– Андрей! – простонала Кира. – Неужели там, за границей, носят такие вещи?

– Несомненно.

– Подумать только! Черное нижнее белье. Как глупо и восхитительно!

– Вот что носят за границей. Там не боятся восхитительных глупостей. Там считают, что если вещь мила, зачем от нес отказываться.

Кира расхохоталась:

– Андрей, тебя бы вышвырнули из партии, если бы услышали твои слова.

– Кира, ты бы хотела уехать за границу?

Черный пеньюар упал на пол. Андрей со спокойной улыбкой нагнулся и поднял его.

– Я что, напугал тебя, Кира?

– Что… что ты сказал?

– Послушай! – Андрей вдруг опустился на колени перед Кирой, заключив ее в свои объятия. Его глаза были полны отчаянной решимости, которой она никогда не замечала в нем раньше. – Вот уже в течение нескольких дней я вынашиваю в голове одну идею… Поначалу она показалась мне безрассудной, но она не покидает меня… Кира, мы могли бы… Понимаешь! За границу… Навсегда…

– Андрей…

– Все можно устроить. Я могу добиться, чтобы ГПУ меня послало туда с секретным заданием. Я сделаю тебе паспорт, и ты поедешь в качестве моего секретаря. По пересечении границы мы забудем о задании, выбросим советские паспорта и сменим наши имена. Мы бы убежали так далеко, что они никогда не нашли бы нас.

– Андрей, ты думаешь, о чем говоришь?

– Да. Только я не знаю пока, что я буду там делать. Когда я один, я даже не осмеливаюсь думать об этом. Но мне не страшно, когда я рядом с тобой. Я хочу вырваться отсюда, пока не сошел с ума от всего того, что нас окружает. Порвать со всем раз и навсегда. Мне бы пришлось начать все сначала. Но рядом со мной была бы ты. Остальное для меня не имеет значения. Я бы до конца попытался осознать то, чему я только сейчас начинаю учиться у тебя.

– Андрей, – Кира с трудом выговаривала слова, – ты, кто совсем недавно был одним из лучших представителей своей партии…

– Не бойся, говори. Я предатель. Может быть, это и так. Но с другой стороны, я, может, только сейчас перестал им быть. Все эти годы я предавал нечто большее, чем идеи партии. Не знаю. Мне все равно. Сейчас мне кажется, будто с меня сорваны все покровы. Потому что в этом кромешном беспорядке, который называют существованием, мне ничто, кроме тебя, не дает чувства уверенности. – Взглянув в глаза Киры, Андрей тихим голосом спросил, – Что случилось, Кира? Что-нибудь в моих словах напугало тебя?

– Нет, Андрей, – прошептала Кира, не глядя на него.

– Я когда-то сказал, что боготворю тебя, помнишь?

– Конечно…

– Кира, выходи за меня замуж.

Ее руки непроизвольно опустились. Она молча посмотрела на него своими широко открытыми глазами, в которых осталась только мольба.

– Кира, дорогая, разве ты не понимаешь, в каком мы сейчас положении? Почему мы должны прятаться и лгать? Почему я должен жить, лихорадочно отсчитывая часы, дни, недели между нашими встречами. Почему в те моменты, когда я схожу без тебя с ума, я не могу просто позвонить тебе? Почему я должен молчать? Почему я не могу сказать Лео Коваленскому и всем людям, что ты принадлежишь мне, что ты… моя жена.

Кира больше не выглядела напуганной; имя, которое произнес Андрей, вселило в нее смелость.

– Я не могу, Андрей, – холодно и рассудительно ответила она.

– Почему?

– Ты сможешь для меня сделать то, о чем я тебя настоятельно попрошу?

– Я готов.

– Не спрашивай меня, почему.

– Хорошо.

– Я не могу уехать за границу. Но если хочешь, ты можешь один отправиться…

– Забудем об этом, Кира. Я не буду задавать никаких вопросов. Тебе не следовало бы говорить о том, что я могу поехать один.

– Ладно, оставим этот разговор, -– рассмеялась Кира, вскочив на ноги. – Давай устроим для себя прямо сейчас, прямо здесь, кусочек Европы. Я примерю твой подарок. Отвернись и не подсматривай.

Андрей повиновался. Когда он обернулся, Кира стояла у камина, скрестив руки за головой, за ее спиной мерцал огонь, высвечивая через тонкую темную пелену силуэт ее тела.

Андрей наклонил Киру назад. В зареве пламени локоны ее спадающих волос отливали красным.

– Кира, – тихо сказал он, – сегодня вечером я не жаловался… я счастлив… счастлив, что у меня никого нет, кроме тебя…

– Андрей, не говори этого! – взмолилась она. – Пожалуйста, я умоляю, не нужно!

Андрей замолчал. Но его глаза и прильнувшее к Кире тело беззвучно кричали ей: «У меня никого нет, кроме тебя… Никого… кроме тебя…»

Кира пришла домой далеко за полночь. В комнате было пусто и темно. Она утомленно опустилась на кровать в ожидании Лео. Сон овладел ею. Она лежала съежившись, в измятом красном платье. Ее волосы спадали на пол.

Киру разбудил неистовый и назойливый телефонный звонок. Она вскочила. На улице было уже светло. Лампа на столе все еще горела; Кира была одна.

Она поплелась к телефону, ее глаза слипались, ресницы, казалось, были налиты свинцом.

– Алло, – пробормотала Кира, опершись о стену.

– Кира Александровна, это вы? – послышался подобострастный мужской голос, с нарочитой медлительностью растягивающий каждый звук.

– Да, – ответила Кира. – С кем я разговариваю?

– Это Карп Морозов. Кира Александровна, душа моя, не могли бы вы приехать и забрать своего… своего Льва Сергеевича домой? Ему не стоит так часто показываться в моем доме. Кажется, была какая-то вечеринка и…

– Я сейчас буду, – выпалила Кира, бросая трубку. Сон как рукой сняло.

Она наспех оделась. Пальто не застегивалось: дрожащими пальцами она не могла просунуть пуговицы в петли.

Дверь открыл Морозов. Он был без пиджака. Жилетка плотно облегала его тело, собираясь складками на его брюшке. Он по-лакейски поклонился:

– Ах, Кира Александровна! Как мы себя сегодня чувствуем? Прошу прощения за то, что побеспокоил вас, но… Входите, входите.

В широком коридоре с белыми стенами пахло сиренью и нафталином. Она услышала, как в комнате за полуоткрытой дверью заливался веселым беспечным смехом Лео.

Не дожидаясь приглашения Морозова, Кира направилась прямо в гостиную. Стол был накрыт на троих. Антонина Павловна, отставив пальчик, изящно держала чашку; на ней было восточное кимоно; пудра на носу скаталась в шарики; по лицу, от носа до подбородка, размазалась помада; неподведенные глаза казались очень маленькими, припухшими и утомленными. Лео сидел за столом. На нем были черные брюки и рубаха навыпуск, воротник которой был расстегнут; ослабленный галстук болтался на шее, волосы торчали в разные стороны. Лео звучно хохотал, пытаясь удержать куриное яйцо на острие ножа.

Он поднял голову и удивленно посмотрел на Киру. Молодое лицо Лео дышало здоровьем. Казалось, ничто и никогда не сможет изменить или испортить это лицо.

– Кира! Что ты здесь делаешь?

– Кира Александровна случайно… – начал было робко Морозов, но Кира резко перебила его:

– Он позвонил мне.

– Почему ты… – взъелся на Морозова Лео, его лицо исказила злоба; затем, кивнув головой, он снова рассмеялся: – Черт возьми, здорово! Они все считают, что мне нужна нянька!

– Лев Сергеевич, дорогой мой, я не хотел…

– Заткнись! – огрызнулся Лео и повернулся к Кире. – Ну, поскольку ты здесь, снимай пальто и сядь позавтракай. Тоня, посмотри, не найдется ли парочка яиц.

– Пойдем домой, Лео, – спокойно сказала Кира.

Взглянув на нее, Лео пожал плечами:

– Ну, если ты настаиваешь. – Он медленно поднялся.

Морозов взял недопитую чашку чая и вылил на блюдце ее содержимое; держа блюдце кончиками пальцев и шумно прихлебывая жидкость, он сказал, нерешительно переводя взгляд то на Киру, то на Лео:

– Я… видите ли… все получилось следующим образом: я позвонил Кире Александровне, поскольку боялся, что ты, Лев Сергеевич… плохо себя чувствуешь. А ты…

– …был пьян, – закончил за него Лео.

– Нет, но…

– Я был пьян. Вчера, но сегодня утром я трезв. И нечего было…

– Была небольшая вечеринка, Кира Александровна, – успокоила, перебивая Лео, Антонина Павловна. – Мы несколько задержались там и…

– Было пять часов, когда ты доползла до постели, – проворчал Морозов. – Я знаю это наверняка, потому что, когда ты врезалась в мою кровать, ты уронила графин с водой.

– Так вот, Лео привел меня домой, – продолжала Антонина Павловна, не обращая внимания на Морозова, – допускаю, что мы немного устали…

– Немного… – язвительно начал Морозов.

– …пьяны, – пожав плечами, закончил за него Лео.

– По-моему, изрядно пьяны. – В порыве гнева кровь подступила к лицу Морозова, скрывая его веснушки. – Так пьяны, что, встав утром, я обнаружил его прямо в одежде на тахте в коридоре. Даже из пушки не поднять!

– Ну и что из этого? – безразлично спросил Лео.

– Грандиозная была вечеринка, – заметила Антонина Павловна. – А как Лео может тратить деньги! Захватывающее зрелище. Хотя, честно говоря, Лео, дорогуша, ты вел себя слишком безрассудно.

– Что я сделал такого? Не помню.

– Я не против того, что ты проиграл так много в рулетку и заплатил по десять рублей за каждую разбитую тобой рюмку, но тебе не следовало давать на чай официантам по сто рублей.

– Отчего же? Пусть видят, чем отличается благородный человек от этого красного отродья.

– Может быть, ты и прав. Но зачем было платить оркестру пятьдесят рублей каждый раз, когда ты хотел, чтобы они перестали играть то, что тебе не нравится? А потом ты выбрал из толпы присутствующих самую красивую девушку, которую ты раньше никогда не видел, и предложил ей любую цену за то, чтобы она разделась перед гостями; ты засовывал ей в декольте сотенные купюры.

– А у нее было отличное тело, – заметил Лео.

– Лео, пойдем домой, – скомандовала Кира.

– Минуточку, Лев Сергеевич, – с расстановкой произнес Морозов, опуская на стол блюдце. – Где ты взял столько денег?

– Не знаю, – безразлично ответил Лео. – Мне их дала Тоня. – Антонина, откуда они у тебя?..

– Как, разве ты не в курсе? – Антонина Павловна подняла брови, выражая удивление и скуку. – Я взяла тот сверток, который лежал у тебя под мусорной корзиной.

– Тоня! – неистово закричал Морозов. Он так резко вскочил со своего места, что посуда, стоявшая на столе, задребезжала. – Ты не могла сделать этого!

– Ошибаешься, – возразила Антонина Павловна, дерзко вскидывая голову. – Я не привыкла к тому, чтобы меня попрекали деньгами. Ну так вот, я взяла те деньги! И что ты мне теперь сделаешь?

– Боже мой! Господи! – Морозов схватился за голову и стал качать ею из стороны в сторону, сотрясаясь, подобно механической игрушке, в которой сломалась пружина. – Что мы будем делать? Мы должны были отдать эти деньги Серову. Их нужно было отдать еще вчера. У нас на руках нет больше ни рубля… если я не доставлю Серову эти деньги сегодня… он… убьет меня… Что же мне делать?.. Он ждать не будет…

– Не будет, говоришь? – холодно усмехнулся Лео. – Ничего, потерпит. Перестань скулить, как собачонка. Чего ты испугался? Он ничего не сможет нам сделать, и он это понимает.

– Ты меня удивляешь, Лев Сергеевич, – пробурчал Морозов, заливаясь краской. – Ты ведь честно получаешь свою долю, не так ли? И ты считаешь, что это благородно – взять…

– Благородно? – звучно расхохотался Лео; в его смехе звучала надменность. – Это ты говоришь мне? Дорогой мой друг, я уже давно выбросил из головы это слово. Навсегда. Более того, я сам готов пойти на любую низость, самую неблагородную. Чем гаже – тем лучше. Всего хорошего… Пойдем, Кира. – Ищущим взглядом Лео посмотрел по сторонам: – Где же, черт побери, моя шляпа?

– Разве ты не помнишь, Лео, что потерял ее по дороге, – осторожно напомнила Антонина Павловна.

– Да, точно. Ну и плевал я на нее. Куплю себе новую. Нет, три новых шляпы. Всем привет.

Кира кликнула сани. По дороге домой они не проронили ни слова. Когда они оказались одни в своей комнате, Лео грубо и бесцеремонно заметил:

– Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь критиковал, даже ты. Тебе особо жаловаться не на что. Если хочешь знать, то я никогда не изменял тебе. Остальное тебя не должно касаться.

– Я спокойна, Лео. У меня к тебе нет никаких претензий. Но я хотела бы поговорить с тобой. Прямо сейчас.

– Я слушаю, – равнодушно отреагировал Лео и присел на стул. Кира встала перед Лео на колени и обхватила его руками.

Она поправила свои волосы; ее полные рещимости глаза были широко открыты. В спокойном голосе Киры чувствовалась напряженность:

– Лео, мне не в чем тебя упрекать или винить. Я знаю, чем ты занимаешься, и понимаю, для чего ты это делаешь. Но послушай: еще не поздно, они пока не поймали тебя, у тебя есть время. Давай попытаемся в последний раз, попробуем собрать все возможные средства и обратимся с просьбой о выдаче нам заграничных паспортов. Мы убежим из этой проклятой страны как можно дальше! Лео посмотрел Кире прямо в глаза; он с трудом выдержал ее пылающий огнем взгляд.

– Зачем зря беспокоиться? – сухо поинтересовался он.

– Лео, я знаю наперед, что ты скажешь. Ты потерял желание жить. Но несмотря на это, не сдавайся. Даже если ты не веришь, что у тебя когда-нибудь появится интерес к жизни. Просто отложи вынесение окончательного приговора до того дня, когда мы вырвемся отсюда. И когда ты окажешься на свободе, в стране, живущей по общечеловеческим законам, тогда ты и решишь, хочешь ты жить или нет.

– Глупенькая! Неужели ты думаешь, что они дадут заграничный паспорт человеку с такой анкетой, как у меня?

Страницы