раньше в ходу была еще лучшая отговорка — «десанты», но в последние годы про немецкие «воздушные десанты» пишут значительно реже. Иногда — даже со стыдливой пометкой внизу страницы: «сведения о высадке десантов в тылу Н-ской дивизии, возможно, преувеличены». Хотелось бы дожить до тех светлых времен, когда хотя бы такими же робкими пояснениями будут сопровождаться рассказы о том, как 12 тысяч советских танков были уничтожены за одну неделю тремя сотнями пикирующих «Юнкерсов»...
В главе 5 были уже приведены «нормы боевых возможностей» штурмовика Ил-2, установленные в 1942 году Оперативным управлением Главного штаба ВВС Красной Армии, в соответствии с которыми даже уничтожение одного легкого танка требовало 4—5 вылетов Ил-2, а поражение одного среднего танка (Pz.IV, Pz.III, StuG III) — не менее 12 вылетов (целая эскадрилья штурмовиков против одного танка). Ничуть не лучше (а если говорить яснее — гораздо хуже) обстояли дела и в немецкой ударной авиации. Самым новейшим «воздушным истребителем танков», которым располагало люфтваффе в 1941 году, был двухмоторный бронированный штурмовик «Хеншель» Hs-129. В сентябре 1941 года шесть первых, «предсерийных» образцов этого «вундерваффе» прибыли для проведения войсковых испытаний на Восточный фронт.
В ходе испытаний было установлено, что немецкая 20-мм авиапушка MG-151/20 не обеспечивает пробитие брони как средних, так и легких советских танков (Т-60 и Т-70) при атаках с любого направления и под любым углом пикирования. Честно говоря, для получения такой информации можно было даже и не затевать дорогостоящие испытания — достаточно было сравнить табличку параметров бронепро-биваемости пушки MG-151 с толщиной брони любого из многих тысяч трофейных советских танков. Вероятность поражения танков с использованием бомбового вооружения «Хеншеля» (максимум 6 бомб калибра 50 кг) даже при бомбометании с пологого (под углами 25—30°) пикирования не превышала 0,4%! Более или менее эффективными могли быть только атаки «Хеншелей» по советским бронемашинам. Например, вероятность поражения бронемашины типа БА-Ю при стрельбе бронебойными снарядами из пушек MG-151 (разумеется, при самых оптимальных условиях дальности, видимости и т.д.) доходила до 23—25%. То есть для гарантированного уничтожения на поле боя одного БА-10 необходимо было выделять не менее 8—9 бронированных штурмовиков (136). Самое же главное во всей этой цифири то, что пять тысяч бронеавтомобилей Красной Армии были к тому времени уже потеряны (брошены на обочинах дорог), и поступления новых не ожидалось...
Даже авиационные удары по «незащищенным площадным целям», т. е. пехоте на поле боя, не были столь результативны, как это представляется тем, кто видел войну только на экране телевизора. В отчете о боевых действиях 100-й стрелковой дивизии (будущая 1-я Гвардейская) на северных подступах к Минску читаем: «Потери от авиационных бомбардировок и пулеметного обстрела с воздуха, несмотря на низкие высоты и абсолютное господство авиации противника, оказались очень незначительными» (7, стр. 20).
Еще один характерный пример — воспоминания бывшего начальника оперативного отдела штаба Приморской армии А.И. Ковтуна о боях за Севастополь в мае 1942 года.
«...29 мая с семи часов утра авиация противника тремя группами, по тридцать самолетов в каждой, начала бомбардировку и продолжала ее в течение всего дня... Бомбежка шла непрерывно. Не успевала одна группа отбомбиться, как ее сменяла другая... За день совершено двенадцать-тринадцать налетов, в общей сложности свыше тысячи самолетовылетов, сброшено до десяти тысяч бомб... Но, как выяснилось, наши оборонительные позиции пострадали не очень сильно... только несколько бомб упало в траншеи. Потери в людях незначительны...»
Такой же «низкой» — т. е. нормальной, типичной с точки зрения возможностей авиационных вооружений того времени — была и эффективность бомбовых ударов советской авиации.
«...25 июня советские войска в составе 11-го и 6-го механизированных корпусов нанесли по противнику контрудар в районе Гродно. Из Могилева позвонили, чтобы наша дивизия всем составом приняла участие в этой операции. Вечером от прибывшего к нам представителя штаба фронта узнаю: кроме нас контрудар поддерживают полки 12-й бомбардировочной и 43-й истребительной дивизий, а также 3-й корпус дальнебомбарди-ровочной авиации. На этом участке фронта авиаторы совершили тогда 780 самолетовылетов, уничтожили около 30 танков, 16 орудий и до 60 автомашин с живой силой. Успех воодушевил нас...» (49).
Так пишет в своих мемуарах Герой Советского Союза, командир 13-й БАД генерал-майор Ф.П. Полынин. Начавшаяся 22 июня 1941 года война была для Полынина третьей по счету (после войны в Китае, в которой Полынин с перерывами участвовал аж с 1933 года, он стал командующим ВВС 13-й армии во время финской войны), и едва ли кто-то из командиров немецких бомбардировочных авиагрупп имел к этому дню больший, чем у него, боевой опыт. Полынину стоит поверить на слово в том, что уничтожение 30 танков и 60 автомашин в результате 780 самолетовылетов должно быть оценено как крупный, воодушевляющий успех! При этом не будем забывать и о том, что цифры эти взяты «с воздуха», т. е. из докладов самих летчиков, а вовсе не из журналов боевых потерь немецких дивизий.
В те же дни и в том же месте по моторизованным колоннам 3-й танковой группы Г. Гота наносил бомбовые удары 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус Н.С. Скрипко.
Первый массированный налет был совершен 22 июня, в 15 часов 40 минут, в районе Меркине. Всего в тот день силами трех бомбардировочных авиаполков (96, 207 и 98-й ДБАПы) по танковым дивизиям Гота было выполнено полторы сотни боевых вылетов. 24 июня экипажи авиакорпуса выполнили 170 самолетовылетов. 26 июня, когда немецкие танки вышли уже к северным окраинам Минска, летчики 3-го авиакорпуса выполнили 254 боевых вылета, поддерживая обороняющие Минск стрелковые дивизии (50).
Как видим, советская бомбардировочная авиация отнюдь не бездействовала. Результат этих действий был неизмеримо ниже того, о чем писал Н. Шпанов в своей интересной книжке. Это приводило в отчаяние многих рядовых участников трагических событий, вызывало удивление (и все нарастающее раздражение) у высшего командования Красной Армии. Так, Ставка в Директиве № 00285 от 11 июля 1941 года отмечала, что «наша авиация действовала главным образом по механизированным и танковым войскам немцев. В бой с танками вступали сотни самолетов, но должного эффекта достигнуто не было, потому что борьба авиации против танков была плохо организована» (5, стр. 63). Подписана эта директива была начальником Генштаба Жуковым.
К сожалению, и сам начальник Генштаба внес свой заметный вклад в дезорганизацию советской бомбардировочной авиации. 4 июля 1941 года за подписью Жукова вышла Директива Ставки ГК (б/н) следующего содержания:
«Ставка приказала:
1. Вылет на бомбометание объектов и войск большими группами категорически запретить.
2. Впредь вылеты для бомбометания по одной цели одновременно производить не более звена, в крайнем случае, эскадрильи...» (5, стр. 48).
Для десятков (если не сотен) бомбардировочных экипажей эти несколько строк стали смертным приговором. После того как развернутые в первом эшелоне фронтов истребительные авиаполки были смяты и раздавлены волной панического «перебазирования», возможность организации сопровождения бомбардировщиков истребителями была сведена к минимуму. Хаос и развал системы управления ВВС, да и всей Красной Армии в целом, сплошь и рядом сводили этот минимум к нулю. С другой стороны, высшее командование видело (и не без оснований) в бомбардировочной авиации тот последний, оставшийся в его распоряжении резерв, с помощью которого оно еще могло приостановить безостановочное движение танковых колонн вермахта на восток. Уцелевшие (а уцелели от «перебазирования» главным образом части дальней авиации, развернутые в глубоком тылу) бомбардировочные полки вынуждены были бомбить мосты и переправы днем, с малых высот и без прикрытия истребителей. Если в подобной ситуации у них и оставался какой-то шанс выполнить боевую задачу и при этом уцелеть, то этот шанс был только в массировании сил, в построении плотных боевых порядков больших групп бомбардировщиков, которые хотя бы в теории могли встретить атакующие «Мессершмитты» стеной мощного пулеметного огня. Директива Жукова не оставляла звену (3 самолета) СБ или ДБ практически никакой надежды на возвращение домой после встречи с истребителями противника.
О том, в какой обстановке действовала наша бомбардировочная авиация, можно судить по короткой истории боевых действий 410-й БАП. Этот полк был одним из шести авиационных полков особого назначения, созданных в первые две недели войны. Полки были укомплектованы летчиками-испытателями НИИ ВВС и ЛИИ наркомата авиационной промышленности, вооружены новейшими самолетами (410-й БАП летал на скоростных бомбардировщиках Пе-2), подчинялись непосредственно Ставке. За три недели в июле 1941 г. этот «полк асов» успел совершить всего 235 боевых вылетов. После этого из 38 Пе-2 осталось 5, причем 22 бомбардировщика были сбиты немецкими истребителями...
К счастью, «суровость российских законов смягчается их неисполнением». После того как первый шок прошел, потери советской бомбардировочной авиации стали заметно снижаться.
В частности, дальнебомбардировочная авиация, потерявшая в первый месяц войны 625 самолетов, во втором месяце теряет 178 машин. Причем снижение потерь самолетов в 3,5 раза сопровождается лишь небольшим уменьшением числа боевых вылетов (с 3804 до 3139). В следующем месяце (с 23 августа до 22 сентября) число вылетов значительно возрастает — до 4243. И что уже совсем парадоксально — максимальное (за три месяца) число вылетов было выполнено тогда, когда численность ДБА уменьшилась более чем в два раза по сравнению с исходной (с 1200 до 500 самолетов).
В целом цифры потерь бомбардировочной авиации советских ВВС не были такими астрономическими, как цифры потерь истребителей — что может служить еще одним подтверждением версии о том, что главной причиной катастрофического разгрома авиации первого эшелона стало «истребительное перебазирование». В дальнебомбардиро-вочной авиации потери самолетов за первые два месяца войны составили «всего лишь» две трети от первоначальной численности. Потери самолетов фронтовой бомбардировочной авиации (СБ, Ар-2, Пе-2) сравнялись с первоначальной численностью лишь к началу сентября (по данным Оперативного управления штаба ВВС, к 1.09 потеряно 2169 «скоростных бомбардировщиков»). Практически в то же самое время (начало сентября 1949 г.) и в частях люфтваффе на Восточном фронте число потерь сравнялось с первоначальной численностью самолетов...
Постепенное восстановление численности и боеспособности советских ВВС сделало возможным проведение крупных операций. 28 августа 1941 г. И. Сталин лично распорядился (приказ № 0077) «с целью срыва операции танковой группировки противника на Брянском направлении провести в течение 28—31 августа операцию силами ВВС фронтов и авиации резерва ГК... всего в операции должно участвовать 450 боевых самолетов...» (5, стр.146).
Указание товарища Сталина было перевыполнено. В воздушной операции (вероятно, самой крупной и успешной за весь начальный период войны) приняло участие 464 боевых самолета (230 бомбардировщиков, 55 штурмовиков, 179 истребителей). За 6 дней операции советская авиация выполнила тогда около 4000 самолетовылетов (27). За ходом операции по разгрому «подлеца Гудериана» (именно так выражался в те дни командующий Брянским фронтом, любимец Сталина, генерал-лейтенант Еременко) Ставка следила с неотступным вниманием. Руководить действиями авиации было поручено заместителю командующего ВВС Красной Армии, генерал-майору И.Ф. Петрову. 4 сентября 1941 года Сталин шлет на Брянский фронт следующую телеграмму:
«Брянск. Еременко для Петрова. Авиация действует хорошо... Желаю успеха. Привет всем летчикам. И. Сталин» (27).
5 сентября Ставка передала в распоряжение группы Петрова еще два штурмовых авиаполка и два полка истребителей. Задача была сформулирована кратко: «разгромить и изничтожить Гудериана до основания» (5, стр. 164).
Однако даже в результате такого массированного удара «разгромить и изничтожить до основания» не удалось. 2-я танковая группа вермахта разбила войска Брянского фронта, затем — правого крыла Юго-Западного фронта и, пройдя с боями 300 км, замкнула 15—17 сентября кольцо окружения «киевского котла». Более того, «подлец Гудериан» на семнадцати страницах своих мемуаров, посвященных прорыву 2-й танковой группы вермахта в тыл Юго-Западного фронта, уделил действиям нашей авиации ровно три слова:
«...29 августа крупные силы противника при поддержке авиации предприняли с юга и запада наступление против 24-го танкового корпуса. Корпус вынужден был приостановить наступление 3-й танковой и 10-й мотодивизии»... (65) .
Контраст с мемуарами советских полководцев разительный — у них немецкая авиация истребляет по паре мехкор-пусов в день. Кто же, скажем мягко — ошибается? Все, что нам известно о реальной эффективности авиационных вооружений той эпохи, позволяет дать совершенно однозначный ответ: «ошибаются» советские генералы. Их рассказы об огромных успехах немецкой авиации лета 1941-го являются не чем иным, как «охотничьими рассказами наоборот». Какими бы высокими ни были мастерство и боевой дух летчиков и командиров люфтваффе, совершить чудо они не могли. И не смогли. Именно поэтому потери советских средних танков распределились за всю войну следующим образом: от огня артиллерии и танков противника — 88%, от мин — 8%, а от авиации — только 4%! (72, стр.110).
Потребовался кардинальный переворот в технике вооружений, связанный с появлением вертолета и управляемой ракеты, прежде чем авиация стала самым опасным противником танковых войск. Но это уже совсем другая история других войн другой эпохи...
Глава последняя
Страницы
предыдущая целиком следующая
Библиотека интересного