14 Dec 2024 Sat 04:52 - Москва Торонто - 13 Dec 2024 Fri 21:52   

– Забудь о деньгах, – прошипел Серов. – Все путем. Слышишь… Я оставлял тебе вчера записку?

– Да, конечно, я считаю, что я заслуживаю этого и…

– Ты ее уничтожил?

– Почему тебя это так беспокоит?

– Ничего серьезного. Просто представь, что может быть… Так ты ее уничтожил?

Бросив взгляд на вечернюю газету, Морозов ухмыльнулся.

– Конечно, – заверил он Павла. – Не беспокойся. Весь вечер он не выпускал газету из рук.

– Дурак! – бормотал он себе под нос, вызывая крайнее любопытство Антонины Павловны. – Идиот! Он потерял ее. Бродил всю ночь бог знает где, пьяный дурак, и потерял ее!

Морозов не знал, что Степан Тимошенко, придя из ресторана «Европейской» в свою холодную комнату на чердаке, сел за расшатанный стол и при свете догорающей свечи, закрепленной в горлышке зеленой бутылки, на обрывке коричневой оберточной бумаги старательно написал письмо. Затем он вложил его в конверт, куда он также поместил еще один помятый клочок бумаги, написав на конверте адрес Андрея Таганова, Степан запечатал его и не спеша спустился по скрипучей лестнице на улицу.

На коричневой оберточной бумаге было написано следующее:

«Дорогой Андрей!

Я обещал, что я обязательно попрощаюсь с тобой. И вот я хочу сдержать свое слово. Конечно, это не совсем то, но я надеюсь, ты простишь меня. Я устал от того, что нас окружает, и больше не могу этого терпеть. Тебе, как моему единственному наследнику, я оставляю записку, которую ты найдешь в этом конверте. Я понимаю, что наследство не из приятных. Надеюсь, что ты не последуешь за мной слишком скоро.

Твой друг

Степан Тимошенко».

XI

Павел Серов сидел за столом в своем кабинете, делая исправления в напечатанном на машинке тексте очередного доклада по теме «Железнодорожный транспорт и классовая борьба». Секретарша Павла стояла рядом, беспокойно следя за движениями карандаша в его руке. Окно кабинета выходило на железнодорожную платформу. Подняв голову, Павел заметил, как вдоль путей промелькнул какой-то высокий человек в кожаной куртке. Серов рванулся вперед к окну, но незнакомец уже исчез.

– Эй, ты видела этого мужчину? – бросил он секретарше.

– Нет, товарищ Серов. Где?

– Ладно, ничего. Просто мне показалось, что это один из моих знакомых. Интересно, что он здесь делает?

Через час Павел вышел из кабинета и, спускаясь по лестнице к выходу и щелкая на ходу семечки, снова увидел человека в кожаной куртке. Павел не ошибся: это был Андрей Таганов.

Павел Серов остановился, нахмурив брови. Сплюнув шелуху, он как бы невзначай подошел к Андрею.

– Добрый день, товарищ Таганов, – обратился к нему Павел.

– Добрый вечер, товарищ Серов, – ответил Андрей.

– Собираешься попутешествовать, Андрей?

– Нет.

– Охотишься на мешочников?

– Нет.

– Тебя перевели в транспортный отдел ГПУ?

– Нет.

– Ну, рад тебя видеть. Ты редкая птица. Так занят, что не находишь больше времени для старых друзей? Хочешь семечек?

– Нет, спасибо.

– Не имеешь такой дурной привычки? Ты, по-моему, правильный во всех отношениях. Никаких грехов, кроме одного, да? Рад, что тебя заинтересовал этот старый вокзал, мой, так сказать, второй дом. Ты здесь уже около часа, не так ли?

– Будут еще какие-нибудь вопросы?

– У меня? Я тебя ни о чем не спрашивал. Какие у меня могут быть к тебе вопросы. Просто я хотел, так сказать, по-дружески пообщаться с тобой. Обязательно нужно общаться с кем-нибудь, если не хочешь прослыть индивидуалистом. Почему бы тебе не заскочить ко мне в гости, пока ты в этих краях?

– Может быть, зайду, – проговорил Андрей. – До свидания, товарищ Серов.

Серов стоял нахмурившись, между зубов у него застряла семечка. Он проводил взглядом спускавшегося по лестнице Андрея.

* * *

Продавец вытер нос рукой. Промокнув краем передника оставшиеся на горлышке бутылки подтеки льняного масла, спросил:

– На сегодня все, гражданин?

– Все, – ответил Андрей Таганов.

Продавец, оторвав кусок газеты, завернул бутылку; на бумаге проступили жирные пятна.

– Как идет торговля? – поинтересовался Андрей.

– Отвратительно, – ответил продавец, пожимая плечами, на которых, как на вешалке, болтался старый синий свитер. – Вы первый покупатель за последние три часа. Рад слышать человеческий голос. Целый день ничего не делаю, только гоняю мышей.

– Да, невесело. Терпите убытки, наверное?

– Кто – я? Магазин принадлежит не мне.

– В таком случае, мне кажется, вы скоро останетесь без работы. Хозяин сам будет выполнять обязанности продавца.

– Кто? Мой шеф? – Продавец издал хриплый смешок; широко раскрыв рот, он выставил напоказ два своих сломанных почерневших зуба. – Никогда в жизни. Хотелось, бы посмотреть, как элегантный товарищ Коваленский взвешивает селедку или льняное масло.

– При такой торговле всю его элегантность скоро как рукой снимет.

– Кто знает, – вздохнул продавец.

– Все может случиться, – заметил Андрей Таганов.

– С вас пятьдесят копеек, гражданин.

– Держите. До свидания.

* * *

У Антонины Павловны были билеты на новую балетную постановку в Мариинский театр. Это представление давалось для членов профсоюза, и Морозову в Пищетресте дали билеты. Но поскольку он был равнодушен к балету, да к тому же его ждали на каком-то школьном собрании с докладом по вопросу пролетарского распределения продовольственных товаров, он отдал билеты Антонине Павловне. Она пригласила с собой Аео и Киру. «Конечно, это будет революционный балет, – объясняла она, – Красный балет. И вы, конечно, знаете мое отношение к политике, но нужно иметь широкие взгляды на искусство, как вы считаете? В конце концов, это интересный эксперимент».

Кира отказалась, и Лео пришлось идти с Антониной Павловной одному. На ней было зеленое, вышитое золотом платье, слишком тесное в талии. В руках Антонина Павловна держала перламутровый бинокль на длинной позолоченной ручке.

Кира договорилась о свидании с Андреем. Но когда она вышла из трамвая и направилась по темным улицам к дворцовому саду, она почувствовала, как ноги ее наливаются свинцом, а напряженное неподатливое тело начинает сопротивляться; казалось, будто она идет против сильного ветра. Ее плоть напоминала ей о том, что она старалась забыть, – о прошлой ночи, похожей на ее первую ночь, проведенную в серебристо-серой комнате, в которой она вместе с Аео прожила уже более трех лет. Тело ее ощущало чистоту и святость; непослушные ноги пытались удержать ее от приближения к тому, что казалось кощунством, потому что она страстно желала этого, и в то же время именно в этот вечер ей не хотелось желать этого. Наконец Кира поднялась по высокой темной лестнице. Андрей открыл дверь.

– Андрей, сделаешь для меня то, о чем я тебя попрошу?

– Прежде чем тебя поцеловать?

– Нет, потом. Своди меня сегодня вечером в кино.

– Хорошо, – сказал Андрей, поцеловав Киру. Лицо его не выражало ничего, кроме неизменной радости от встречи с ней.

Они вышли вместе, под руку. Под ногами скрипел только что выпавший снег. На холщовых афишах трех самых больших кинотеатров на Невском красными буквами было написано:

ГВОЗДЬ СЕЗОНА!

НОВЫЙ ШЕДЕВР СОВЕТСКОГО КИНЕМАТОГРАФА! «КРАСНЫЕ ВОИНЫ»

Эпическое полотно о героических подвигах красноармейцев в гражданской войне!

САГА О ПРОЛЕТАРИАТЕ!

Колоссальное произведение о массовом подвиге рабочих и крестьян!

На одном из кинотеатров также висел плакат:

ТОВАРИЩ ЛЕНИН СКАЗАЛ:

«ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ, ВАЖНЕЙШИМ ДЛЯ НАС ЯВЛЯЕТСЯ КИНО».

Вход в кинотеатр был ярко освещен. Билетеры зевали, уныло поглядывая на прохожих. Никто не обращал внимания на вывешенные фотоснимки с кадрами из фильма.

– Сюда ты не хочешь, – заметил Андрей.

– Нет, – подтвердила Кира.

В четвертом кинотеатре, поменьше, шел заграничный фильм. Это была старая, неизвестная, непримечательная по составу актеров лента; на стекле витрины были наклеены три выцветшие фотографии с изображением дамы с чрезмерным макияжем на лице, одетой в платье, которое было модным лет десять назад.

– Может, посмотрим это? – предложила Кира. Касса была закрыта.

– Извините, граждане, мест нет, – пояснил билетер. -– На этот и на следующий сеанс все билеты проданы. Фойе полностью забито желающими.

– Что ж, сойдут и «Красные воины», – вздохнула Кира, когда они покорно пошли прочь.

В фойе огромного с белыми колоннами кинотеатра было пусто. Сеанс уже начался, и по правилам никого не должны уже были пускать. Однако оживившийся билетер с готовностью пропустил их.

В зале было темно и холодно. Грохот оркестра отражался от стен огромного пустого помещения. Кое-где среди свободных рядов сидели случайные зрители.

По экрану, шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме со штыками наперевес. Толпа в серой ободранной форме сидит у костра и варит похлебку. Тянется бесконечно длинный товарный поезд, в вагонах которого сидит толпа в ободранной форме. Появляются титры: «Спустя месяц». Шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме, со штыками наперевес. Повсюду развеваются знамена. На фоне серого горизонта ползает в окопах толпа в серой ободранной форме. Появляются титры: «Битва под Завражино». Толпа в лакированных сапогах расстреливает выстроенную вдоль стенок толпу в лаптях. Появляются титры: «Битва под Самсоново». Шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме, со штыками наперевес. Появляются титры: «Спустя три недели». На фоне заходящего солнца тянется бесконечно длинный поезд. Появляются титры: «Пролетариат наступил тяжелым сапогом на горло поверженных аристократов-предателей». Толпа в лакированных сапогах танцует в грязном борделе среди разбитых бутылок и полуголых девиц, которые смотрят прямо в камеру. Появляются титры: «Но красным воинам присущ дух верности делу пролетариата». Шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме, со штыками наперевес. В фильме нет ни сюжета, ни героя. До этого Кира и Андрей обратили внимание на плакат в фойе: «Цель пролетарской культуры – показать жизнь масс во всей ее полноте».

В перерыве перед второй серией Андрей спросил Киру:

– Хочешь посмотреть, чем закончится?

– Да, еще все равно рано.

– Я знаю, что тебе фильм не нравится.

– Ты тоже от него не в восторге. Забавно получается, Андрей. У меня была возможность пойти сегодня вечером на новую балетную постановку в Мариинский, но я отказалась, потому что спектакль был революционным, и вот сейчас я смотрю это эпическое полотно.

– С кем у тебя была возможность пойти в театр?

– Да так, с одним моим другом.

– Не со Львом Ковалеиским, случайно?

– Андрей, тебе не кажется, что ты ведешь себя бесцеремонно?

– Кира, из всех твоих друзей – он единственный…

– …который тебе не нравится, я знаю. И все же мне кажется, что ты говоришь об этом слишком часто.

– Кира, тебя не интересует политика, не так ли?

– Нет, и что?

– Ведь у тебя никогда не возникало желания бессмысленно принести в жертву свою жизнь и запросто вычеркнуть из нее годы, проведя их в тюрьме или ссылке? Правда?

– К чему ты клонишь?


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 ]

предыдущая                     целиком                     следующая