Семь километров севернее Вязьмы. Если бы истребительные эскадры люфтваффе решили «выйти из-под удара» с подобным пространственным размахом, то они очутились бы точно на полпути между Берлином и Парижем...

129-й ИАП (9-я САД)

В мемуарах комиссара полка В.П. Рулина история «перебазирования» 9-й САД выглядит почти героической сагой:

«...Принято решение: вывести полк из-под удара. Будем перелетать на другой аэродром. Необходимо выделить команду для уничтожения всего оставшегося: боекомплектов бомб, снарядов, патронов и горючего (как же без всего этого полк сможет воевать «на другом аэродроме»? — М.С.). Беркаль (командир 129-го ИАП) принял единственное возможное решение в сложившейся обстановке, но как тяжело сознавать, что оно единственное... Всем хотелось поскорее сесть за штурвал боевой машины и бить, бить фашистов...

...Двумя группами «Чайки» и «миги» перелетели на аэродром Добженевка, расположенный всего в нескольких километрах от места постоянного базирования полка -— г. Заблудув. Там, на зимних квартирах, разместились семьи личного состава... Из штаба дивизии прибыл связной. Он передал командиру полка приказ: всем самолетам до наступления темноты перелететь на аэродром Кватеры (это уже восточнее Белостока). Двадцать восемь машин могли подняться в воздух, а пять — требовали ремонта (а где остальные? — в полку было 61 МиГ-3 и 57 И-153). А к аэродрому Добженевка уже рвались немецкие танки и мотопехота (ни танков, ни мотопехоты в тех местах не было, просто пехота вермахта заняла Белосток 25 июня). Рядом с аэродромом шел встречный ночной бой (кто с кем встретился вечером 22 июня???). Огненные всполохи подступали к аэродрому, охватывали его кольцом (какой же рассказ про лето 1941-го может обойтись без «окружения»...). В два часа ночи техники доложили: «Все машины исправны» (итак, в полку 33 исправных самолета — редкая истребительная группа люфтваффе могла похвастаться такой вооруженностью...).

... На аэродром Кватеры слетелись все уцелевшие за день самолеты на Белостокском и Гродненском направлениях, главным образом с приграничных аэродромов. Пять «мигов» перегнали на аэродром Барановичи, тоже забитый самолетами, преимущественно истребителями И-16 и И-15-бис...

...Надо было проявить выдержку и дисциплину, отойти в тыл и сберечь людей (да, именно так стояла в те дни задача перед любым директором детского дома. — М.С.). Командир полка отдал приказ: оставшемуся личному составу собраться на аэродроме Балбасово (аэродром рядом с г. Орша, 550 км к вострку от границы), пункте сбора летного и технического состава авиаполков округа, базировавшихся на приграничных аэродромах. Не теряя времени, решили двигаться днем... Ехали осторожно, с интересами между машинами.

...Самолеты врага то одиночные, то парами, а то цепочкой заходит вдоль дороги, затем, снизившись до бреющего полета, жадно искали цели (вот какие плохие были враги — вместо того, чтобы самим куда-нибудь «перебазироваться», они «жадно ищут цели» для атаки. — М.С.). На другой день прибыли на аэродром Балбасово. Рассчитывали, что здесь дадут самолеты, но весь резерв был уже передан другим авиаполкам. Нас направили в Орел» (132).

На этом Рулин заканчивает рассказ о «перебазировании» вверенного ему партией полка. Важным дополнением к этому рассказу может послужить такой фрагмент из монографии (94):

«...Несмотря на потерю практически всей материальной части не в ходе воздушных боев, а на земле, убыль личного coстава также оказалась ощутимой. Из 248 человек летно-технического состава, находившихся в строю утром 22 июня, спустя неделю в Орел прибыли для получения новых самолетов лишь 170 красноармейцев и командиров (странная фраза — «красноармейцы» в число «летно-технического состава» не входят). Как следовало из документов, в первый день войны погиб в бою над аэродромом Тарново младший лейтенант Н.Ф. Ерченко, не успел взлететь из Добженевки и сгорел в кабине МиГа младший лейтенант А.А. Радугин, несколько летчиков получили ранения от осколков авиабомб, но против большинства фамилий в списке потерь было указано «от-стал при перебазировании». Приходится предположить, что далеко не всем «хотелось поскорее сесть за штурвал боевой машины и бить, бить фашистов». Для самых недоверчивых читателей приведем и архивную ссылку: ЦАМО, Ф. 5-го гв. иап. Оп. 143448. д. 2. л. 37.

В мемуарах командира 43-й ИАД Г.Н. Захарова находим еще один, весьма примечательный штрих:

«...приземлившись в Барановичах (дело было ранним утром 22 июня), летчики 162-го полка увидели несколько бомбардировщиков Пе-2 и Су-2, несколько истребителей МиГ-1, МиГ-3 и даже истребители Як-1. Это были экипажи из разных авиационных полков и дивизий, которым в первые минуты войны удалось взлететь под бомбами...» (55).

Проще говоря, некоторые летчики 9-й САД (а только в ней и были «мигами») начали «перебазирование» в порядке личной инициативы, не дожидаясь никаких приказов, в «первые минуты войны». К вечеру таких перелетных «соколов» стало гораздо больше. Захаров пишет, что на аэродроме Минска он обнаружил «самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все было забито техникой». Вот мимо этих аэродромов (Кватеры, Барановичи, Минск), забитых самолетами, и ехала «длинная колонна машин с оставшимися без самолетов летчиками».

Минск — это «всего лишь» 350 км от фронта. Нашлись и передовики «перебазирования», которые смогли долететь в первые часы войны аж до Смоленска!

«...В тревожное военное утро 22 июня 1941 года на аэродромы нашего авиакорпуса стали производить посадку одиночные истребители полков армейской авиации Западного фронта.

После напряженных воздушных боев многие из них уже не могли сесть на свои поврежденные аэродромы, а некоторые сразу были перенацелены на запасные аэродромы, в том числе и на наши...» (50). Это строки из воспоминаний маршала авиации Скрипко. Его 3-й ДБАК (об этом уже многократно говорилось выше) перед войной базировался в районе Смоленска (600—700 км от границы 1941 г.). Редкий истребитель долетит туда от Бреста или Белостока, а уж о том, чтобы совершить такой перелет на остатках бензина после «напряженного воздушного боя», и речи быть не могло. И совсем уже странно звучат слова о том, что утром первого дня войны кто-то и зачем-то «перенацеливал» истребительную авиацию в глубочайший тыл. Неужели столько сил, столько денег, столько таланта, столько страсти и интриг было вложено в создание истребительной авиации только для того, чтобы после первых же выстрелов начать безостановочный «выход из-под удара»?

10-я САД

Генерал-полковник Л.М. Сандалов в своей монографии «Боевые действия войск 4-й армии» пишет:

«Командир 10-й авиадивизии со штабом и остатками (здесь и далее подчеркнуто автором) авиационных полков перешел 22 июня в Пинск, а 24 июня — в район Гомеля» (34).

Гомель — это 500 км на восток от Бреста. Немцы заняли район Гомеля только 17—19 августа, почти через два месяца после начала войны. Таким образом, «перебазирование» в Гомель очень надежно выводило остатки 10-й САД «из-под удара» и столь же гарантированно лишало «остатки» 4-й армии всякой поддержки с воздуха. Впрочем, это произошло даже не 24 июня, а еще раньше. Все с тем же эпическим спокойствием Сандалов пишет:

«...во второй половине дня 22 июня командир 10-й САД... убыл со своим штабом в Пинск. В дальнейшем штаб армии со штабом авиационной дивизии связи не имел. Остатки этой дивизии совместных действий с воусками армии больше не вели. Командующий Кобринским бригадным районом ПВО вместе с подчиненными ему частями 23 июня перебазировался в Пинск, а позднее — в тыл». Вот так, ПВО тоже стремительно «выходит из-под удара» — причем в то самое время, когда немецкая авиация буквально свирепствует над полями боев. Кто же тогда должен держать этот самый «удар»? Колхозные мужики с трехлинейкой Мосина? И что совсем уже странно, Сандалов утверждает, что все эти удивительные «перебазирования» были произведены с санкции командования Западного фронта...

Из слов Сандалова как будто следует, что 23 июня штаб 10-й САД еще был в Пинске (160 км от Бреста), т. е. в зоне боевых действий. Однако те, кто не «убывал», а воевал, не обнаружили 23 июня в Пинске никаких следов штаба 10-й авиадивизии и ее командира. «Штаб 10-й САД эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю сборную группу истребителей. Вчера, 22.6.41, провели 8 воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Me-109, 1 разведчик. Сам я участвовал в бою под Пинском, сбил 2, сам невредим. Сегодня, 23.6, группа сделала 3 боевых вылета. Жду указаний, как быть дальше» (50) — такое вот донесение направил в штаб ВВС фронта капитан М.Ф. Савченко, сменивший на посту командира 123-го ИАП майора Б.Н. Сурина, погибшего 22 июня в воздушном бою.

Приводит Сандалов (правда, в другой своей книге) и весьма странный разговор, который состоялся у него в 14 часов дня 22 июня с командиром 10-й САД полковником Беловым:

« — С переходом дивизии в Пинск всякая связь с вами будет потеряна, — заметил я. — А почему бы вам не перебазировать сохранившиеся самолеты в район Барановичей или Слуцка?

— В Барановичах аэродром разрушен, а в Слуцке подготовленного аэродрома и раньше не было, — возразил Белов. — Так что, кроме Пинска, деваться нам некуда...» (134).

На самом деле аэродром в Барановичах был вполне пригоден для боевой работы (об этом — чуть ниже), но достоверной информации о состоянии аэродрома в Барановичах оба полковника в тот момент могли и не иметь. Странно другое — как же Сандалов мог не знать, что Барановичи в полтора, а Слуцк — в два раза дальше от Кобрина, нежели Пинск, и, соответственно, «всякая связь с дивизией» будет потеряна еще более полно? Если в этом диалоге и есть какой-то смысл, то только в том случае, если уже днем 22 июня обсуждался вопрос о «перебазировании» 10-й САД вовсе не в Пинск, а сразу в Гомель. Впрочем, это не более чем предположение...

Теперь — несколько слов по поводу многократно упомянутого аэродрома в Барановичах (200 км от Бреста или Белостока). В 6 часов утра 22 июня командующий ВВС Западного фронта И. Копец приказал командиру 43-й ИАД Захарову прикрыть одним истребительным полком город и крупный железнодорожный узел Барановичи. Во исполнение этого приказа Г. Захаров, штаб дивизии которого находился именно в Балбасове, перебазировал в Барановичи свой 162-й ИАП (54 истребителя И-16).

«... К девяти часам утра полк приземлился в Барановичах, — пишет в своих мемуарах генерал Захаров. — После первых бомбардировочных ударов гитлеровцев аэродром в Барановичах почти не пострадал...» (55).

Недоверчивый читатель, конечно, возразит: «Ну, это же после первых ударов... Значит, его потом разрушили, как раз тогда, когда в Барановичи перебазировались «остатки» 129-го ИАП...»

Нет, это ошибочное предположение. Продолжим далее чтение книги Г.Н. Захарова:

«...В ночь на 23 июня немцы предприняли попытку бомбить аэродром, но попытка была сорвана и отбомбились они неудачно... С утра 23 июня в течение двух суток полк находился в непрерывных боях, и за это время летчики Пятин, Овчаров, Бережной, другие открыли свой боевой счет... За первые три дня полк не потерял в боях ни одного летчика...» (55).

24 июня 163-й ИАП из состава дивизии Захарова сбил на подступах к Минску 21 вражеский самолет. На фоне всего происходившего в тот момент на Западном фронте эта история может показаться очередной «охотничьей байкой». Однако Р. Ларинцев обнаружил в журнале потерь люфтваффе сведения о 9 пикировщиках Ju-87, сбитых 24 июня в районе Минск — Волковыск.

И это только «Юнкерсы», место падения которых точно определяется...

Вот такая у нас была «странная война». Одни перебазируются с запада на восток, другие — с востока на запад. Одни — с фронта в Балбасово, другие — из Балбасова на фронт. Для одних аэродром пригоден для того, чтобы три дня на нем воевать, воевать на «безнадежно устаревших» И-16, не потеряв при этом ни одного летчика. Другие и взлететь с него не могут, поэтому и «вынуждены» бросать новейшие истребители МиГ-3. Мало того — девять МиГ-3, залетевших в Бара-новичи из какого-то полка 9-й САД, успешно провоевали в «рядах» 162-го ИАП до 7 июля (94).

Да и в разгромленных полках и дивизиях «перебазировались» отнюдь не все. Потому и война закончилась не во Владивостоке, а в Берлине. Вот и в книге воспоминаний генерала Захарова вдруг обнаруживается «пропавший бесследно» 41-й ИАП.

«Под Могилевом в состав 43-й авиадивизии влились 41-й и 170-й истребительные полки. 41-м командовал майор Ершов... За неделю боев истребители майора Ершова сбили более 20 самолетов противника! Летчики дрались без оглядки — так, словно каждый их бой был единственным...» (55).

Приведенные выше частные примеры не охватывают всю картину разгрома трех дивизий первого эшелона ВВС Западного фронта. И тем не менее автор считает, что дальнейшее уточнение частностей не изменит понимание главной причины огромных потерь советских самолетов, «уничтоженных на рассвете 22 июня внезапным ударом по аэродромам». «На второй день войны эти три дивизии оказались небоеспособными и были выведены на переформирование» — так пишет в своей монографии Кожевников (27). И это совершеннейшая правда, подтверждаемая всеми прочими свидетельствами. Вот только причину и следствие надо поменять местами.

Даже если руководствоваться общепринятыми цифрами потерь 11, 9, 10-й САД, то к утру 23 июня на их вооружении должно было оставаться, соответственно, 72, 62 и 51 самолет. С каких это пор авиадивизия, на вооружении которой осталось 72 самолета, должна считаться «небоеспособной»?

Все познается в сравнении. В соседней с 11-й САД полосе Северо-Западного фронта действовала бомбардировочная эскадра (аналог нашей авиадивизии) KG-77. К утру 24 июня в составе трех групп (полков) этой эскадры было 67 исправных «Юнкерсов». И эта эскадра не была исключением. «Хейнкели», с которыми сражачись летчики 123-го ИАП в небе над Брестом и Кобрином, были из состава эскадры KG-53. К утру 24 июня в составе трех ее групп было 18, 10 и 22 исправных бомбардировщика, всего 50. В трех группах эскадры KG-76 числилось лишь 69 исправных «Юнкерсов», 73 «Хейн-келя» могли воевать в составе KG-27...

Два десятка самолетов в авиагруппе — это еще много. 30 августа 1941 года в действующей в составе 4-го ВФ над Украиной истребительной группе III/JG3 был один исправный «мессер». Что же сделали немцы с этой группой? Вывели ее на переформирование? Нет. Ко 2 сентября починили 10 поврежденных машин, и в таком составе (11 самолетов) группа III/JG3 под командованием одного из лучших асов люфтваффе В. Оезау (125 лично сбитых самолетов) прикрывала приезд Гитлера и Муссолини в Умань.

Так стоит ли считать естественным и понятным тот факт, что три дивизии первого эшелона авиации Западного фронта, в каждой из которых оставалось более полусотни самолетов, на второй день войны просто исчезли? Всякое сравнение хромает. Начав сравнивать советские авиадивизии с эскадрами люфтваффе по числу оставшихся в строю самолетов, мы допустили недопустимую методологическую ошибку. Численность авиационной части — это прежде всего и главным образом число экипажей. Поэтому, говоря о численности, например, 9-й САД, мы должны прежде всего иметь в виду не те 62 самолета, что остались в строю к 23 июня, а 206 летчиков-истребителей и 45 экипажей бомбардировщиков, которые были в этой дивизии к началу боевых действий. Так как в первый день войны потери в летном составе этой дивизии составили всего несколько человек на полк, то дивизия могла и должна была считаться вполне боеспособной.

Сердитый читатель должен уже возмутиться: «А на чем им было летать и воевать, этим двум сотням летчиков? Аэродромы разрушены, значительная часть самолетов повреждена — на себе эти самолеты тащить?»

Предложение верное. Именно так и положено обращаться с крайне дорогостоящей военной техникой. Тащить на себе. Почитайте воспоминания Покрышкина, он там очень подробно описывает, как в одиночку спасал свой разбитый МиГ-3 после вынужденной посадки, как тащил его десятки километров по дорогам отступления. В 9-й САД (как и в лю-. бой другой авиадивизии) кроме летчиков были еще тысячи людей, были сотни автомашин — вспомните «длинную колонну», которая вечером 22 июня покинула Белосток. Было кому «тащить», было на чем «тащить». Консоли крыла на МиГ-3 крепятся к центроплану в четырех точках, все это развинчивается, отстыковывается, вооружение снимается (что наглядно показал горький опыт 122-го ИАП), двигатель АМ-35А весит не более 800 кг (с агрегатами), а «полуторка» потому так и названа, что берет в свой фанерный кузов 1,5 тонны груза... Но к теме нашей дискуссии вся эта теория технического обслуживания никакого отношения не имеет. Не для того военные заводы в СССР работали в три смены, чтобы «сталинские соколы», как какие-нибудь финны, из трех неисправных собирали один годный истребитель.

«Утром 22 июня 1941 г. в адрес командующего ВВС Западного особого военного округа за подписью генерала П. Ф. Жигарева было направлено распоряжение о приеме 99 самолетов МИГ-3 на аэродром Орша для пополнения частей и соединений ВВС этого округа» (27).

Утром 22 июня война не закончилась, да и заводы не закрылись на «рождественские каникулы».

К 9 июля ВВС Западного фронта получили для восполнения потерь 452 новых самолета (30).

Было на чем летать и воевать...

Практически так же и с теми же последствиями проходило «перебазирование» в частях ВВС Северо-Западного фронта (ПрибОВО).

31-й ИАП (8-я САД)

В главе 24 мы приводили отрывки из воспоминаний двух летчиков этого полка. Их свидетельства о боевых действиях до момента начала «перебазирования» полка во многом не совпадали, зато о том, что началось вечером 22 июня, и Н.И. Петров и Б.В. Веселовский рассказывают почти одними и теми же словами:

«...К вечеру поступила команда садиться в автомашины. Самолеты, на которых нельзя лететь, если не ошибаюсь, сжечь. Когда тронулись, стало известно, что ехать до г. Риги, куда перелетят летчики на уцелевших самолетах, в основном управление полка и эскадрилий. Как подъезжали к Риге, прошел слух, что Рига занята немцами. Все встречные, едущие от Риги, это подтверждали. Мы поверили, развернулись и поехали по маршруту на Себеж, на бывшей старой границе (почему поехали именно туда — не помню)... Доехав до Себежа, направились в комендатуру, где комендант объяснил, что только что разговаривал с Ригой и там все нормально, никаких немцев там нет, немедленно направляйтесь туда...

...Прибыли в Ригу. Командование полка командировало нас, десять человек летного состава (из 54 летчиков, которые были в полку на 1 июня. — М.С.) на аэродром Идрица, куда уже убыл технический состав нашего же полка. Там нужно было собрать самолеты МиГ-3, которые прибыли на аэродром Идрица в ящиках. Наши техники собрали самолеты, мы облетали их, затем прибыл командир полка майор Путивко с шестью летчиками, чтобы перегнать самолеты на аэродром у Пскова... Немцы приближались к станции Идрица. Мы перебазировались на аэродром Великие Луки, а в двадцатых числах июля сдали самолеты в группу Стефановского и убыли в Москву на формирование...» (125).

«...В расположении нашей эскадрильи откуда-то появился командир полка Путивко.

Его приказ был краток: «Личному составу полка индивидуально, кто как сможет, добираться в Ригу, в штаб округа». Вместе с однокашником по училищу лейтенантом Пылаевымя направился на шоссейную дорогу Каунас — Шяуляй — Рига... Вдоль дороги двигались воинские машины, танки, артиллерийские орудия. Они торопились занять где-то оборону против оказавшихся в нашем тылу прорвавшихся немецких войск. Линии фронта не существовало. Одни части двигались на запад, другие отходили на восток. Воздух то и дело оглашался ревом немецкой авиации, несущей смертоносный груз. Не было видно в небе наших самолетов...

...Вскоре нас обогнала «эмка» и остановилась. Дверца открылась, и нас окликнул командир нашей дивизии полковник Гущин. Он расспросил нас о положении дел в полку. На наш вопрос, как дела в других четырех полках дивизии, ответил:

— Ничего, Веселовский, не знаем. Ни с кем нет связи (а как ее можно установить, если командир дивизии на «эмке» в Ригу едет?). Вас с собой взять не можем. Видишь, машина набита битком.

... Попутные машины проскакивали мимо. Остановить одну из них удалось лишь с помощью пистолетов. Вдобавок нас уже давно мучил голод. За все время пути нам удалось съесть по паре булочек. Наконец показалась Рига. В штабе ВВС округа мы оказались 26—27 июня. Там узнали, что прилетевшую 22 июня нашу семерку «мигов» рижские зенитчики приняли за вражескую, обстреляли и несколько машин сбили и повредили. Среди сбитых оказался и мой сосед по дому Костя Привалов. Командир полка Путивко получил приказ следовать с оставшимися летчиками на аэродром в Псков. Командир и трое летчиков перелетели туда на уцелевших «мигах...» (123).

Кстати, о связи. То, что никакой связи в Красной Армии не было, «знают все». До одного. Спорить бесполезно. Все «знают» и почему ее не было — история «отпустила нам мало времени», поэтому рацию еще не сделали, а все провода (в полосе от Черного до Балтийского моря) перерезали диверсанты (800 человек из полка специального назначения «Бранденбург»).

Не будем отвлекаться на долгие споры, приведем лишь несколько строк из доклада начальника управления связи Сев.-Зап. фр. от 26 июля 1941 года:

«... Радиосвязь с первого дня войны работает почти без перебоев, но штабы неохотно и неумело в начале войны пользовались этим средством связи. Перерыв проводной связи квалифицировался всеми как потеря связи...» (9, стр. 189).

Остается только понять — как может не прерываться проводная связь с командиром дивизии, если он, бросив дивизию и штаб, несется на легковой машине «в Ригу»...

Уцелевшие документы командования Северо-Западного фронта свидетельствуют, что оно не только не руководило процессом, но и едва ли представляло себе масштаб стихийно начавшегося «перебазирования». Как помнит читатель, первая сводка штаба Сев.-Зап. фр. от 22.00 22 июня оценивала потери ВВС как 56 уничтоженных и 32 поврежденных самолета. На следующий день, в 22.00 23 июня, Оперативная сводка № 03 называла такие цифры потерь авиации фронта:

«... Потери: уничтожено самолетов — 14, из них 8 в Митаве, повреждено — 15...» (9, стр. 57).

Казалось бы — потери минимальные. Но еше через несколько дней командование фронта констатирует, что авиации у него уже нет: «... Военно-воздушные силы фронта понесли тяжелые потери вследствие малого количества аэродромов. В данное время эффективно поддерживать, прикрывать наземные войска и нападать на противника не способны. Экипажей сохранено 75%. Потери материальной части 80%».

Непонятно даже, когда отправлено это донесение — вначале указано время отправки (20 ч 35 мин. 26 июня), но в конце текста сказано: «Прошу 26.6.41 г. передать в мое распоряжение три бомбардировочные и две истребительные дивизии...» (9, стр. 68, 69).

26 июня был арестован командующий ВВС Северо-Западного фронта А.П. Ионов. Расстреляли его как «участника антисоветского военного заговора, завербованного Смуш-кевичем в 1939 году».

Но, возможно, жалобы на «малое количество аэродромов» не остались незамеченными — в сопроводительном письме Берии Сталину сказано, что Ионов «проводил вредительство в аэродромном строительстве»...

Еше один, широко известный документ того же ведомства — донесение заместителя начальника 3-го Управления НКО СССР Ф.Я.Тутушкина от 8 июля 1941 года. Там, в частности, говорится:

«...Перебазировка на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний ВВС округа, посадку совершали кому где вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин...

...Маскировке аэродромов до сих пор не уделяется внимание. Приказ НКО по этому вопросу не выполняется...

...Экипажи, оставшиеся без материальной части, бездельничали и только сейчас направляются за матчастью, которая поступает крайне медленно...»

Теперь мы можем дать ответ на вопрос, который мы поставили ранее, в начале главы 22, — чем можно объяснить огромную разницу в числе потерянных на аэродромах самолетов в разных частях ВВС Красной Армии. Ответ предельно прост. Так как главной причиной потерь самолетов было истребительное «перебазирование», то и количество потерянных (брошенных) самолетов прямо зависело от темпов наступления вермахта на различных участках советско-германского фронта.

В июне 1941 года в Молдавии темпы продвижения противника были нулевыми (наступление румынских, и немецких войск началось там только 2 июля), никакого «перебазирования» ВВС Южного фронта в июне 1941 г. просто не было — в результате и потери авиации оказались минимальными. Атаковав 22 июня 1941 г. 6 советских аэродромов, летчики 4-го авиакорпуса люфтваффе уничтожили в воздухе и на земле (по разным источникам) 23—40 наших самолетов, потеряв, судя по отчетам советских летчиков, более 40 своих (58).

Истребительные полки ВВС Южного фронта потеряли в первый день войны по 2—3 самолета, а 69-й ИАП не потерял ни одного. В дальнейшем этот полк, под командованием выдающегося советского летчика и командира Л.Л. Шестако-ва, никуда не «перебазируясь», провоевал 115 суток в небе над Кишиневом и Одессой. Провоевал на тех самых «безнадежно устаревших» истребителях И-16, с которыми полк и вступил в войну. Только в воздушных боях пилоты 69-го ИАП сбили за этот период 94 немецких и румынских самолета, только 22 сентября ударом по двум аэродромам в оккупированной к тому времени Молдавии был уничтожен 21 самолет противника (25, 32 ).

Контраст с разгромом ВВС Западного фронта настолько разителен, что советским историкам было поручено как-то на него прореагировать. Ну, если партия скажет «надо»...

Задним числом была разработана такая «легенда»: командование Одесского ВО якобы не побоялось нарушить мифический «запрет Сталина», привело авиацию округа в боевую готовность, рассредоточилось и замаскировалось. Вот поэтому и потери от первого удара по аэродромам были минимальными. Увы, эта «версия», с одной стороны, лжива, с другой — ошибочна. Лжива она в том смысле, что «Сталин» (т. е. военно-политическое руководство СССР) в последние дни перед началом войны отправлял директивы о повышении боевой готовности, о маскировке и рассредоточении авиации во все без исключения округа, и все командующие ВВС — в том числе и командующие ВВС Западного и Юго-Западного фронтов — не только получили эти шифровки, но и отчитались об их выполнении.

Представление же о том, что в Одесском округе приказы выполнялись лучше, чем где бы то ни было, просто ошибочно.

«...Несмотря на достаточное количество времени с момента объявления тревоги до налета противника, части все же не смогли уйти из-под удара с наименьшими потерями... благодаря преступной халатности и неорганизованности... Рассредоточение материальной части было неудовлетворительным во всех полках... Маскировки, можно считать, нет, особо плохо в 55-м ИАП...» (56).

Это строки из приказа, в котором командир 20-й САД, генерал-майор Осипенко подвел итоги первого дня войны. 20-я САД — это самая крупная авиадивизия Одесского округа (325 самолетов по состоянию на 1 июня 1941 года) и лучше всех вооруженная (122 новейших МиГа в двух истребительных полках), а 55-й ИАП, в котором по оценке командира дивизии не было никакой маскировки, во всех статьях про начало войны упоминается как один из самых результативных (именно в этом полку начал свой боевой путь наш лучший ас, трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин). Еще одним штрихом к картине «необычайной организованности» в ВВС Одесского округа может служить советский самолет Су-2, сбитый Покрышкиным в первый день войны. Самолет принадлежал 211-му БАПу той же самой 20-й САД, но «конспирация» дошла до того, что летчикам-истребителям никто не показал этот новый для советской авиации бомбардировщик даже на картинке.

Никуда не «перебазировалась» в первые недели войны и авиация Ленинградского ВО, Балтийского и Северного флотов. В результате эффективность ударов немецкой авиации по аэродромам советских ВВС оказалась на этом участке фронта обычной, т. е. весьма и весьма низкой.

Так, боевые действия в небе Заполярья вела авиация Северного флота и 1-я САД из состава ВВС ЛенВО (Северного фронта). К началу боевых действий в составе этой группировки советской авиации числилось порядка 300 боевых самолетов. В июне наши потери составили 38 самолетов, из них на аэродромах — 8 (восемь). Наиболее ожесточенные бои происходили в июле 1941 года — немцы отчаянно, рвались к Мурманскому порту и железной дороге, связывающей Заполярье с «большой землей». Общие потери группировки советской авиации: 80 самолетов (от всех причин, включая аварии), из них 21 самолет потерян на аэродромах. 21 самолет (7% от исходной численности группировки) за месяц.

7 июля 1941 года девять бомбардировщиков СБ из 72-го САП ВВС Северного флота нанесли удар по аэродрому Хе-буктен (Норвегия) — основному аэродрому люфтваффе в Заполярье. Была достигнута полная тактическая внезапность, судя по докладу советских летчиков, немцы не успели даже объявить у себя воздушной тревоги, а зенитная артиллерия открыла огонь только тогда, когда самолеты были уже далеко от цели. «По наблюдению экипажей и по агентурным данным в результате удара совершенно уничтожено 15 самолетов», — говорилось в докладе командующего ВВС Северного флота. Однако из трофейных немецких документов следует, что в результате налета был полностью уничтожен только один Me-110, и один Ju-88 поврежден на 50%. Самый крупный налет на наш аэродром Ваенга немцы нанесли 6 августа 1941 года — пятью эшелонами с разных высот и направлений аэродром атаковали 36 бомбардировщиков люфтваффе. Результат — уничтожен один Пе-2, еще три самолета получили повреждения (133).

Приведем еще один, чрезвычайно показательный, пример. 13-й ИАП из состава ВВС Балтфлота базировался... в Финляндии, на полуострове Ханко (после первой советско-финской войны там была развернута военно-морская и авиационная база Балтфлота). После начала второй финской войны (25 июня 1941 г.) аэродром, на котором базировались истребители, оказался в зоне действия финской артиллерии и постоянно обстреливался. По той «логике», в которой у нас принято описывать разгром авиации Западного фронта, 13-й ИАП должен был быть уничтожен за несколько часов. Как, например, 74-й ШАП из дивизии Белова. Фактически же 13-й ИАП провоевал на Ханко до поздней осени 1941 года. За это время летчики полка, ветераны Халхин-Гола, А. Антоненко и П. Бринько сбили 11 И 15 вражеских самолетов. В марте 1942 г. полк был переименован в 4-й Гвардейский. Более полутора лет (до января 1943 г.) полк успешно воевал на «устаревших, не идущих ни в какое сравнение с немецкими самолетами» истребителях И-16. Только за один месяц, с 12 марта по 13 апреля 1942 г., 4-й ГИАП сбил 54 немецких самолета, потеряв лишь два И-16 (25, 32).

Не так быстро, как хотелось бы немецкому командованию, продвигались в глубь Украины войска группы армий «Юг». В результате и «чудодейственное средство» (внезапный удар по аэродромам) там не сработало — как было уже отмечено выше, авиация Юго-Западного фронта затри первых дня войны потеряла на земле менее 10% своих самолетов. Огромные потери начались только в конце июня 1941 года, когда войска фронта начали беспорядочно откатываться к линии старой советско-польской границы. В качестве иллюстрации к сказанному приведем пример боевых действий 15-й САД. Эта дивизия (три истребительных и один штурмовой полк, 121 истребитель МиГ-3, а также 101 И-16 и И-153), развернутая в центре «львовского выступа», в первую неделю войны сбила 65 самолетов противника, в том числе — 31 вражеский истребитель. После этого с дивизией явно что-то происходит — в следующую неделю она добивается только 8 побед, а затем и вовсе исчезает из сводок командования ВВС фронта... (4, стр. 104—105).

Зато на центральном и северном участках Восточного фронта (в Белоруссии и Прибалтике) танковые корпуса вермахта в июне 1941 г. наступали с темпом 50—60 км в день — именно там с наибольшим размахом и самыми тяжелыми последствиями произошло «перебазирование» советской авиации. И чем дальше от дня и часа «внезапного нападения», тем больше становятся цифры «потерь», т. е. количество самолетов, обнаруженных немцами на опустевших аэродромах Западного и Северо-Западного фронтов.

В 13 час. 30 мин. 22 июня 1941 г. Гальдер фиксирует в своем дневнике поступившие в Генеральный штаб вермахта донесения о результатах первого удара немецкой авиации: «Наши военно-воздушные силы уничтожили 800 самолетов противника (1-й Воздушный флот — 100 самолетов, 2-й Воздушный флот — 300 самолетов, 4-й Воздушный флот — 400)». К концу дня эти цифры почти не изменились: «Командование люфтваффе сообщило, что за сегодняшний день уничтожено 850 самолетов противника...» (12).

Уже через три дня, вечером 24 июня, Гальдер, с чувством глубокого удовлетворения, записывает в своем дневнике: «Авиация противника, понесшая очень тяжелые потери (ориентировочно 2000 самолетов), полностью перебазировалась в тыл» (12). 2000 — это только начало процесса. Еще через несколько дней число уничтоженных 22 июня 41-го советских самолетов оценивается немцами в 1811 (вместо 850!), причем 1489 из них считаются «уничтоженными на земле». Достижения 2-го Воздушного флота люфтваффе вырастают к 28 июня в пять раз (1570 против 300). Потери авиации Северо-Западного фронта затри первых дня войны «вырастают» в немецких отчетах в 15 раз (1500 против 100), причем 1100 из них считаются «уничтоженными на земле». 29 июня в сводке Верховного командования вермахта появляется сообщение об уничтожении 4017 советских самолетов. На следующий день Геринг называет цифру в 4990 самолетов...

С таким же головокружительным темпом растут цифры потерь и в докладах советских военачальников. По докладу Науменко, к 29 июня ВВС Западного фронта потеряли 1163 самолета. По докладу нового начштаба фронта генерала Маландина —1483 самолета (40, стр. 286).

В секретном ранее сборнике «Советская авиация ВОВ в цифрах» (23) приводились данные о том, что уже к утру 24 июня потери авиации Северо-Западного фронта составили 921 самолет, Западного — 1497, Юго-Западного — 1452, итого — 3870 самолетов за три дня! Правда, эти фантастические цифры противоречат приводимой во всех толстых книжках цифре 3427 самолетов, потерянных не за три дня, а к 10 июля. Впрочем, о какой точности в учете потерь может идти речь в ситуации, когда в документах советских ВВС появился такой дико звучащий в военном лексиконе термин, как «неучтенная убыль». Согласно отчету, составленному офицером штаба ВВС Красной Армии полковником Ивановым, к 31 июля эта «неучтенка» составила 5240 самолетов! (56).

Задним числом всю эту массу брошенной при паническом бегстве техники записали в число «уничтоженных внезапным ударом по аэродромам». С чем никто и не стал спорить — ни немецкие летчики (что понятно), ни советские «историки» (что еще понятнее)...

Глава 27. ГОСПОДСТВО В ВОЗДУХЕ

Страницы