Борис настаивал на своем. Он доказывал, что проиграв думские выборы, невозможно выиграть президентские. И Рома Абрамович вдруг сказал: "Послушайте, ведь он не просит никаких дополнительных денег. Говорит, что все сделает за свой счет, вот пусть этим и занимается. А мы будем готовить Володю – он кивнул в сторону Путина – в последний решительный бой против Примуса". С этим все согласились: пусть Борис дрессирует своего медведя; как говорится, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

Борис был рад, что Рома поддержал его, но много позже, анализируя события, он понял, что именно тогда Рома с Волошиным решили отодвинуть его от основного русла кремлевской политики, направить на заведомо проигрышный проект, а самим занять его место при Путине.

В течение трех последних месяцев 1999 года "Медведь" был всепоглощающей заботой Бориса. Он мало виделся с Путиным, которого Таня с Валей натаскивали на роль президентского кандидата. Борис и сам баллотировался в Думу от Карачаево-Черкессии и часть времени проводил, выступая перед избирателями. Но основное время занимали поездки по стране; за несколько недель он и его советник Игорь Шабдурасулов облетали практически всю Россию, беседуя с недоверчивыми губернаторами и окружавшими их провинциальными олигархами. В каждой региональной столице они произносили одну и ту же речь: "Вы интригуете против Ельцина, потому что опасаетесь за свою автономию. Но не Ельцин ли дал вам права в 1993 году? Вот погодите, придет Примус, мало вам не покажется! Он приведет с собой старые советские кадры, армию аппаратчиков – ветеранов ЦК КПСС и Госплана. Вот они-то и отнимут у вас самоуправление, местные выборы, все ваши права и привилегии. Примус напустит на вас свору следователей и прокуроров – тысячи маленьких Скуратовых. Тогда Ельцинская эра покажется вам раем, но будет поздно: вы только посмотрите на Примуса – вы что, хотите обратно в СССР? Ведь именно это он и собирается вернуть!"

В этом заключался психологический расчет Березовского: направить недоверие губернаторов к центру против Примуса, заставить взглянуть на него как на завтрашнего хозяина Кремля, а не на сегодняшнего лидера антикремлевской оппозиции.

– Мне всего-то и нужно было, что сменить у них в головах картинку, – объяснял Борис.

План сработал блестяще. Губернаторы чесали затылки и соглашались; они не хотели обратно в СССР.

22 сентября тридцать девять губернаторов объявили о создании нового антипримаковского политического движения. Будучи членами Совета Федерации, они сами не могли баллотироваться в Думу, но обещали использовать все свое влияние, чтобы поддержать избирательный список "Единства". В течение последующих дней и другие губернаторы заявили о своей поддержке. И один за другим члены движения "Отечество – Вся Россия" стали переходить на сторону "Единства". При поддержке глав регионов по всей стране началось выдвижение кандидатов в предвыборный список "Медведя".

СУД НАД САШЕЙ состоялся в начале октября. Слушания шли при закрытых дверях, и Марине пришлось ждать в коридоре. Единственное, о чем она тогда думала – как бы не пропустить Сашин взгляд, когда его поведут в зал заседаний.

Главным свидетелем обвинения был Александр Гусак, Сашин бывший начальник в УРПО, который показал, что в 1997 году, в припадке неожиданной ярости, Саша при задержании избил шофера одного криминального авторитета. Гусаку противостоял другой свидетель, Андрей Понькин, который утверждал, что к шоферу никто и пальцем не притронулся.

Наконец вызвали самого потерпевшего, шофера по имени Владимир Харченко. Он сказал:

– Все они били меня по очереди руками и ногами.

– Погодите, – сказал судья. – На следствии вы показали, что вас бил только Литвиненко. Когда вы говорили правду, на следствии или сейчас?

– Сейчас.

– Почему же лгали тогда?

– Потому что мне следователь сказал, что у него задание посадить Литвиненко. Он мне велел назвать его одного.

Прокурор попросил объявить перерыв. В тот день суд так и не возобновился, потом его откладывали еще несколько раз. Ходили слухи, что судья Кравченко находится под сильным давлением: ФСБ требует обвинительного приговора с максимальным сроком в восемь лет.

После месяца проволочек наконец назначили заседание. 26 ноября журналисты и телекамеры заполнили здание суда. Адвокат в заключительной речи попросил полностью оправдать Сашу. Судья удалился. Марина ждала в коридоре сама не своя: "Будто меня заморозили изнутри, и все казалось нереальным". Наконец, после трехчасовых раздумий, появился судья. Вынесение приговора объявили открытым для прессы, и журналистов пустили в зал. Саше приказали встать в его железной клетке. В зале яблоку негде было упасть.

– Невиновен! – объявил судья. – Свободен.

Но не успел охранник отпереть дверь клетки, чтобы выпустить его, как в дверях послышался шум. Группа вооруженных людей в камуфляже и масках, расталкивая зрителей и охрану, ворвалась в зал.

– В сторону, – орали они. – Федеральная служба безопасности! – И Саше: – Вы арестованы!

Они предъявили новый ордер на арест, надели на него наручники и увели. Когда Сашу проводили мимо Марины, она рванулась к нему, чтобы обнять, но фээсбэшник в маске ее оттолкнул.

– Не трожь ее, – заорал Саша и тут же получил прикладом прямо перед телекамерами.

Его завели в комнату. Там находился следователь Барсуков.

– Где вы были 30 мая 1996 года?

– Не помню, – сказал Саша.

Барсуков зачитал новое обвинение. Статья была все та же – превышение служебных полномочий, но эпизод значился другой. Якобы в тот день, во время операции против банды рэкетиров на московском рынке, Саша избил подозреваемого и украл с прилавка банку зеленого горошка.

Он отказался отвечать на вопросы. На этот раз его повезли не в Лефортово, а в Бутырку, самую большую уголовную тюрьму в Москве.

На следующее утро Борис отправился в Белый дом к Путину. Он был сильно рассержен. Сцена ареста Саши в зале суда, которую передавали по телевизору, не укладывалась ни в какие рамки. Как Путин это допустил? Вся страна связывает Сашу с Борисом, и получается, что он, а значит и кремлевская команда, абсолютно беспомощны. Значит, они не могут защитить даже своих людей?! Как это выглядит в глазах губернаторов? И вообще, почему ФСБ выдумало новые обвинения, когда старые оказались несостоятельными? Кто их вообще контролирует?

Путин стал оправдываться. У него просто не было времени следить за этим делом, ведь у него война. И объяснил Борису, что новый арест был инициативой кого-то из многочисленных врагов Саши на среднем уровне ФСБ. Он обещал решить проблему за несколько дней.

И действительно, 16 декабря Московский окружной военный суд изменил Саше меру пресечения и выпустил до суда под подписку о невыезде.

А три дня спустя, в воскресенье 19 декабря, состоялись выборы в Госдуму. Детище Бориса, "Единство", четырех месяцев отроду, пришло к финишу вторым с 72 депутатскими мандатами, уступив лишь коммунистам, получившим 113 мест. Примаковско-Лужковское "Отечество – Вся Россия" оказалось на третьем месте с 66 мандатами. "Союз правых сил" Чубайса-Немцова, социал-демократическое "Яблоко" Явлинского и националисты Жириновского получили по 29, 21 и 17 мест соответственно. Борис прошел в Думу депутатом от Карачаево-Черкессии, а Рома Абрамович – от Чукотки.

То, что Примакова удалось отодвинуть с первого на третье место, было безусловным триумфом Бориса. Теперь у Примуса не было шансов победить на президентских выборах. Победа "Единства" плюс "фактор войны" сделали Путина безусловным фаворитом: у него было теперь 45 процентов популярности против примаковских 11 процентов.

В день, когда объявляли результаты, Путин позвал Березовского в Белый дом. Незадолго до полуночи Борис зашел в кабинет премьера; Путин выглядел торжественно. Пожалуй, впервые он действительно поверил, что будет президентом России.

– Хочу сказать тебе, Боря, что то, что ты сделал – просто феноменально, – начал Путин своим монотонным голосом. – Никто тебе не верил, и я знаю, что ты болел и работал из больницы. И ты оказался прав, а они нет. Я не сентиментальный человек, и поэтому то, что я тебе скажу, не пустые слова. У меня нет брата, и у тебя тоже. Знай, что теперь у тебя есть брат. Это говорю я, поэтому это не пустые слова.

На мгновение Борис потерял дар речи. Он никак не ожидал такого порыва от Путина, самого зажатого из известных ему людей. Те редкие проявления эмоций, которые Борис за ним замечал, были всегда негативными, всплесками агрессии. Но сейчас, когда слова благодарности шли от сердца, Путин побледнел, и голос его слегка дрожал. Их глаза встретились. На долю секунды Борис увидел волнение уязвимой, неуверенной в себе души перед лицом неожиданного, грандиозного успеха. "Страх Золушки, вдруг осознавшей, что ее ждет корона, – внутренне усмехнулся Борис. – А я, значит, фея-крестная".

– Спасибо, Володя, – сказал он. – Но я хочу, чтобы ты понимал: я сделал все это не для тебя, а для всех нас и, извини меня тоже за сентиментальность, – ради России. Теперь все в твоих руках. Побьешь Примуса и продолжишь то, что начал Бэ-эн. Давай-ка за это выпьем!

Двадцать дней спустя Борис Ельцин в новогоднем выступлении по телевидению объявил, что слагает с себя президентские полномочия и передает бразды правления премьер-министру Путину вплоть до президентских выборов в марте. Он попросил у людей прощения только за одну свою ошибку – войну в Чечне.

Грозный, 24 января 2000 года. Повсюду в чеченской столице бойцы сопротивления ведут рукопашные бои с превосходящими силами российской армии. Ахмед Закаев, командующий обороной города на южном направлении, тяжело ранен взрывом артиллерийского снаряда. В течение десяти дней его перевозят на носилках из деревни в деревню, в то время как федеральные части прочесывают окрестности. Наконец русский пограничник, получив от жены Закаева взятку в пять тысяч долларов, пропускает их отряд в Грузию.

ПОДРОБНОСТИ ИСТОРИИ С неудавшимся 23 сентября взрывом в Рязани начали всплывать в прессе только в середине января 2000 года. Первыми об этом написали Уилл Инглунд из "Балтимор Сан" и Мора Рейнольдс из "Лос-Анджелес Таймс". Оба взяли интервью у жителей дома № 14/16 по улице Новоселов. Когда в обеих редакциях увидели материал, его незамедлительно поставили на первую полосу. В далекой России произошла сенсация: оказывается, бомба в рязанском подвале была настоящей, а вовсе не муляжом, как утверждала ФСБ!

Однако в самой России об этом не говорилось ни слова еще месяц, пока 14 февраля "Новая Газета" не напечатала подробный материал Павла Волошина (не путать с Александром Волошиным, руководителем президентской администрации), ученика знаменитого журналиста и недруга ФСБ Юрия Щекочихина.

Как писал Волошин, 22 сентября 1999 года, в 9 часов 15 минут вечера, житель рязанской двенадцатиэтажки Алексей Картофельников позвонил в милицию, чтобы сообщить о подозрительных "Жигулях" с замазанными номерами, стоявших у подъезда. Двое незнакомых ему мужчин перетаскивали в подвал мешки, а за рулем сидела женщина. Когда к дому прибыла милиция, "Жигулей" уже не было, но в подвале обнаружили три 25-килограммовых мешка с белым веществом. К одному из них был присоединен детонатор и самодельный таймер.

Вызванная на место бригада саперов с помощью газоанализатора обнаружила присутствие паров гексогена, боевого взрывчатого вещества, использующегося в артиллерийских снарядах.

Жителей эвакуировали, бомбу обезвредили, а мешки увезли сотрудники местного ФСБ. В городе объявили перехват; две тысячи милиционеров и местные телестанции получили фотороботы трех разыскиваемых террористов. К утру 23-го все новостные агентства сообщили о предотвращенном в Рязани теракте. Сам Путин, появившись на следующий день в вечерних новостях, высоко оценил бдительность рязанцев и пообещал скорую победу в Чечне.

Но утром 24-го произошло нечто совершенно непонятное. Выступая по телевидению, шеф ФСБ Николай Патрушев объявил, что инцидент в Рязяни в действительности организовало его ведомство с целью проверки бдительности.

– Это была не бомба, – заявил он. – Думаю, что не совсем четко сработали – это были учения, там был сахар, а не гексоген.

Однако в своих статьях Инглунд, Рейнолдс и Волошин цитировали жильцов, милиционеров и сапера, обезвредившего бомбу, которые в один голос утверждали, что все было настоящее: желтоватый порошок в мешках, совсем не похожий на сахар, показания газоанализатора, указавшего на гексоген, и охотничий патрон в качестве детонатора. Волошин в своей статье предложил ФСБ предъявить доказательства того, что это были учения: копии приказов, фамилии участников операции, мешки с сахаром. Но ничего этого сделано не было.

Вскоре в прессе появились сообщения, объясняющие, почему ФСБ переквалифицировала "предотвращенный теракт" в "учения". Газеты писали, что людей, заложивших мешки, должны были вот-вот арестовать, и тогда вступила в действие "легенда прикрытия". По некоторым сообщениям, их даже как будто арестовали, но потом, после вмешательства ФСБ, отпустили.

Доподлинно известно следующее: дежурный оператор рязанской телефонной станции по имени Надежда Юханова услышала в ту ночь подозрительный разговор с Москвой:

– Повсюду посты, – говорил голос. – Выбирайтесь из города поодиночке.

Юханова сообщила в милицию, и там пробили телефонные номера. Оказалось, что московский номер находился в здании ФСБ на Лубянке, а рязанский – в той самой квартире, где накрыли несостоявшихся террористов.

13 марта "Новая Газета" опубликовала вторую статью Волошина. В ней был описан случай, который произошел в сентябре 1999 года в 137-м полку ВДВ, расквартированном рядом с Рязанью.

В ту ночь рядовой Алексей Пиняев и еще двое солдат стояли в карауле, охраняя склад боеприпасов. То ли из любопытства, то ли от холода они решили зайти в помещение. Там они увидели мешки с надписью "Сахар". Распоров один из них, они отсыпали немного желтоватого порошка, чтобы попить чаю, но он оказался горьким на вкус. Их офицер, имевший навыки взрывника, определил, что в мешках гексоген. О произошедшем доложили начальству. Наутро из Москвы прибыла бригада ФСБ. Всем, кто знал об этой истории, строго-настрого приказали держать язык за зубами. Пиняева чуть не отдали под трибунал, чтобы не совал свой нос куда не следует, но в конце концов отправили в Чечню. Впрочем, перед отъездом он успел обо всем рассказать Волошину.

20 марта небольшим большинством голосов Дума отклонила предложение Юрия Щекочихина расследовать рязанский инцидент. К этому времени по горячим следам газетных статей журналист НТВ Николай Николаев подготовил передачу "Независимое Расследование – Рязанский Сахар" – целый час телеэфира, посвященный событиям в Рязани. Среди участников дискуссии были жители уцелевшего дома, местные милиционеры, эксперты-взрывники, телефонистка Юханова, а также три представителя ФСБ. Все они, за исключением фээсбэшников, сходились на том, что бомба была настоящая.

Было объявлено, что передача состоится вечером 24 марта, за два дня до президентских выборов.

Много лет спустя, в Нью-Йорке, бывший президент НТВ Игорь Малашенко рассказал мне, что 23 марта к Гусинскому из Кремля приехал посланец. Это был Валя, Валентин Юмашев. Он привез предупреждение от "сами знаете кого". Если только "Рязанский сахар" выйдет в эфир, Гусь может забыть о будущем для своего телеканала. Победа Путина в любом случае гарантирована. Если передачу не снимут с эфира, то новый президент "разберется с НТВ по полной программе".

– Это был первый сигнал, что наступают новые времена, – сказал Малашенко. – Ельцин никогда бы себе такого не позволил.

Подумав, они решили все-таки выпустить "Рязанский сахар" в эфир.

Москва, март 2000 года. Выясняются новые подробности начала войны: бывший премьер Сергей Степашин сообщил, что планирование чеченской кампании началось еще в марте 1999 года, то есть за полгода до взрывов домов и начала военных действий. Владимир Путин в предвыборном интервью "Коммерсанту" заявил, что инсинуации в прессе о причастности ФСБ к взрывам домов – чистое безумие. "Сама эта идея аморальна", - сказал он.

26 марта, в первом туре голосования Путин был избран президентом Российской Федерации.

Евгений Примаков

"Коалиция Примуса с губернаторами казалась непобедимой".

Николай Патрушев.

"Это была не бомба. Думаю, что не совсем четко сработали – это были учения, там был сахар, а не гексоген".

Часть VI

Метаморфозы

Глава 16. Вервольф

Женева, март 2000 года. Правозащитные организации призвали ООН провести расследование военных преступлений в Чечне. По свидетельствам очевидцев, в октябре 1999 года федеральная артиллерия расстреляла колонну беженцев при попытке покинуть Грозный по установленному для мирных жителей зеленому коридору. Среди документированных зверств федералов – более 120 случаев расстрела военнопленных, многочисленные похищения, избиения и пытки. Сотни гражданских лиц удерживаются военными с целью получения выкупа от родственников. Беженцы рассказывают об изнасилованиях солдатами чеченских женщин. Многие деревни отрезаны от источников воды и пищи. Весь регион закрыт для иностранных наблюдателей и журналистов.

Потом, в Лондоне, было много дискуссий о том, почему Путин не "продолжил дело Ельцина" – ведь для этого, собственно, его и поставили президентом. Превращение кандидата от "либералов и реформаторов" в душителя свободы и воскресителя наиболее мрачных традиций российской реакции произошло столь же быстро, сколь и неожиданно. Получив власть, он развернул вектор развития России в направлении, прямо противоположном тому, куда двигался его предшественник, и стал делать как раз то, что надеялся с его помощью предотвратить Ельцин. "Перерождение" Путина, безусловно, войдет в политическую историю одним из самых ярких примеров "закона непредвиденных последствий".

Поборники свободы, толерантности и прогресса ошибаются, когда приписывают своим оппонентам, сторонникам тирании, диктатуры и мракобесия негативную мотивацию – желание творить зло из низменных побуждений. В действительности проводники объективного зла, как правило, исходят из благих намерений. Просто у них другая система ценностей.

Как же получилось, что "семья" просмотрела идеологически чуждый элемент в столь тщательно отобранном преемнике? Из объяснений Бориса следовало, что вопрос этот нельзя свести к тривиальному обману. Если бы Путин изначально был тем, кем стал – реакционным государственником, сожалеющим о крахе СССР, с недоверием и страхом относящимся к либеральным ценностям и гражданским свободам, иначе говоря, если бы он был Примаковым, ему не удалось бы это скрыть, и данный кандидат в преемники был бы забракован. Но все дело в том, что Путин казался совершенно "своим". Как потом понял Борис, это произошло не потому, что тот искусно скрывал свою политическую философию, а по той простой причине, что у него таковой вообще не было. Мимикрия была свойством его характера безо всякой мировоззренческой составляющей.

Борис так и не смог припомнить, чтобы кто-либо в "семье" обсуждал с "преемником" мировоззренческие вопросы: все были слишком увлечены главной задачей – побить Примуса. Идеологическая же подоплека – реформы, демократия, либерализм, плюрализм и тому подобное, считалась настолько сама собой разумеющейся, что никому и в голову не приходило поинтересоваться, что думает об этом кандидат. Кандидат же, судя по всему, об этом вообще не думал. Он был просто верен Ельцину. Он ему служил. Он выполнял приказ.

Пока он не оказался в президентском кресле, он вообще не задумывался о том, что же будет дальше. Понимание политики ограничивалось для него дилеммой "победа-поражение", и вопрос, для чего нужна победа и что делать с доставшейся в случае победы властью, не особенно интересовал кандидата, а его наставникам не приходило в голову перед ним этот вопрос поставить.

Отсутствие у Путина четкого политического мировоззрения усугубилось особенностями его личности. Это был "человек без лица", с размытой индивидуальностью, как точно подметила Трегубова. Его самоидентификация всегда определялась группой, к которой он в данный момент принадлежал: ватагой малолетних хулиганов, спортивной секцией, братством чекистов, командой Собчака, кремлевской "семьей" и так далее, а также противником, которому эта группа противостоит. Это была ментальность члена дворовой кодлы, в которой принадлежность своим, "нашесть", и есть главная ценностная категория: "мы" против "них", а "они" – это те, кто "не наши".

Когда Путин вдруг оказался на вершине пирамиды, а "семья" потеряла свою значимость, ему пришлось изобретать себя заново, искать новую основу для самоидентификации. И он сообразил, что стал вожаком стаи под названием "российская власть", которую воспринял как новую "кодлу". Свой взгляд на мир он емко выразил в одном из интервью, сказав "кто нас обидит, тот три дня не проживет", и это стало идеологической основой его режима. Отозвавшись резонансом в миллионах душ таких же, как и он, с детства обиженных и озлобленных, этот рефрен поднялся до уровня национальной идеи, которую так и не смог сформулировать Ельцин. Не прошло и года, как непосредственное окружение Путина заполнилось людьми, облик и образ мыслей которых выдавал повзрослевших и окрепших властителей школьных дворов и темных питерских подъездов. Теперь они "держали" Россию, как когда-то свой двор, оберегая его от чужих: олигархов, чеченцев, западников.

Однако у Саши Литвиненко была своя теория. Он не верил в психологическую эволюцию Путина. Он говорил просто: этот человек всегда был агентом "глубокого погружения" и действовал в интересах Конторы. Он просто всех дурачил, включая Бориса. А Борис, незадачливый олигарх, привел к власти своего природного врага – чекиста, представителя гэбэшной клики, которую он сам же четыре года назад изгнал из Кремля. Подобно тайному средневековому ордену, побитые в 96-м году силовики добивались реванша двумя путями: в открытую, через Примакова, и тайно, посредством агента, внедренного в стан либералов, то есть Путина.

В подтверждение своей теории Саша выдвигал множество аргументов, начиная с возрождения Путиным культа КГБ с первого дня своего появления на Лубянке и кончая его шутливым замечанием на собрании ветеранов в День чекиста 20 декабря 1999 года: "Докладываю, что поставленная задача по проникновению во власть выполнена!".

Саша утверждал, что в феврале 1999 года, через три дня после неожиданного появления на дне рождения Лены Березовской, Путин с таким же букетом и так же неожиданно возник на пороге квартиры опального Владимира Крючкова, бывшего председателя КГБ СССР, по случаю его дня рождения.

В общем, по мнению Саши, никакой "метаморфозы", которую Борис увидел в Путине в апреле 2000 года, на самом деле не было. Просто раскрылось истинное лицо агента, отбросившего легенду прикрытия.

ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, первые политические шаги нового президента стали для Бориса полной неожиданностью.

В середине апреля 2000 года я оказался в Париже по пути в Москву. Борис был там же, после победы на выборах он позволил себе "заслуженный отпуск". Мы встретились.

Я не общался с ним больше года – он был поглощен политическими баталиями, а я, приезжая в Россию, все время проводил в тюремных зонах Сибири, где на деньги Сороса по-прежнему вел борьбу с туберкулезом среди заключенных. Но, естественно, я был наслышан о феноменальных успехах Бориса. Он считался самым богатым человеком в России и самым влиятельным членом узкого круга нового президента, опередив в этой категории даже руководителя кремлевской администрации Волошина. Ничто не предвещало грозы. Борис считал свою миссию выполненной и собирался отойти от политики: наконец-то он снова сможет вплотную заняться бизнесом. Кто мог предположить, что всего через несколько месяцев он станет диссидентом и вместе с Сашей Литвиненко отправится в изгнание?

За ужином я получил приглашение посетить избирательный округ Бориса – Карачаево-Черкессию. Там, на склонах Домбая, в южной части Кавказских гор, он собирался построить огромный туристический комплекс.

– Мы проложим туда шоссе из Сочинского аэропорта; поверь, это будет лучший лыжный курорт в Европе, – объявил он.

– Я не очень понимаю, с какой стати люди поедут туда кататься на лыжах, если в двухстах километрах идет война, – возразил я.

– Да, это правда, – вздохнул он. – Володя должен остановить войну. Чечня – единственный вопрос, по которому мы с ним расходимся.

– Володя ничего не сможет остановить, – сказал я. – Он военный преступник. Как только кончится война, туда понаедут правозащитники со всего света, раскопают массовые захоронения, и у Володи будут проблемы. В этом вопросе он, пожалуй, обошел Милошевича.

Страницы