10 Dec 2024 Tue 01:23 - Москва Торонто - 09 Dec 2024 Mon 18:23   

– Государственные детские сады достигнут своего развития в далеком будущем. Сегодня они несовершенны. Наш ребенок должен вырасти совершенным гражданином нашей великой страны. Наш ребенок…

– Наш ребенок! Черт возьми! Откуда мне знать…

– Павел, неужели ты намекаешь, что…

– Нет, я не это имел в виду, но… Черт! Соня. Я был пьян. Тебе лучше знать…

– Ты жалеешь о том, что случилось?

– Нет, и еще раз нет, Соня. Ты знаешь, что я люблю тебя… Соня, послушай, откровенно говоря, я не могу сейчас жениться.

Конечно, ты мне нравишься, как никакая другая женщина, и я бы почел за великую честь жениться на тебе, но пойми, моя работа только начинается, я должен подумать о будущем. Пока у меня все идет очень хорошо и… и мой долг перед партией заключается в самосовершенствовании и…

– Я могла бы помочь тебе, Павел, или… – с расстановкой начала Товарищ Соня, глядя на Павла. Она могла дальше не продолжать; Павел все понял.

– Но Соня… – беспомощно застонал он.

– Меня все это расстроило не меньше, чем тебя, – хладнокровно сказала Соня. – Пожалуй, для меня эта новость была более тягостной. Но я готова исполнить то, что я считаю своим долгом.

Павел тяжело опустился в кресло. Не поднимая головы, он проговорил:

– Послушай, Соня, дай мне два дня на то, чтобы все обдумать и смириться с ситуацией.

– Конечно, – бросила в ответ Соня, направляясь к выходу, – подумай. Все равно сейчас у меня уже нет времени. Нужно бежать. Пока.

– Пока, – пробормотал Павел, не глядя на нее.

В тот вечер Павел напился. На следующий день он заглянул в клуб Союза железнодорожников.

– Поздравляю, Товарищ Серов, – сказал при встрече председатель клуба Павлу. – Я слышал, ты собираешься жениться на Товарище Соне? Лучшей партии тебе не найти.

– Да, Павлуша, с такой женой далеко пойдешь, – позавидовал секретарь партийной ячейки.

В кружке Политпросвета к Павлу подошел незнакомый внушительного вида ответственный товарищ и, похлопывая его по плечу, расплылся в улыбке:

– Заходите в любое время, Товарищ Серов. Я всегда готов помочь будущему мужу Товарища Сони.

Вечером Павел Серов позвонил Антонине Павловне и, обругав Морозова, потребовал увеличения размера своего пая и выплаты его вперед. Получив деньги, он угостил мороженым проходящую мимо девочку.

Прошло три дня. Наступил день бракосочетания Павла Серова и Товарища Сони. Они стояли в пустой комнате перед служащим ЗАГСа. Когда пришло время расписываться в большом регистрационном журнале. Товарищ Соня выразила желание оставить девичью фамилию.

Вечером того же дня Товарищ Соня переехала в комнату Серова, которая была намного больше той, где жила она.

– Дорогой, – обратилась к мужу Товарищ Соня, – мы должны придумать для нашего малыша какое-нибудь хорошее революционное имя.

* * *

В дверь Андрея постучали. Затем раздались тяжелые глухие удары, похоже было, что барабанили кулаком по ящику.

Андрей сидел на полу, изучая разложенные вокруг чертежи на больших белых листах, освещаемых стоявшей рядом лампой. Он поднял голову и раздраженно спросил:

– Кто там?

– Это я, Андрей, – послышался из-за двери низкий мужской голос. – Открой. Это я, Степан Тимошенко.

Андрей вскочил и отпер дверь. На лестничной площадке, слегка пошатываясь, опершись о стену, стоял Степан Тимошенко, матрос, служивший ранее на Балтийском флоте и в береговой охране ГПУ. На голове у него была бескозырка, на околыше которой не было ни звездочки, ни названия корабля; на Степане была гражданская одежда; верхняя пуговица его короткой куртки с кроличьим воротником была расстегнута, обнажая загорелую шею со вздувшимися мышцами; рукава куртки были слишком узкими для мощных запястий. Степан оскалился, показывая сияющую белизну зубов. В глазах его блестел огонек.

– Добрый вечер, Андрей. Не помешал?

– Входи. Рад тебя видеть. Я уже думал, ты совсем забыл старого друга.

– Ничего подобного, – возразил Тимошенко. – Я ничего не забыл. – Пошатываясь, Степан ввалился в комнату, закрывая за собой дверь. – Я все помню… Хотя некоторые из моих старых друзей с радостью забыли бы обо мне… Я не имею в виду тебя, Андрей. Ни в коем случае.

– Садись, – предложил Андрей. – Снимай куртку. Не замерз?

– Кто, я? Я никогда не мерзну. А если бы я когда-нибудь замерз, мне бы пришлось туго, поскольку это вся моя одежда… Я сниму с себя эту чертову куртку. Повесь… Хорошо, я сяду. Уверен, ты хочешь меня усадить, потому что считаешь меня пьяным.

– Ну что ты? – оправдывался Андрей. – Просто…

– Да, я немного пьян. Я не видел тебя несколько месяцев. Где я только не был. Ты не в курсе, что меня выгнали из ГПУ?

Андрей, глядя на чертежи, утвердительно кивнул.

– Так вот, – продолжал Тимошенко, усевшись поудобнее и вытянув ноги, – они вышвырнули меня. Только представь, я – и недостаточно надежен и революционен. Степан Тимошенко, красный балтиец.

– Да, тебе не позавидуешь, – посочувствовал Андрей.

– Не нужно меня жалеть. Все это просто смешно… – Тут взгляд Степана упал на лепной карниз. – У тебя забавная квартирка. Неплохо для коммуниста.

– Мне все равно, – заметил Андрей. – Я бы переехал, но сейчас очень трудно найти жилье.

– Да уж, – согласился Тимошенко и без всякой причины разразился громким смехом. – Трудно для Андрея Таганова. А для товарища Серова, например, раз плюнуть. И для всех тех ублюдков, которые пользуются партбилетом, как мясник ножом. Им ничего не стоит вышвырнуть какого-нибудь бедолагу из квартиры прямо на улицу, в январскую стужу.

– Ты мелешь чепуху, Степан… Чего-нибудь поешь?

– Нет, не хочу… К чему ты клонишь, придурок? Думаешь, я умираю с голоду?

– Ну что ты, у меня и в мыслях…

– Я неплохо питаюсь. И у меня всегда есть что выпить. Я много пью… А сюда я пришел для того, чтобы присмотреть за Андрюшкой. Андрюшка нуждается в заботе. За ним просто необходимо присматривать.

– О чем ты говоришь?

– Ни о чем. Ни о чем, дружище. Просто так. Неужели мне и сказать нельзя? Неужели ты такой же, как все? И хочешь, чтобы мы погрязли в пустой болтовне?

– Вот, возьми, – протянул Андрей подушку, – положи под голову и расслабься. Отдохни. Ты неважно себя чувствуешь.

– Кто, я? – Тимошенко схватил подушку и, запустив ею в стену, расхохотался. – Я чувствую себя лучше, чем когда бы то ни было. Я чувствую себя превосходно. Я свободен и независим. Никаких забот. Никаких больше забот.

– Степан, приходи ко мне почаще. Мы были с тобой друзьями. Мы могли бы помогать друг другу и сейчас.

Тимошенко подался вперед и уставился на Андрея.

– Я не смогу ничем тебе помочь, малыш, – мрачно ухмыльнулся он. – Было бы правильно с твоей стороны взять и вычеркнуть из своей жизни меня и все, что со мной связано, а затем начать подхалимничать, выслуживаясь перед большим начальством. Но ты этого не сделаешь. И поэтому я ненавижу тебя, Андрей. И именно поэтому я хотел бы, чтобы ты был моим сыном. Только у меня не будет сына. Мои сыновья разбросаны по всем борделям СССР.

Степан бросил взгляд на лежащие на полу чертежи и, пнув ногой одну из книг, поинтересовался:

– Чем ты здесь занимаешься, Андрей?

– Я учусь. У меня не хватает времени на учебу, когда я занят в ГПУ.

– Значит, учишься? И сколько тебе еще учиться в институте?

– Гри года.

– Ого-го. Думаешь, пригодится?

– Пригодится что?

– Вся эта твоя учеба.

– Почему бы и нет?

– Я говорил тебе, что меня турнули из ГПУ? Да, я уже говорил тебе. Но они еще не выгнали меня из партии. Однако за ними не заржавеет. Я вылечу при первой же чистке.

– Я бы не паниковал раньше времени. У тебя еще есть возможность…

– Я знаю, о чем говорю. И ты сам прекрасно понимаешь это. Догадываешься, кто последует за мной?

– Кто же? – недоумевающе ответил Андрей вопросом на вопрос.

– Ты! – выпалил Тимошенко.

Андрей стоял и, скрестив на груди руки, смотрел на Степана.

– Пожалуй, ты прав, – согласился он.

– Послушай, приятель, у тебя есть что-нибудь выпить? – поинтересовался Тимошенко.

– Абсолютно ничего нет. Ты слишком много пьешь, Степан, – заметил Андрей.

– Неужели? – затрясся от смеха Тимошенко; его гигантская тень на стене раскачивалась подобно маятнику. – Разве я много пью? А хочешь узнать, почему я пью? – Степан, пошатываясь, поднялся; он был на голову выше Андрея, его тень скользнула по стене к самому потолку. – Я тебя уверяю, молокосос, что, узнав причину, ты еще удивишься, что я пью так мало.

Степан потянулся почесать спину, при этом его слишком тесный под мышками свитер чуть не затрещал по швам. Неожиданно он заорал:

– В один прекрасный день мы совершили революцию. Мы заявили, что устали от голода, пота и вшей. И для того, чтобы расчистить дорогу к свободе, мы проливали кровь, перегрызали друг другу глотки, расшибали лбы. А что сегодня? Оглянись вокруг. Посмотри, что творится, товарищ Таганов, член партии с пятнадцатого! Ты видишь, в каких условиях живут наши братья и сестры? Видишь, что они едят? Доводилось ли тебе когда-нибудь быть свидетелем того, как умирающая с голоду женщина, харкая кровью, падает посреди тротуара? Мне приходилось видеть подобное. Видел ли ты, как мчатся по ночным улицам черные лимузины? Ты знаешь, кто в них сидит? Есть у нас в партии один такой справный парнишка. Смышленый хлопец с большими перспективами. Зовут его Павел Серов. Ты когда-нибудь видел его бумажник, который он открывает, чтобы купить шампанское очередной шлюхе? А задумывался ли ты над тем, откуда он берет эти деньги? Бывал ли ты когда-нибудь в «Зимнем саду»? Готов поспорить, что нечасто. Но если бы ты туда сходил, ты бы встретил там респектабельного гражданина Морозова, давящегося икрой. Ты спросишь, кто он? Всего-навсего заместитель управляющего Пищетрестом, Государственным пищетрестом Союза Советских Социалистических Республик. Мы – авангард мирового пролетариата, мы выступаем за свободу всех угнетенных! Да ты взгляни на нашу партию, на этих новоиспеченных коммунистов. Посмотри, как беззастенчиво собирают они урожай с полей, пропитанных нашей кровью. Нас же они считают ненадежными, недостаточно революционными и вышвыривают из партии как предателей. Нас обвиняют в троцкизме. Мы оказались лишними, потому что, свергнув царя, мы не отказались от своих взглядов и не потеряли совесть. Они пытаются от нас избавиться, потому что мы обвиняем их в том, что они проиграли сражение, задушили революцию, предали народ, оставив за собой власть, грубую и жестокую власть.

Мы им не нужны. Ни ты, ни я. Таким людям, как ты, Андрей, нет места на этой земле. Неужели ты не видишь этого? Впрочем, это и хорошо. Только я думаю, что когда ты прозреешь, меня уже не будет. Андрей молчал. Он стоял, все так же скрестив на груди руки. Тимошенко схватил куртку и стал торопливо натягивать.

– Куда ты собрался? – спросил Андрей.

– Ухожу. Куда глаза глядят. Не желаю больше оставаться здесь.

– Степан, неужели ты думаешь, что я не понимаю всего, что творится вокруг? Но что толку орать во все горло и напиваться до полусмерти? Этим делу не поможешь. Нужно продолжать борьбу.

– Ну, давай. Вперед. Меня же это не касается. Пойду лучше выпью.

Андрей внимательно следил за тем, как Степан, застегнув куртку, нахлобучивал свою бескозырку, сдвигая ее набок.

– Степан, что ты собираешься делать?

– Сейчас?

– Нет, вообще, в будущем.

– В будущем? – расхохотался Тимошенко, запрокинув голову и потрясая могучими плечами. – В будущем… В этом-то все и дело. Почему ты так уверен, что у нас есть будущее? – Он приблизился к Андрею и лукаво подмигнул. – Не находишь ли ты странным тот факт, что так много наших товарищей по партии умирают от чрезмерной работы? Тебе, наверное, доводилось читать об этом в газетах? Еще один из нас отдал свою жизнь делу служения революции, посвящая всего себя решению поставленных перед нами задач… А ты знаешь, что все эти «сгоревшие на работе» на самом деле кончают жизнь самоубийством? Только газеты молчат об этом. Странно, почему это в партийных рядах сегодня так много самоубийц?

Андрей сжал в своих сильных холодных руках тяжелую, горячую и липкую от пота руку матроса.

– Степан, уж не думаешь ли ты…

– Ни о чем я не думаю, черт побери. Меня интересует только водка. Но в случае чего, я обязательно приду попрощаться. Обещаю.

В дверях Андрей снова задержал Тимошенко.

– Степан, почему бы тебе не пожить некоторое время у меня? На прощанье Степан махнул рукой с таким величием, как будто он закидывал на плечо полу мантии; он вышел, покачиваясь, на лестничную площадку.

– У тебя я ни за что не останусь. Я тебя не хочу видеть, Андрей. Не хочу смотреть на твою рожу. Понимаешь… я – старый, прогнивший и проржавевший насквозь линкор, чье место на свалке. Но это меня не беспокоит. Я бы из последних сил стал помогать единственному оставшемуся близким мне человеку – тебе, Андрей. Но дело в том, что хоть я все кишки у себя из брюха вырву и отдам тебе, я не смогу спасти тебя!

Мраморные ступеньки уходили далеко вниз.

VII

Кира стояла и смотрела на стройку.

К серому небу, которое с наступлением сумерек уже начинало постепенно темнеть, восходили зубчатые стены из нового, необожженного кирпича, разграфленные белыми полосками свежего цемента. Высоко под облаками работали строители; над улицей раздавался перезвон молотков; ревели охрипшие двигатели, а где-то среди хаоса забрызганных известью лесов, балок и досок свистел вырывающийся пар. Кира наблюдала за всем, широко раскрыв глаза; на ее лице играла улыбка. Какой-то молодой человек с загорелым лицом, держащий в уголке рта трубку, проворно взбирался наверх по стропилам, маневрировать на которых было довольно опасно; движения его рук были точны и отрывисты, подобно ударам молотка. Кира не следила за временем. Она была настолько увлечена представшим ее глазам зрелищем, что ни о чем уже не помнила. Затем внезапно, на какое-то мгновение, Кира ясно и четко представила картину своего мира, которую она, казалось, видит впервые после долгой разлуки. Она не могла понять, почему она не стоит на лесах и почему не она, а тот парень с трубкой руководит работой; что не позволяет ей заняться делом ее жизни, предаться ее единственной страсти? Через какую-то долю секунды все исчезло, Кира даже не сразу поняла, что произошло. Когда иллюзия рассеялась, она снова увидела мир таким, каким привыкла его видеть, и она вспомнила, почему она не может находиться там, на лесах, по какой причине путь к любимому делу был закрыт для нее навсегда. В голове у Киры крутились три слова, которые заполняли пустоту, исходящую откуда-то из груди: «Возможно… Когда-нибудь… За границей».

Чья-то рука коснулась ее плеча:

– Что вы здесь делаете, гражданка?


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 ]

предыдущая                     целиком                     следующая