19 Mar 2024 Tue 07:50 - Москва Торонто - 19 Mar 2024 Tue 00:50   

Она проводила большую часть времени в Зимнем дворце, говоря зевающим экскурсантам:

– Долг каждого сознательного гражданина знать историю нашего революционного движения, чтобы быть бдительным, просвещенным борцом за дело Мировой Революции, которая является нашей высшей целью.

По вечерам она пыталась уговорить Лео: «Мне сегодня нужно уйти. Я обещала Ирине…» или: «Я, действительно, должна идти сегодня. На собрание экскурсоводов». Но он заставлял ее остаться дома.

Она, временами, смотрелась в зеркало и дивилась своим глазам, о которых люди говорили ей, что они такие чистые и честные.

Она никуда не выходила по вечерам. Она не могла оторваться от него. Она не могла насмотреться на него, она сидела молча, свернувшись в кресле, и наблюдала за тем, как он ходит по комнате. Она смотрела на очертания его тела, когда он стоял у окна, отвернувшись от нее. Он стоял, уперев руки в бока, его тело слегка клонилось вперед, и из-под его темной, потрепанной рубашки виднелись напряженные мышцы его загорелой шеи, эти мышцы волновали ее, словно были каким-то предвестьем, обещанием его лица, которого она не видела. Тогда она вставала, неуверенно подходила к нему и проводила рукой по твердым сухожилиям его шеи, не говоря ни слова, не поцеловав его.

Потом, она думала с холодным интересом о том другом человеке, который где-то ждал ее. Но она знала, что должна увидеть Андрея. Однажды вечером она надела свое красное платье и сказала Лео, что обещала зайти к своим родителям.

– Можно мне пойти с тобой? – спросил он. – Я не видел их с тех пор, как вернулся, и должен повидать их.

– Нет, не в этот раз, Лео, – ответила она спокойно. – Я бы не хотела этого. Мама… так изменилась… я знаю, вы не поладите с ней.

– Тебе нужно именно сегодня идти, Кира? Я ненавижу, когда ты уходишь и оставляешь меня одного. Я так долго был без тебя.

– Я обещала им, что приду сегодня вечером. Я не пробуду там долго. Я скоро вернусь.

Она надевала пальто, когда в дверь позвонили.

Мариша пошла открывать дверь, и они услышали голос Галины Петровны, мощной волной доносящийся до их комнаты:

– Что ж, я рада, что они дома. Я вот подумала, если они навещают других людей и забывают собственных родителей и…

Галина Петровна вошла первой; Лидия шла следом; Александр Дмитриевич шаркал вслед за ними.

– Лео, дорогой мой мальчик! – Галина Петровна кинулась к нему и расцеловала его в обе щеки. – Я так рада тебя видеть! Добро пожаловать назад в Ленинград.

Лидия слабо пожала им руки; она сняла свою старую шляпку, тяжело села и стала возиться со шпильками в волосах: длинная прядь волос выбилась из небрежно скрученного завитка на затылке. Она была бледной и ненакрашенной; ее нос блестел, она скорбно уставилась в пол.

Александр Дмитриевич пробормотал:

– Я рад, что ты здоров, мой мальчик, – и неуверенно похлопал Лео по плечу с робким, испуганным выражением, какое бывает у животного, знающего, что его сейчас побьют.

Кира спокойно посмотрела на них и сказала с холодной уверенностью:

– Почему вы пришли? Я как раз собиралась идти к вам, как и обещала.

– Как ты… – стала говорить Галина Петровна, но Кира прервала ее:

– Ну, раз уж вы здесь, то раздевайтесь.

– Я так счастлива, что ты снова здоров, Лео, – сказала Галина Петровна. – Гы мне как сын родной. Ты для меня настоящий сын. Все остальное – буржуазные предрассудки.

– Мама! – слабо запротестовала Лидия.

Галина Петровна расположилась в удобном кресле. Александр Дмитриевич, как бы извиняясь, сел на краешек стула у двери.

– Спасибо, что пришли, – любезно улыбнулся Лео. – Единственной причиной того, что я не зашел к вам, является…

– Кира, – докончила за него Галина Петровна. – Знаешь ли ты, что за все время, пока тебя не было, мы видели ее не более, чем три раза?

– У меня для тебя есть письмо, Кира, – вдруг сказала Лидия.

– Письмо? – Голос Киры слегка задрожал. На конверте не было обратного адреса, но Кира узнала почерк. Она равнодушно кинула письмо на стол.

– Разве ты не хочешь прочитать его? – спросил Лео.

– Спешить некуда, – ответила она резко. – Ничего важного.

– Ну, Лео? – голос Галины Петровны грохотал; ее голос стал громче, чище. – Какие у тебя планы на эту зиму? Ведь такой интересный год наступает! Столько возможностей, особенно для молодежи.

– Так много… чего? – спросил Лео.

– Такое широкое поле деятельности! Это – не то, что в умирающих, загнивающих городах Европы, где люди работают, как рабы, за жалкие гроши и влачат жалкое существование. Здесь – каждый из нас имеет возможность быть полезным, творческим членом огромной общности. Здесь работа человека – не ничтожная попытка утолить свой голод, а вклад в гигантскую стройку будущего человечества.

– Мама, – спросила Кира, – кто написал это все для тебя?

– Послушай, Кира, – Галина Петровна распрямила плечи, – ты не только ведешь себя нагло со своей матерью, но и оказываешь плохое влияние на будущее Лео.

– Я бы не стал волноваться из-за этого, Галина Петровна, – сказал Лео.

– И, конечно, Лео, я надеюсь, что ты достаточно современен, чтобы вычеркнуть все те предрассудки, которыми мы все наделены. Мы должны признать, что Советская власть – единственная прогрессивная власть в мире. Она находит применение всем человеческим ресурсам. Даже такой старый человек, как я, которая всю жизнь была бесполезной для общества, может найти свое призвание. А уж такие молодые люди, как вы…

– Где вы работаете, Галина Петровна? – спросил Лео.

– О, а вы не знаете? Я преподаю в трудовой школе – раньше это называли средней школой, знаете ли. Шитье и вышивание. Мы все осознаем, что такой практический предмет, как шитье, – намного важнее для наших маленьких будущих граждан, чем такой бесполезный мертвый предмет, как, например, латинский язык, который преподавали в наше буржуазное время. А наши методы? Да мы ушли на столетия вперед от Европы. Например, рассмотрим комплексный метод, который мы…

– Мама, – сказала Лидия устало, – Лео, может быть, не интересно.

– Ерунда! Лео – современный молодой человек. Так вот, этот метод, который мы сейчас используем… Например, как раньше делали? Дети должны были механически заучивать столько сухих, не связанных между собой предметов – историю, физику, арифметику. А что мы делаем сейчас? У нас есть комплексный метод. Возьмите, к примеру, прошлую неделю. Темой была Фабрика. Таким образом каждый учитель строил свой урок вокруг этой центральной темы. На истории им говорили о росте и развитии фабрик; на физике им рассказывали о машинах и оборудовании; преподаватель арифметики давал им задачи по производству и потреблению; на уроке рисования они рисовали фабрику изнутри. А на моем уроке – мы делали спецодежду и блузки. Разве вы не видите преимущество такого метода? Это производит неизгладимое впечатление на детские умы. Рабочая спецодежда и блузки – практично и конкретно, вместо того чтобы учить их теоретическим швам и стежкам.

Голова Лидии вяло опустилась на грудь; она слышала все это много раз.

– Я рад, что вам нравится ваша работа, Галина Петровна, – сказал Лео.

– Я рада, что ты получаешь свой паек, – сказала Кира.

– Конечно, я получаю, – заявила Галина Петровна с гордостью. – Конечно, наше распределение продуктов потребления не достигло еще уровня совершенства, и то подсолнечное масло, которое я получила на прошлой неделе, было таким прогорклым, что мы даже не смогли его использовать… но ведь это – переходный период…

– …строительства Государства! – крикнул вдруг Александр Дмитриевич, словно отвечая хорошо выученный урок.

– А вы чем занимаетесь, Александр Дмитриевич? – спросил Лео.

– О, я работаю!– Александр Дмитриевич дернулся так, словно готов был прыгнуть вперед, словно готовился защищаться от опасного обвинения. – Да, я работаю. Я – советский служащий. Да, да!

– Конечно, – протянула Галина Петровна, – должность Александра не так ответственна, как моя. Он – бухгалтер в районной конторе где-то в дальнем конце Васильевского острова – туда так далеко ездить каждый день! – и что там за контора, Александр? Но, как бы там ни было, у него есть хлебная карточка – хотя он получает недостаточно даже для самого себя.

– Но я работаю, – сказал Александр Дмитриевич кротко.

– Конечно, – сказала Галина Петровна, – я получаю паек получше, потому что я принадлежу к привилегированному классу педагогов. Я веду очень большую общественную работу. Ты знаешь, Лео, я ведь была избрана заместителем секретаря педсовета? Очень отрадно сознавать, что наша власть ценит такое качество в человеке, как умение быть лидером. Я даже произнесла речь по методологии современного образования на межклубном собрании, где Лидия так восхитительно сыграла «Интернационал».

– Конечно, – сказала Лидия скорбно, – «Интернационал». Я тоже работаю. Музыкальным директором и аккомпаниатором в рабочем клубе. Фунт хлеба в неделю, бесплатный проезд в трамвае и, иногда, деньги, те, что остаются от взносов каждый месяц.

– Лидия трудно поддается влиянию, – вздохнула Галина Петровна.

– Но я играю «Интернационал», – сказала Лидия, – и Красный похоронный марш – «Вы жертвою пали», и клубные песни. Мне даже аплодировали, когда я сыграла «Интернационал» на собрании, где мама произнесла речь.

Кира устало поднялась, чтобы приготовить чай. Она подкачала примус, поставила на него чайник и стала задумчиво смотреть на него – и сквозь шипение пламени доносился гремящий, громкий голос Галины Петровны, которая говорила ритмично, словно обращаясь к классу:

– …да, дважды, представляете? Дважды упомянули в ученической стенгазете, как одну из трех самых современных и сознательных педагогов… Да, у меня есть кое-какое влияние. Когда эта наглая молодая преподавательница попыталась управлять школой, то ее быстро уволили. И, будьте уверены, я нашла, что сказать по этому поводу…

Кира не услышала остальное. Она задумчиво смотрела на письмо, что лежало на столе. Когда она снова услышала голос, то говорила уже Лидия:

– …духовное утешение. Я знаю. Мне открылось это. Есть вещи, которые наш смертный разум не может постичь. Спасение святой России придет от веры. Это уже предсказывалось. Терпением и долгим страданием искупим мы грехи наши…

За дверью Мариша завела свой граммофон, который запел «Джона Грэя». Это была новая пластинка, и быстрые звуки песенки весело плясали, резко пощелкивая.

Джон Грэй был парень бравый,

Китти была прекрасна…

Кира сидела, подперев подбородок рукой, пламя примуса слегка трепетало от ее дыхания. Она улыбнулась вдруг очень мягко и сказала:

– Мне нравится эта песня.

– Эта вульгарная, ужасная песня, настолько заигранная, что меня тошнит от нее? – Лидия задохнулась от негодования.

– Да… Даже если она и заигранная… В ней есть такой милый ритм… такие щелчки… словно вгоняют заклепку в сталь…

Она говорила мягко, просто, слегка беспомощно, она редко говорила так со своей семьей. Она подняла голову и посмотрела на них и – они никогда раньше не видели ее такой – в ее глазах были мольба и боль.

– Все еще думаешь о своей инженерии, не так ли? – спросила Лидия.

– Иногда, – прошептала Кира.

– Не могу понять, что с тобой такое, Кира, – прогрохотала Галина Петровна. – Ты никогда не бываешь довольна. У тебя прекрасная работа, легкая и хорошо оплачиваемая, а ты хандришь из-за какой-то своей детской мечты. Экскурсионные гиды, так же, как и учителя, считаются не менее важными людьми, чем инженеры, в наше время. Это – очень почетная и ответственная должность и, к тому же, делает огромный вклад в строительство общества – и разве это не более интересное дело – строить из живых умов и идеологий, чем из кирпичей и стали?

– Ты сама виновата, Кира, – сказала Лидия. – Ты всегда будешь несчастлива, так как ты отказалась от утешения верой.

– Что толку, Кира? – вздохнул Александр Дмитриевич.

– А кто сказал, что я – несчастлива? – резко дернув плечами, громко спросила Кира; она поднялась, взяла папиросу и прикурила, нагнувшись к пламени примуса.

– Кира всегда была неуправляемой, – сказала Галина Петровна, – хотя, казалось бы, именно сейчас, в наше время, надо бы перестать витать в облаках.

– Какие у вас планы на эту зиму, Лео? – внезапно, с безразличием и словно не ожидая ответа, спросил Александр Дмитриевич.

– Никаких, – сказал Лео. – Ни на эту, ни на какую-либо другую зиму.

– Я видела сон, – сказала Лидия, – про ворону и зайца. Заяц перебегал дорогу, а это – дурное знамение. Но ворона сидела на дереве, похожем на огромную белую церковную чашу.

– Возьмите, например, моего племянника Виктора, – сказала Галина Петровна. – Вот вам умный, современный молодой человек. Он этой осенью заканчивает институт, и у него уже есть отличная работа. Кормит всю семью. В нем нет ничего сентиментального. Он прекрасно воспринимает современную реальность. Он пойдет далеко, этот мальчик.

– Но Василий не работает, – заметил Александр Дмитриевич тихим, монотонным голосом.

– Василий всегда был непрактичным, – заявила Галина Петровна.

Александр Дмитриевич вдруг как-то совсем не к месту сказал:

– У тебя красивое, красное платье, Кира.

Она устало улыбнулась:

– Спасибо, папа.

– Ты плохо выглядишь, дочка. Устала?

– Нет. Не очень. Я чувствую себя прекрасно.

Голос Галины Петровны перекрыл шум примуса:

– …а ведь только лучших учителей хвалят в стенгазете, знаете ли. Наши ученики очень строги и…

Поздно ночью, когда гости ушли, Кира взяла письмо с собой в ванную и распечатала его. В нем было всего две строки:

«Кира, любимая.

Пожалуйста, прости меня за то, что я написал тебе.

Позвони мне, пожалуйста.

Андрей».

На следующий день Кира провела две экскурсии. Придя домой, она сказала Лео, что ее уволят, если она не придет на собрание гидов в этот вечер. Она надела красное платье. На площадке она чмокнула Лео в щеку; он стоял и смотрел, как она уходит. Она помахала ему рукой, прыгая через ступеньки с холодной, радостной усмешкой. На углу улицы она открыла кошелек, достала маленький флакончик из Франции и подушила свои волосы. Она запрыгнула в трамвай, идущий на полной скорости, и встала, держась за кожаный ремешок, наблюдая, как мимо проплывают светофоры. Она вышла и пошла легко и быстро, с холодной решимостью по направлению к дворцу, где размещался райком партии.

Кира беззвучно взбежала по мраморной лестнице флигеля и резко постучала в дверь.

Когда Андрей открыл дверь, она засмеялась, целуя его:

– Я знаю, я знаю, я знаю… Не говори этого… Я хочу, чтобы ты простил меня сначала, а потом я объясню все.

Он счастливо прошептал:

– Ты прощена. Не надо ничего объяснять.

Она не стала объяснять. Она не дала ему возможности пожаловаться ей. Она закружилась по комнате, а он пытался поймать ее. Материя ее пальто обдала холодом его руки, холодом и ароматом летнего ночного воздуха. Он только успел прошептать:


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 ]

предыдущая                     целиком                     следующая