19 Mar 2024 Tue 09:18 - Москва Торонто - 19 Mar 2024 Tue 02:18   

– Я так счастлива, так счастлива, мой мальчик!

Аицо Виктора застыло в широкой улыбке, обнажающей его белые сверкающие зубы. Ему не нужно было ей улыбаться в ответ; он всего-навсего поворачивал голову в ее сторону и кивал в знак одобрения, не меняя при этом выражения лица.

Когда Виктору удалось избавиться от нее, Галина Петровна принялась похлопывать по плечу Василия Ивановича, приговаривая:

– Я так счастлива, так счастлива, Василий. Ты можешь гордиться своим сыном.

Василий Иванович кивал головой с таким видом, будто ничего не слышит.

Первым, кого Кира увидела, войдя в гостиную, был Андрей, стоявший в одиночестве у окна.

Кира сразу же остановилась в дверях. Глаза Андрея и Киры встретились. Андрей медленно перевел взгляд на того, кто держал девушку под руку. Лео высокомерно ухмыльнулся.

Кира направилась прямо к Андрею. В своем великолепном темном платье она держалась грациозно, гордо и уверенно; протянув руку, Кира громко обратилась к нему:

– Добрый вечер, Андрей. Очень рада вас видеть.

Пока они обменивались рукопожатием, Андрей подал Кире знак глазами, что все понимает и будет очень осторожен. Кира дружески-беспристрастно улыбнулась ему.

Лео медленно подошел к ним; его лицо выражало безразличие. Он кивнул в знак приветствия Андрею и, нагловато улыбаясь, вежливо поинтересовался:

– Вы тоже друг Виктора?

– Такой же, как и вы, – ответил Андрей.

Кира не спеша пошла поздравить Виктора и Маришу. Она приветствовала знакомых, улыбаясь и раскланиваясь, перебросилась несколькими словами с Ириной. Она знала, что молодой человек у окна не сводит с нее глаз; Кира не оборачивалась в его сторону.

Она переговорила со множеством гостей и затем как бы случайно снова подошла к Андрею; Лео разговаривал с Лидией в другом конце комнаты.

Андрей страстно зашептал:

– Виктор всегда меня приглашает. Но это первый раз, когда я согласился прийти. Я знал, что ты будешь здесь. Кира, уже три недели, как…

– Я знаю. Извини, Андрей. Но я не могла. Я объясню тебе все позже. Я рада видеть тебя, но будь осторожен.

– Я обещаю. Какое красивое платье, Кира. Новое?

– О… да. Это подарок моей мамы.

– Кира, ты всегда ходишь в гости с ним?

– Ты имеешь в виду Лео?

– Да.

– Я надеюсь, ты не собираешься решать за меня, с кем я могу…

– Кира! – Он был удивлен холодной решительностью в ее голосе; он принялся извиняться: – Кира, прости. Конечно, я не хотел… Извини меня. Я понимаю, что у меня нет никаких прав на то… Но ты же знаешь, он мне никогда не нравился.

Она весело улыбнулась, как будто ничего и не произошло, и, прячась в тень оконной ниши, нежно погладила его по руке.

– Не волнуйся, – прошептала она, удаляясь от Андрея. Поправляя волосы, она обернулась, бросив в его сторону взгляд, пронизанный таким теплым сочувствием и пониманием, что Андрей, взволнованный от того, что им впервые вместе приходилось скрывать от других свою тайну, затаил дыхание.

Василий Иванович сидел в одиночестве под лампой в углу комнаты, и от света, проникающего сквозь красный атласный абажур, его седые волосы казались розовыми. Он смотрел на шаркающие по полу ноги молодых коммунистов в армейских сапогах, на голубой туман клубившегося под потолком табачного дыма, струи которого медленно циркулировали, подобно густой кипящей смеси, на сияющий сквозь дым золотой крестик Лидии, который она носила на черной бархатной ленте.

Кира подошла к Василию Ивановичу и молча села рядом. Он похлопал ее по руке. Он знал, что Кира все понимает. Затем, словно продолжая вслух свои размышления, Василий Иванович произнес:

– …Я бы сильно не возражал, если бы он любил ее. Однако же, нет… Знаешь, Кира, когда он был маленьким мальчиком с такими большими черными глазами, я, бывало, смотрел на тех благородных дам с величием императриц, которые были моими клиентками, и гадал, какая же из них является матерью подрастающей где-то красавицы, которая в один прекрасный день станет еще одной моей дочерью… Вы уже имели удовольствие познакомиться с родителями Мариши, Кира?

Галина Петровна не отпускала Лео.

– …Я так рада, Лео, что дела у вас идут хорошо, – оживленно говорила она, – я всегда верила, что у такого способного молодого человека, как вы, никогда не будет никаких проблем. У Киры изумительное платье. Я счастлива видеть, что вы заботитесь о моей девочке…

Виктор примостился на подлокотнике кресла, в котором сидела рыжеволосая Рита Экслер. Он наклонился поближе к девушке, держа в руках свою сигарету, от которой она пыталась прикурить. Рита только что оформила развод со своим третьим мужем; она прищурилась, глядя из-под длинной рыжей челки, и принялась нашептывать что-то очень конфиденциальное. Виктор и Рита рассмеялись.

Мариша неуверенно подошла и с грубоватым кокетством взяла Виктора за руку. Он отдернул ее и раздраженно заметил:

– Мы не должны оставлять без внимания наших гостей, Мариша. Посмотри, Товарищ Соня совсем одна. Пойди и поговори с ней.

Мариша безмолвно повиновалась. Рита сквозь облако дыма проводила ее взглядом; затем она приподняла свою коротенькую юбку и скрестила длинные худые ноги.

– Откровенно говоря, – холодно и решительно заявила Товарищ Соня, – я не могу одобрить твой выбор, товарищ Лаврова. Настоящий пролетарий не должен сочетаться браком с представителем другого класса.

– Но, позвольте, Товарищ Соня, – с изумлением возразила Мариша, – Виктор же член партии.

– Я всегда говорила, что условия приема в партию недостаточно строги, – ответила Товарищ Соня.

Мариша удрученно бродила по комнате среди гостей. Никто не обращал на нее внимания, да и она сама не могла найти темы для разговора с. ними. Заметив Василия Ивановича, стоящего в одиночестве у буфета, выстраивая в один ряд бутылки и бокалы, Мариша подошла к нему и нерешительно улыбнулась. Василий Иванович с изумлением посмотрел на нее.

– Я понимаю, что не нравлюсь вам, Василий Иванович. Но вы же видите, что я… я очень его люблю, – решительно выпалила Мариша, заливаясь от смущения румянцем.

Василий Иванович посмотрел на нее и голосом, не выражающим никаких чувств, сказал:

– Это превосходно, дитя.

Угрюмые и мрачные члены Маришиной семьи, расположившиеся в темном углу комнаты, чувствовали себя очень неловко. Ее отец – сутулый седой мужчина в рабочей куртке залатанных штанах – сидел, обхватив мозолистыми руками колено; его суровое лицо было наклонено вперед, пристальным и недовольным взглядом он изучал комнату; его темные, по-юношески сверкающие глаза не соответствовали высохшему лицу. Мать Мариши робко выглядывала из-за спины мужа: в своем коленкоровом платье, украшенном цветочным узором, она выглядела мертвенно-бледной и совершенно бесформенной, лицо ее было того тусклого серого цвета, который приобретает прибрежный песок, размытый многочисленными дождями. Младший брат Мариши, долговязый мальчик лет восьми, стоял, держась за юбку матери, и бросал в сторону маленькой Аси недобрые, подозрительные взгляды.

Виктор подошел к Павлу Серову, стоявшему в окружении трех мужчин в кожаных куртках. Обняв одной рукой Серова, а другой обхватив секретаря их партийной ячейки, Виктор дружески-доверительно склонился над ними; его темные глаза засияли. Товарищ Соня, подойдя поближе к группе мужчин, расслышала шепот Виктора:

– …да, я горжусь семьей моей жены и их вкладом в дело революции. Вы знаете, что при царе ее отец был сослан в Сибирь.

– Товарищ Дунаев очень сообразительный человек, – заметила Товарищ Соня.

Ни Виктору, ни Серову не понравился ее тон.

– Виктор один из наших лучших работников, Соня, – возразил Серов.

– Я сказала, что товарищ Дунаев очень сообразительный человек, – повторила она и добавила: – У меня не возникает никаких сомнений насчет его классовой преданности. Я уверена, что он не имеет ничего общего с такими аристократами, как вон тот гражданин по фамилии Коваленский.

Павел Серов пристально посмотрел на высокую фигуру Лео, разговаривавшего с Ритой Экслер, и затем спросил у Виктора:

– Так это он – Аев Коваленский?

– Да. Он очень близкий друг моей двоюродной сестры. А что?

– Нет, ничего. Все в порядке.

Лео заметил Киру и Андрея, сидевших рядом на подоконнике. Он принес Рите свои извинения и удалился; девушка раздраженно пожала плечами. Неторопливым шагом подойдя к Кире и Андрею, Лео спросил:

– Не помешаю?

– Конечно нет, – ответила Кира.

Лео присел рядом с Кирой. Он вытащил золотой портсигар и, открыв его, предложил Кире сигарету. Она отрицательно покачала головой. Затем он протянул портсигар Андрею. Тот не отказался. Лео предложил Андрею зажигалку.

– Социология является излюбленной наукой вашей партии, – начал Лео, обращаясь к Андрею, – не находите ли вы, товарищ Таганов, что эта свадьба представляет собой особенно интересный случай?

– Почему вы так думаете, гражданин Коваленский?

– На данном примере мы можем наблюдать неизменность человеческой природы. Брак по социальный мотивам является одним из старейших обычаев человечества. Всегда считалось целесообразным жениться или выходить замуж за представителя правящего класса.

– Но не забывайте, – возразил Андрей, – что в данном случае жених и невеста принадлежат к одной и той же социальной группе.

– Что за вздор! – вмешалась в разговор Кира. – Они просто любят друг друга.

– Любовь, – заметил Лео, – не является частью философии партии товарища Таганова, не так ли?

– Этот вопрос никоим образом не должен интересовать вас, – ответил Андрей.

– Почему же? – поинтересовался Лео, глядя на своего собеседника. – Это как раз то, что я в данный момент пытаюсь выяснить, – с расстановкой добавил он.

– И что же, данная постановка вопроса противоречит вашей теории в этой области?

– Отнюдь, даже подтверждает ее. Видите ли, моя теория заключается в том, что зачастую предметом сексуальных вожделений членов вашей партии становятся представители слоев общества более высоких, чем те, к которым они сами принадлежат. – Глядя в глаза Андрею, Лео легким движением сигареты указал на Маришу, стоящую на другом конце комнаты.

– Если подобное происходит, то такие союзы не всегда оказываются несчастливыми, – рассудительно сказал Андрей. Он посмотрел прямо на Киру, но рукой указал в сторону Виктора.

– Мариша выглядит счастливой, – обратилась Кира к Лео. – Почему тебя это возмущает?

– Меня возмущает самонадеянность друзей… – начал Лео.

– …которые не знают, где пролегают границы дружеских отношений, – продолжил вместо него Андрей.

– Андрей, – отозвалась Кира, – в данный момент мы нетактичны по отношению к… Марише.

– Прошу прощения, – парировал он. – Я уверен, что гражданин Коваленский понял меня правильно.

– Понял, – сказал Лео.

Ирина поставила на поднос бокалы, по которым Василий Иванович разлил вино. Затем она принялась раздавать их гостям с кроткой, беспристрастной улыбкой на лице; Ирина хранила молчание, что было ей не свойственно.

Подносы опустели молниеносно; гости с нетерпением подняли в руках бокалы. Виктор поднялся, и болтовня мгновенно утихла. Воцарилось торжественное молчание.

– Дорогие друзья, – зазвучал его ясный, вкрадчивый голос. – У меня не хватает слов для того, чтобы выразить вам всем глубокую благодарность за любезность, оказанную вами в этот знаменательный день моей жизни. Давайте поднимем бокалы за человека, который дорог моему сердцу не только как родственник, но и как человек, являющийся блестящим примером нам, молодым революционерам, вступающим на путь служения делу пролетариата, как человек, посвятивший этому всю свою жизнь, мужественно выступая против царской тирании, проведя лучшие годы своей жизни в ссылке в суровых условиях Сибири, борясь за свободу народа. И поскольку все это для всех нас является наивысшей целью, давайте вначале выпьем за одного из самых ярых борцов за победу власти рабочих и крестьян, за горячо любимого мною тестя Глеба Ильича Лаврова! Разразились бурные аплодисменты, послышался звон бокалов, взоры устремились на ту сторону стола, где сидел, мрачно ссутулившись, отец Мариши. Лавров медленно поднялся, держа в руках бокал. На его лице не было улыбки; он поднял свою огрубелую руку, требуя тишины, в которой зазвучал его твердый и размеренный голос:

– Послушайте, вы, сопливая молодежь. Я был сослан в Сибирь потому, что, видя, как люди умирают от голода и нищеты под царским сапогом, я выступал за свободу. Но до сих пор люди умирают от голода и нищеты и гибнут, втоптанные в грязь. Только теперь сапоги – красного цвета. Я провел четыре года в ссылке не для того, чтобы сегодня банда упоенных властью кровожадных безумцев, имеющих о свободе еще более смутное представление, чем поборники царизма, угнетала народ сильнее, чем когда бы то ни было! Ну что же, пейте что хотите, пейте до тех пор, пока не потеряете остатки вашей нечистой совести, пейте за что хотите. Но когда вы будете пить за Советы, не вздумайте пить за меня!

Воцарившееся в комнате гробовое молчание внезапно нарушил звучный хохот Андрея Таганова.

Павел Серов вскочил, положив руку на плечо Виктору, и, поднимая бокал, закричал во весь голос:

– Товарищи, даже в рядах рабочих есть предатели! Давайте выпьем за тех, кто верен нашему делу!

Затем шум стал нарастать, послышался звон бокалов, гости стали говорить громко и похлопывать друг друга по плечу, наконец все слилось в общий гул. На Лаврова никто не обращал внимания.

Только Василий Иванович медленно подошел к нему и посмотрел прямо в глаза. Затем он протянул бокал и предложил:

– Давайте выпьем за счастье наших детей, несмотря на то, что вы не верите, что они будут счастливы. Я ведь в это тоже не верю.

Они выпили.

На другом конце комнаты Виктор, схватив Маришу за руку, потащил ее в сторону, шепча ей в ухо побелевшими губами:

– Ты, дура набитая! Почему ты не рассказала мне о нем раньше?

– Я боялась, – лепетала Мариша, щурясь от нахлынувших на глаза слез. – Я знала, что тебе это не понравится дорогой… Дорогой, ты не должен был…

– Заткнись!

Пили одну рюмку за другой. Виктор припас большое количество бутылок, и Павел Серов помогал откупоривать их. Подносы со сладостями были опустошены. На столе грудились грязные блюда. Было разбито несколько бокалов. Под потолком, подобно неподвижному голубому облаку, висел дым от папирос.

Семья Мариши ушла. Галина Петровна, которую повело в сон, пыталась изо всех сил держать голову прямо. Александр Дмитриевич похрапывал, опершись головой на подлокотник кресла. Маленькая Ася заснула в коридоре на чемодане, ее мордашка была выпачкана в шоколадной глазури. Ирина сидела в углу комнаты, равнодушно наблюдая за гостями. Товарищ Соня сидела под красной лампой, уткнувшись в газету. Виктор и Павел стояли возле буфета в окружении еще нескольких человек. Они звенели бокалами и приглушенными голосами пытались напевать революционные песни. Мариша бесцельно слонялась по комнате; ее нос блестел, белая роза на плече поблекла и сникла.

Лидия обняла Маришу за талию.

– Великолепно, – произнесла Лидия низким печальным голосом, – это просто великолепно.

– И что же, по-твоему, великолепно? – поинтересовалась

Мариша.

– Любовь, – ответила Лидия. – Романтика. Вот именно: романтика… Сегодня, к сожалению, редко можно встретить любовь. Избранники для дара сего немногочисленны… Мы скитаемся по нашему бренному миру в поисках романтики. Но никаких прекрасных чувств, увы, не осталось. Приходила ли тебе когда-нибудь в голову мысль, что никаких прекрасных чувств сегодня не существует?

– Это ужасно, – отозвалась Мариша.

– И печально, – вздохнула Лидия. – Да, это действительно очень печально… Тебе, девочка, очень повезло… Но все же это печально… Послушай, я сыграю для тебя что-нибудь прекрасное… Что-нибудь прекрасное и печальное…

Она неуверенно принялась перебирать по клавишам, наигрывая какой-то цыганский романс; ее пальцы то судорожно неслись по клавиатуре, извлекая резкие звуки, то задерживались на протяжных печальных аккордах, срываясь временами на фальшивую ноту. На протяжении всей игры Лидия темпераментно вскидывала голову в такт музыке.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 ]

предыдущая                     целиком                     следующая