Однажды он попросил ее о встрече, но она сказала, что уже договорилась пойти на концерт с подругой. Перед антрактом, когда еще не успели стихнуть аплодисменты, кто-то вдруг легонько тронул ее за плечо: Саша сидел прямо у нее за спиной и улыбался. В руках у него был пакет с бананами.
– Я должен ненадолго уехать; вот тебе про запас, – сообщил он. Марина вспомнила, что на первом свидании говорила ему, что любит бананы.
Сашу тогда перевели в АТЦ, и это была его первая командировка в новой должности. Вместе со своим начальником, Александром Гусаком, он отправлялся в Адыгею на поимку крупного бандита, главы местной ОПГ, совершившей многочисленные убийства и похищения в Москве.
– После концерта он проводил меня домой и сказал, что ему не хочется уезжать. Я знала, что это из-за меня, и мне было приятно. Я и сама не хотела, чтобы он уезжал. Постепенно я привыкла к тому, что он рядом. От него исходило ощущение надежности. Может, я этого и не искала, но когда он уехал, я поняла, что скучаю по нему.
Возвратившись, Саша позвонил ей прямо из аэропорта. В ту ночь он остался у нее и с тех пор уже не уходил. Было начало августа, родители жили на даче, и вся квартира была в их распоряжении. Когда родители вернулись, мама Марины настояла, чтобы он переехал к ним: "Мама с самого начала приняла его как сына".
– Вот я думаю, почему мы были так счастливы? Наверное потому, что мы могли быть самими собой. Нам не надо было притворяться друг перед другом, стараться нравиться, не надо было ничего доказывать, никого завоевывать. С самого первого дня было очевидно, что мы идеально подходим друг другу, и все произошло как-то очень естественно. Ни один из нас никогда не думал, что такое вообще возможно, и мы не переставали этому удивляться до самого последнего дня.
В ОКТЯБРЕ МАРИНА ОБЪЯВИЛА, что беременна. Для нее это было еще одним чудом, связанным с Сашей: первая в жизни беременность, и это после предыдущего брака и советов медиков полечиться от бесплодия. Саша был невероятно взволнован:
– Теперь я могу быть уверен, что ты от меня никуда не уйдешь.
– Обычно такая логика свойственна женщинам, – улыбнулась Марина.
Как она позже рассказывала, традиционные роли в их семье часто менялись: во многом он позволял ей быть главной, видимо, компенсируя тем самым свою слишком "мужскую" работу.
Но она всегда ощущала, что есть в нем и другая сторона, очень жесткая, которую он старался ей не показывать, и которая, как она говорила, "как будто включалась в чрезвычайных ситуациях, подобно переключению на полный привод в вездеходе". К примеру, он полностью передоверил ей все, что касалось ремонта и обустройства квартиры, однако когда задумал бежать из России, она до последнего момента не имела ни малейшего представления о том, что происходит. Он все решил сам, а когда сообщил ей об этом, "уже не было никакого смысла спорить, не было даже времени подумать".
Впервые она увидела эту его другую сторону, когда решила получить водительские права. Занятия в автошколе закончились, и инструктор объявил, что все, кто не хочет сдавать экзамены, могут принести по 200 долларов "для гаишников", а потом через пару дней заехать и забрать права. Но Марина неплохо водила машину и решила сэкономить: отправилась на экзамен сама. Гаишник ее тут же "завалил" и дал понять, что если она не заплатит, то так будет и впредь:
– Следующий экзамен через неделю, девушка. Только сдается мне, что мы еще не раз с вами встретимся.
В панике Марина побежала в автошколу. Инструктор, грустно качая головой, сказал:
– Вы уже не в группе; теперь это будет вам стоить 300 долларов.
Саша пришел в бешенство:
– Я не для того день и ночь борюсь с коррупцией, чтобы ты давала взятки ментам!
На следующий экзамен он явился вместе с ней, отозвал гаишника в сторону, тихо сказал ему пару слов и посмотрел на него взглядом, которого Марина у него никогда раньше не видела. Гаишник побелел и не смог придумать ничего лучше, чем предложить ей получить права без экзамена. Тут Саша рассвирепел окончательно:
– Я сяду в машину, и мы проэкзаменуем ее вместе. Если сдаст, то сдаст, если нет – придет в другой раз.
После экзамена Саша тут же вернулся к своему обычному состоянию – шутил, смеялся, дурачился, хлопал гаишника по плечу. Но Марина не забыла тот взгляд. Впрочем, она его не боялась и была рада "иметь этот ресурс" в своем распоряжении, на всякий случай.
Они расписались в октябре 1994 года, когда их сыну Толику было уже четыре месяца. Пышную свадьбу устраивать не стали; ведь для обоих это был второй брак. Кроме того, они искренне верили, что браки заключаются на небесах, а не в тоскливых бюрократических кабинетах. Но когда они пришли в ЗАГС, оба в потертых джинсах, женщина-регистратор сказала:
– У вас есть сын, и когда он вырастет, то захочет увидеть фотографию с вашей свадьбы. Подумайте, как вы будете на ней выглядеть.
– У Саши был только один костюм – светлый, – рассказывала Марина. – Он пошел домой переодеться, а мне дал денег, чтобы я купила платье. Конечно, за такие деньги ничего подходящего нельзя было найти, так что даже на нашей свадьбе мы поменялись ролями: жених в светлом, а невеста в черном – единственный наряд, который у меня был.
Вскоре Марина познакомилась с его коллегами. Они ей сразу сообщили, что Саша "пользуется большим авторитетом". Уже после Сашиной смерти его бывший начальник Александр Гусак сказал в интервью: "Как оперативник, парень работал беззаветно. Этого у него не отнять. Напор у него был. Он мог не спать по две – три ночи, идя по следу. Желание борьбы с негативом у него превалировало. И я с ним дружил; они с Мариной на свадьбу меня приглашали".
– Поначалу все они казались мне милыми ребятами, – вспоминала Марина, – но потом я заметила, что Саша все-таки был другой.
– Его отличали три вещи. Во-первых, он совсем не пил, в то время как они не умели расслабиться иначе. Во-вторых, деньги. Саша совершенно не умел обращаться с деньгами. У нас всегда было достаточно денег на жизнь. Но мы никогда не роскошествовали. В конце концов мы купили квартиру, но это была маленькая двухкомнатная квартира. Мы ездили на обычных "Жигулях". Когда его друзья стали пересаживаться на иномарки и покупать дорогие квартиры, стало ясно, что Саша не умел того, что умели они: делать деньги.
Саша объяснил ей, что деньги зарабатываются "на стороне"; он называл это "предоставлением силовых услуг". В те времена сотрудникам милиции и ФСБ разрешалось "оказывать консультационные услуги", чтобы таким образом компенсировать неспособность государства платить нормальные зарплаты.
– У меня это плохо получается, – извинялся он.
В-третьих, он никогда не злоупотреблял той властью, какую давало удостоверение ФСБ. Эта маленькая красная книжечка открывала любую дверь: в магазин, театр, да куда угодно; люди по-прежнему боялись КГБ. Но он никогда не пользовался этим. Его приятели смеялись над ним. Но "он их не осуждал, по крайней мере тогда. Они были хорошей командой. А он был командным игроком".
ОДНАКО, КАК ПРИЗНАЛ сам Саша в нашем разговоре по дороге в Стамбул, он хоть и играл в команде, но "с какого-то момента ощутил себя как бы отдельно от них". После встречи с Мариной у него "поднялись стандарты", и он стал все чаще задумываться о том, что же на самом деле происходит в Конторе.
– Я перестал на каждого своего начальника как на бога смотреть, – говорил он. – Я увидел, что у наших генералов, скажем так, имеются серьезные недостатки.
И вскоре судьба столкнула его с человеком, который, как он думал, поможет ему осуществить то, над чем он ломал голову уже который месяц: достучаться до верхов, чтобы попытаться остановить падение нравов в Конторе. Борис Березовский появился в Сашиной жизни ровно через год после Марины – в июне 1994-го. Молва твердила о нем как о человеке, который знает всех и может все. Говорили, что он друг всесильного генерала Коржакова – начальника Федеральной службы охраны (ФСО), правой руки президента. Там, в Кремле, наверняка не знают о масштабах коррупции в органах. Новое знакомство открывало для Саши прямой путь наверх, чтобы довести все это до сведения тех, кого это касается.
Как он потом сам признался, "это была абсолютно наивная идея".
Саша с матерью, 1966 г.
"Появившись на свет в результате недолговечного студенческого брака…"
Саша с дедом в Нальчике.
"Он сказал, что вся наша семья защищала Родину, и мне это тоже предстоит".
В училище военной контрразведки КГБ.
"Я согласился не раздумывая".
Свадьба, 14 октября 1994 г.
"Понимаешь, Марина мою душу вроде как востребовала".
Сашино служебное удостоверение.
"…маленькая красная книжечка открывала любую дверь".
Глава 3. Странный майор
"Я был майором в Антитеррористическом центре, когда познакомился с Березовским", - продолжал свой рассказ Саша. – "В тот день на него было совершено покушение. Березовский был важной персоной, и начальство разослало директиву всем подразделениям: каждый, у кого есть информация по этому делу, должен подключиться к расследованию. У меня были кое-какие соображения, и я решил поговорить с потерпевшим".
Я хорошо помнил покушение на Березовского – именно тогда я впервые услышал о нем. Фотография развороченной бомбой машины красовалась на первой странице "Нью-Йорк Таймс".
Фугас с дистанционным управлением был заложен в припаркованный голубой "Опель"; взрыв произошел 7 июня 1994 года в 17:20, когда серый "Мерседес" Березовского выезжал из ворот Клуба – дома приемов компании "Логоваз" на Новокузнецкой улице. Водитель был убит на месте, а сам Березовский и его телохранитель чудом уцелели, отделавшись легкими ожогами. Взрывная волна выбила стекла в восьмиэтажном доме напротив; осколками ранило шестерых прохожих. Это было одно из первых громких покушений эпохи приватизации. Деловые конфликты и финансовые разногласия в те времена было принято решать не в суде, и даже не за взятки, а с помощью бандитов, так как силы правопорядка, как и все госструктуры, "контуженные" рыночной реформой, практически не функционировали.
– Мы так и не узнали, кто стоял за этим покушением, – сказал Саша, – но это точно было связано с автомобильным бизнесом.
Березовский был владельцем первой в стране сети по продаже автомобилей. Ее название "Логоваз" происходило от слов "логика" – в память о прежней жизни, в которой он был математиком, и ВАЗа – Волжского автомобильного завода. По первоначальной Сашиной версии, взрыв был частью войны за территорию: "Логоваз" открывал автосалоны по всей Москве, вытесняя Солнцевскую ОПГ.
Однако впоследствии Саша пришел к выводу, что к покушению причастен кто-то из руководства ВАЗа.
– Борис тогда собирался приватизировать завод. Один из его людей, Николай Глушков, физик, переквалифицировавшийся в экономиста, стал копаться в финансах предприятия, – объяснил Саша, – и залез слишком глубоко во взаимоотношения дирекции с посредническими компаниями. Ну вот, кто-то из них и заказал Бориса.
Это был классический конфликт времен российской приватизации. Новые акционеры неизменно обнаруживали, что вся прибыль оседает в карманах посредников по реализации продукции, а само предприятие работает в убыток и держится на плаву только благодаря государственным субсидиям. Посреднические структуры обычно принадлежали директору предприятия – прежнему советскому руководителю, или его семье, или его друзьям. Приватизация означала конец благополучию директора, поскольку новые собственники быстро прикрывали кормушку.
– Если Бориса заказал кто-то с ВАЗа, то исполнителями могли быть только Курганские, а не Солнцевские, – объяснял Саша, – потому что, в отличие от Солнцевской ОПГ, у Курганской не было собственного бизнеса, и она специализировались на заказных убийствах. Курганцы могли замочить любого. У них везде были свои люди, даже в милиции.
Допросив Березовского как потерпевшего, Саша обменялся с ним телефонами. В последующие несколько месяцев они встречались еще пару раз, но у него никак не получалось завести речь о наболевшем – коррупции в силовых структурах. Да и расследование покушения так никуда и не продвинулось: в декабре началась первая чеченская война, и все, не связанное с ней, моментально стало для ФСБ делом второстепенным. Саша начал часто ездить в командировки на Кавказ. Обычные же преступления, включая заказные убийства по коммерческим мотивам, отошли на второй план.
10 декабря 1994 года три российские дивизии вошли в Чечню и осадили Грозный, где укрепились силы президента сепаратистов Джохара Дудаева. Во время неудачной попытки взять город в канун Нового года федеральные силы столкнулись с массовым сопротивлением и понесли значительные потери – почти две тысячи убитыми.
ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ, и Саша решил, что его знакомство со знаменитым капиталистом постепенно сойдет на нет вместе с нераскрытым делом о покушении. Но в марте 1995 года судьба вновь свела его с Березовским, снова по долгу службы и снова при драматических обстоятельствах.
Тогда Борис уже полностью отошел от управления автомобильным бизнесом, который процветал и без его участия, и взялся за новое дело – телевидение. То была одновременно и коммерческая, и политическая деятельность.
Сорокавосьмилетний Березовский вошел в узкий кремлевский круг в начале 94-го года. Ввел его туда журналист Валентин Юмашев, писавший мемуары Ельцина и впоследствии женившийся на дочери президента Татьяне Дьяченко. Юмашев представил Березовского двум главным кремлевским фигурам – помощнику президента Виктору Илюшину и начальнику охраны Коржакову, влияние которого распространялось далеко за пределы сферы безопасности правительства; это был наиболее доверенный человек и частый собутыльник сильно пьющего президента. К тому же Коржаков лоббировал интересы "силовиков" – всех российских силовых структур.
Главной заботой Кремля в это время были стремительно приближавшиеся выборы – кончался первый президентский срок Ельцина. ОРТ (Общественное российское телевидение), новый проект Березовского, замышлялся как главный ресурс ельцинской предвыборной стратегии.
До появления Бориса 1-й канал советского телевидения назывался "Телекомпания Останкино". Он вещал на десять часовых поясов на 200 миллионов зрителей, включая страны СНГ. По сути, это был конгломерат всевозможных программ и студий, который думские коммунисты давно пытались прибрать к рукам, заявляя, что "государственное телевидение должно контролироваться законодательной властью". С Останкино конкурировал быстро набиравший силы частный телеканал НТВ, принадлежавший Владимиру Гусинскому – банкиру, связанному с московским мэром, который находился в оппозиции Кремлю. НТВ охватывало около 15 процентов телеаудитории. Третьей силой на телевизионном поле были местные телестанции в регионах, где в основном заправляли коммунисты. Было очевидно, что тот, кто возьмет под контроль 1-й канал, получит доступ к большинству избирателей. Березовский убедил своих друзей в Кремле, что он и есть тот человек, который сможет заставить телеэфир работать на Ельцина.
Однако это было проще сказать, чем сделать. Останкино представляло собой колоссальную и неуклюжую структуру, с астрономическим дефицитом в 170 миллионов долларов. Годовая прибыль от рекламы составляла лишь пятую часть этой суммы. В финансовом отношении это была одна из бездонных бочек госбюджета, которую было невозможно реформировать. Гораздо проще было просто закрыть компанию и начать все с нуля. Именно это Березовский и предложил советникам Ельцина: отдать частоту Первого канала новой акционерной компании, ОРТ, в которой 51 процент акций будет принадлежать государству, а 49 – частным инвесторам во главе с Березовским. Управление компанией было вверено Березовскому, который обязался изыскать средства на покрытие дефицита и разработать бизнес-стратегию, чтобы сделать канал прибыльным, или, по крайней мере, свести потери к минимуму.
Президентский указ о закрытии Останкино и создании ОРТ вышел в начале декабря 1994 года, но его мало кто заметил, поскольку всеобщее внимание было приковано к событиям в Чечне. Однако спустя три месяца ОРТ громко заявило о себе, разом отменив всю коммерческую рекламу.
Целью Березовского было разорвать сложившиеся связи между продюсерами программ и теневыми структурами, продававшими рекламное время. Канал терял десятки миллионов, хотя рекламодатели платили в пять раз больше того, что попадало на счета компании. Большая часть денег передавалась из рук в руки в конвертах и оседала в карманах продюсеров, посредников и гангстеров. Новому менеджменту предстояло за несколько месяцев создать собственную систему продажи рекламы и таким образом избавиться от посреднических структур.
Мораторий на рекламу объявили 20 февраля 1995 года. А 1 марта был убит Влад Листьев, новый генеральный директор ОРТ – его застрелили в Москве, в подъезде собственного дома. Листьев был самым популярным телеведущим, всеобщим любимцем. В знак траура все телеканалы России на 24 часа прекратили вещание. Страна впала в оцепенение.
НАУТРО ПОСЛЕ УБИЙСТВА в кабинете замдиректора ФСБ собралось экстренное совещание. Среди присутствовавших майор Александр Литвиненко был младшим по званию. Он доложил собравшимся, что, по оперативным данным, убийство Листьева и покушение на Березовского – дело рук одной и той же банды, Курганской ОПГ, сфера влияния которой распространялась и на московскую милицию.
– И тут на мой пейджер пришло сообщение от Березовского: "Срочно позвоните", - рассказывал Саша, вглядываясь в туманную турецкую ночь. – Я доложил Трофимову, и тот сказал: "Иди звони".
– Кто такой Трофимов? – спросил я.
Саша посмотрел на меня, как на школьника:
– Генерал Анатолий Трофимов, начальник Московского ФСБ. У него была прямая связь с Коржаковым в Кремле. Ну вот, звоню я Борису, а тот и говорит: "Меня пришли арестовывать". – "Кто?" – "Милиция", - и называет хорошо известную мне фамилию. Я обратно, в кабинет, и говорю: "За ним пришли как раз те люди, о которых я только что докладывал: курганская связь в московской милиции". – Трофимов тогда приказал немедленно отправиться в Клуб и взять Березовского под охрану.
От Лубянки до логовазовского клуба езды десять минут. Там Саша обнаружил восьмерых милиционеров, которые заявили, что у них приказ доставить Березовского в отделение и допросить по делу Листьева. Напротив Клуба уже расположилась съемочная группа НТВ: кто-то сообщил им, что Березовского собираются арестовывать.
– Нельзя было допустить, чтобы менты его забрали, потому что следующим утром в новостях сообщили бы, что Березовский умер от сердечного приступа или был убит при попытке к бегству. И ничего нельзя было бы доказать, – продолжал Саша. – Я достал свой табельный пистолет и удостоверение ФСБ и заорал: "Всем в сторону! Мы расследуем это дело!" – "У нас приказ", - сказали менты, но отступили. После недолгих пререканий они стали звонить своему начальству, а я – своему. Трофимов сказал: "Ни при каких обстоятельствах не отдавай его. Я посылаю подкрепление. Сколько их?"
Через пятнадцать минут приехали люди Трофимова. Инцидент был исчерпан, когда появился официальный следователь и снял показания; все это время Саша с пистолетом в руках охранял Березовского.
В то время от московских журналистов я слышал эту историю в несколько ином ракурсе: появление ментов в Клубе было частью войны между правительством Москвы и Кремлем. В центре конфликта стоял вопрос, кто должен управлять приватизацией госсобственности в Москве – городские власти или федеральные. Мэр Юрий Лужков настаивал на своем праве приватизировать московскую собственность, против чего возражал руководитель Федеральной приватизационной программы Анатолий Чубайс. Городская милиция, естественно, была на стороне мэрии, а ФСБ – на стороне Кремля.
– Я слышал, что конфронтация в "Логовазе" была связана с политикой: мэр, прикрываясь убийством Листьева, пытался избавиться от Бориса – человека, близкого Кремлю. Разве не так?
– Может и так, – ответил Саша. – Но я тогда не разбирался в политике. Я был опером и следил за бандитами, а не за политикой. И Листьев был убит из-за моратория на рекламу, а не по заказу мэра. И не мэр пытался взорвать Бориса годом раньше, это были бандиты. А менты гораздо ближе к бандитам, чем к собственному руководству, поверь мне. Я знал точно, что менты, которые тогда пришли за Борисом, были связаны с Курганской ОПГ. А заказчиком у них мог быть кто угодно. Но ты прав: в то время многие думали, что это разборка между мэром и Кремлем.
Он немного помолчал, взглянул на меня и добавил:
– Борис всегда думал о политике, но не видел людей, и в этом его ошибка. А в нашей работе личность – это самое важное. Два разных политика в одной и той же ситуации будут вести себя совершенно по-разному: один – компромат сливать в газету, другой нанимать киллеров. Я сразу почувствовал доверие к Борису, и Трофимову тоже доверял. А вот Лужкову – никогда, и Коржакову тоже, хотя они были приятелями с Трофимовым. В "Логовазе" я защищал Бориса и чувствовал, что Трофимов меня прикроет; этим двум я доверял, и мне не было дела ни до Кремля, ни до мэра.
Убийц Листьева так и не нашли. Это было самое памятное из череды шумных убийств 90-х; за полгода до этого взрывом бомбы был убит журналист Дмитрий Холодов, за ним последовало отравление банкира Ивана Кивелиди, гибель депутата Галины Старовойтовой, и российское общество понемногу стало привыкать к такого рода выяснениям отношений. Но Листьев был самым известным, и шок запомнился надолго.
Тем не менее ОРТ продолжало вещание, выдержав трехмесячный мораторий на рекламу. Что же касается Саши и Бориса, то между ними после эпизода в "Логовазе" возникла связь, которая бывает только между людьми, разделившими смертельную опасность: не просто дружба или сотрудничество, а особая форма взаимного доверия, которое невозможно разрушить.
Страницы
предыдущая целиком следующая
Библиотека интересного