09 Oct 2024 Wed 04:26 - Москва Торонто - 08 Oct 2024 Tue 21:26   

– Они так сказали.

И после этого меня обвиняют в торговле заложниками, подумал Борис. Он согласился на 175 миллионов, и к концу января 2001 года сделка была завершена. В течение последующих нескольких месяцев по той же схеме Рома выкупил у Бориса и Бадри "Сибнефть" и другие российские активы. (В 2008 году Борис предъявил Роману Абрамовичу иск в лондонском суде, утверждая, что согласился с заниженной ценой под давлением).

Получив контроль над ОРТ, Рома дал возможность Кремлю назначить новый совет директоров. Но Колю Глушкова так и не отпустили.


СУЩЕСТВУЮТ ДВЕ ВЕРСИИ о том, что в действительности произошло около Гематологического центра в Москве 11 апреля 2001 года. Николай Глушков, официально находящийся под стражей, был госпитализирован там для лечения болезни крови. Всерьез его никто не охранял, приставленные к нему сотрудники ФСБ даже пару раз отпускали его ночевать домой – за небольшую мзду.

Согласно версии прокуратуры, ранним вечером 11-го числа Глушков вышел из здания и направился к воротам больницы, где его ожидал в машине бывший помощник по "Аэрофлоту" Владимир Скоропупов. Не успел Глушков открыть дверь автомобиля, как неизвестно откуда появились оперативники, арестовали обоих и обвинили в попытке побега из-под стражи. На следующий день бывший начальник службы безопасности ОРТ Андрей Луговой был задержан по тому же обвинению. Два месяца спустя бывший финансовый директор ОРТ Бадри Патаркацишвили срочно выехал в Грузию, воспользовавшись своим грузинским гражданством. Его обвинили в организации неудавшегося побега и объявили в розыск.

Глушков, однако, дал совершенно иную интерпретацию этих событий, когда я встретился с ним пять лет спустя в Лондоне, куда он переселился, выйдя из заключения. Глушков считал, что побег был подстроен, а его подставили; у него не было ни малейшего намерения бежать. На самом деле он всегда хотел, чтобы дело "Аэрофлота" дошло до суда, потому что считал себя невиновным. Более того, он был уверен, что его вот-вот освободят в результате "договоренности наверху", как намекал ему адвокат. В тот вечер он просто вышел из ворот в пижаме и тапочках, чтобы провести ночь дома, о чем договорился с охранниками, как это делал и раньше. Глушков считал, что весь эпизод был подстроен Луговым, который, по его мнению, был провокатором ФСБ с самого начала.

В конечном итоге Глушков дождался суда. В марте 2004 года его оправдали по обвинению в мошенничестве и отмывании денег, но признали виновным в попытке побега из-под стражи и "превышении служебных полномочий" – статья малозначительная, скорее всего выдвинутая для того, чтобы сохранить лицо прокурорам. Ему зачли срок, проведенный под следствием и тут же освободили из-под стражи. В 2006 году он перебрался в Англию. Когда я спросил его, стоило ли сидеть два с лишним года в Лефортово, он ответил:

– Конечно, я же доказал, что ни в чем не виноват.

Лугового также осудили за организацию побега, и он провел в заключении год и два месяца. Освободившись, он открыл в Москве частное охранное агентство. Вопрос о том, был ли Луговой подсадной уткой, так и остался открытым. Главные действующие лица уехали за границу, а Луговой остался в Москве и, по большому счету, этот вопрос тогда мало кого волновал.

Чечня, 24 февраля 2001 года. По сообщению НТВ, неподалеку от базы федеральных сил в Ханкале обнаружено массовое захоронение более двухсот тел. На многих видны следы пыток. Среди трупов опознаны несколько гражданских лиц, похищенных в разных районах Чечни. Телеканал сообщил о репортаже журналиста "Новой Газеты" Анны Политковской: российские военные захватывают ни в чем не повинных чеченцев и держат их в ямах, требуя от родственников выкуп по 500 долларов за человека. Это был один из последних чеченских репортажей "старого НТВ". 14 апреля отряд вооруженных спецназовцев в масках взял штурмом помещение телестудии и "инсталлировал" новое руководство. Основатель и глава НТВ Игорь Малашенко отправился в изгнание в США.


ПОКА БОРИС С мыса д’Антиб наблюдал за тем, как его московские бастионы один за другим рушатся под натиском Кремля, Саша с Мариной осваивались с новой жизнью в Лондоне. "Фонд гражданских свобод" выделил им грант на обзаведение хозяйством, и они сняли трехкомнатную квартиру в районе Эрлз-Корт. Толик начал ходить в Интернациональную школу. Марина завела себе первых знакомых среди родителей его одноклассников. Она записалась на курсы английского и через школу нашла первых учеников для частных уроков танцев.

Саша сутками пропадал у адвоката Мензиса, подготавливая для Хоум-офиса прошение об убежище. Он также часами говорил по телефону с Фельштинским – они писали книгу "ФСБ взрывает Россию".

В Лондоне Саша сблизился с двумя людьми, которые когда-то были его антигероями – Владимиром Буковским и Олегом Гордиевским. Их биографии он когда-то изучал в школе КГБ; из всех противников советской власти эти двое считались самыми злобными.

Буковский, легендарный диссидент 60-х годов, был, пожалуй, самым известным антисоветчиком после Сахарова. Он много лет провел в заключении по политическим статьям, и в конце концов его обменяли на вождя чилийских коммунистов Корвалана, которого хунта Пиночета посадила в тюрьму.

О всенародной славе Буковского свидетельствовала популярная частушка тех времен:


Обменяли хулигана

На Луиса Корвалана.

Где б найти такую блядь,

Чтоб на Брежнева сменять?


И вот теперь сильно постаревший "хулиган" принимал Сашу с Мариной в своем доме в Кембридже.

Буковский потом вспоминал:

– Саша поразил меня сочетанием глубокого профессионализма в своем деле – уж поверь, я на своем веку повидал оперов, и эта профессия предполагает достаточно циничный взгляд на вещи, и, вместе с тем, абсолютно детского, я бы сказал романтического отношения к теме добра и зла и того места, которое он сам занимает в их вечном противостоянии. Я дал ему почитать документы из "Особой папки" ЦК КПСС, и он разбудил меня в 4 утра в полном ужасе: как же так, выходит, что вся страна, вся система была бандитской!? И стал говорить о своих угрызениях, что работал в преступной организации, носил эту "эсэсовскую" форму и так далее. В конце концов я ему сказал: "Саша, успокойся, ведь твоим последним местом пребывания была не Лубянка, а Бутырская тюрьма. Вот и считай себя не ментом, а зэком". Он обрадовался: "Дайте, – говорит, – померить вашу тюремную телогрейку", я ее храню. Надел ее, даже спать в ней лег, и с тех пор успокоился, стал называть себя бывшим политзаключенным.

Второй Сашин лондонский гуру, Олег Гордиевский, был знаменитым шпионом. Работая резидентом ПГУ в Копенгагене и Лондоне, он одиннадцать лет был двойным агентом МИ-6. Когда в 1985 году его, в числе прочих, выдал советский "крот" в ЦРУ Олдрич Эймс, Гордиевского отозвали в Москву. Его безусловно расстреляли бы вместе с другими жертвами Эймса, если бы британцы в самый последний момент не вывезли его из России. "Экстракция" была проведена в лучших традициях шпионских романов Джона Ле Карре, с переодеванием, отвлекающими маневрами и пересечением финской границы в потайном отсеке автомобиля.

То, что эти две легендарные личности, ветераны борьбы с советской властью, приняли его за своего, значило для Саши очень много. Почти ежедневно он звонил Буковскому, чтобы обсудить главы своей книги. Он цитировал своих новых наставников всякий раз, когда я звонил ему из Нью-Йорка. Однажды он сообщил: "Олег Антонович [Гордиевский] считает, что мой побег тоже попадет в учебную программу в Конторе. В одном разделе с ним". В голосе звучала гордость.


14 МАЯ 2001 года Сашин адвокат Джордж Мензис позвонил, чтобы сообщить радостную новость: Хоум-офис предоставил ему политическое убежище. Не мог бы Саша зайти в офис и подписать кое-какие бумаги. И не будет ли он так любезен передать поздравления Марине и Толику?

Адвокатское бюро "Симур Мензис Солиситорс" скрывается за неприметной зеленой дверью на верхнем этаже трехэтажного дома на Картер-Лэйн – узеньком кривом переулке в Сити, неподалеку от собора Св. Павла.

Джордж Мензис, светлокожий, спортивный и невозмутимый англичанин из тех, что когда-то правили миром, откупорил бутылку шампанского. Это был и его праздник. Долгими зимними месяцами он составлял Сашину "петицию" – огромный том, в котором на понятном английском языке он пересказывал невероятную историю Сашиной жизни: про Хохолькова и Гусака, Ковалева и Скуратова, Березовского и "партию войны", и все это с целью убедить безымянного инспектора иммиграционного управления, что Саша, Марина и Толик имеют "достаточные основания опасаться преследований" со стороны Путина – человека, которого премьер-министр Тони Блэр называл своим "милым другом". В течение всего этого времени иммиграционный чиновник, официальный читатель их монументального труда, незримо присутствовал в жизни семьи Литвиненко. Он был чем-то вроде божества, невидимый и недоступный, но обладавший правом решать вопросы жизни и смерти. И вот иммиграционный бог сказал свое слово: многотомное объяснение принято благосклонно – им позволено остаться.

– Теперь нужно выбрать для вас имя, – сказал Джордж Мензис.

Оказалось, что каждому получателю убежища Хоум-офис рекомендует выбрать новое имя для новой жизни; это стандартная часть пакета. Новое имя помогает беженцу ускользнуть от тех злых сил, от которых он получил укрытие, если те вздумают продолжить охоту.

– Вы сами выбирайте мне имя, Джордж, – попросил Саша. – Ведь вы превратили меня в британца, вам меня и крестить.

– Вери велл, вы будете Эдвином. В честь первого политэмигранта.

И он рассказал, что в 614 году принц Верхней Умбрии Эдвин бежал из своего замка от узурпатора по имени Этельфрит. Он нашел приют при дворе Редвальда, короля Восточной Англии. Но Этельфрит, используя угрозы и подкуп, убедил Редвальда выдать Эдвина.

Все бы кончилось для Эдвина весьма печально, если бы не королева: узнав, что его собираются экстрадировать, она стала стыдить мужа за то, что не держит слова. Если он выдаст Эдвина, его ждут позор и угрызения совести, объяснила она. Устыдившись, Редвальд решил дать бой, дабы защитить гостя. В битве на берегу реки Идель в Ноттингемшире Редвальд побил Этельфрита, но победа обошлась дорого: в бою погиб любимый сын короля. Так было положено начало традиции, благодаря которой Саша мог теперь чувствовать себя в полной безопасности, сказал адвокат.

– Вы будете Эдвином Редвальдом, – объявил Мензис. – Полина, внесите, пожалуйста, в анкету.

– Но Джордж, с таким именем невозможно жить, язык сломаешь! – возмутилась секретарша.

– Действительно, – согласился Мензис. – Надо выбрать менее вычурную фамилию. Как насчет "Картер," в честь нашей улицы, Картер-Лэйн?

Так Саша стал Эдвином Редвальдом Картером, что оставалось тайной до его смерти.

Через несколько дней по почте пришел паспорт, вернее, удостоверение беженца, выданное Хоум-офисом. Адвокат объяснил Саше, что с этим документом он может спокойно путешествовать, по крайней мере, в пределах западного мира.

– Civis Britannicus sum! – воскликнул Мензис по-латински, – я британский подданный! И объяснил, что эту фразу произнес в 1849 году в Парламенте премьер-министр лорд Пальмерстон, объявляя решение отправить Военно-морской флот на помощь одному-единственному британцу, еврейскому купцу из Гибралтара по имени Дон Пасифико, который попал в передрягу где-то в Греции. Сашин новый статус давал ему такую же степень защиты, какой обладал любой Сivis Britannicus.

Тем временем в Москве Генпрокуратура объявила в розыск Александра Литвиненко, который скрылся из-под подписки о невыезде. Меру пресечения изменили на заключение под стражу.

Преследователям удалось разыскать Сашу лишь в декабре. Произошло это так. Шестидесятипятилетняя мать Марины Зинаида Леонидовна возвращалась домой из своей первой поездки в Лондон. Ее остановили в Шереметьевском аэропорту, отвели в специальную комнату и подвергли личному досмотру. Поначалу пожилая женщина не могла понять, почему ее раздевают – неужели решили таким способом отыграться за зятя? Но оказалось, что таможенники действительно что-то ищут. И таки нашли! Записку с адресом в Эрлз-Корт, которую Марина дала ей на тот случай, если мама заблудится на лондонских улицах.

Спустя три месяца два человека подошли к дверям их подъезда; Марина была дома одна.

– Мы из российского посольства. У нас дело к господину Литвиненко, – сообщили гости через интерком.

– Уходите немедленно, здесь нет никакого Литвиненко, – закричала Марина в ужасе. – Уходите, не то я вызову полицию!

Гости прицепили к дверям конверт и удалились.

Это была повестка Саше явиться в суд в качестве обвиняемого по третьему уголовному делу – о похищенной в Костроме взрывчатке, подписанная Сергеем Барсуковым, его прежним московским следователем. Но теперь она уже не казалась такой зловещей. " Civis Britannicus sum " звучало достаточно убедительно.


sasha25


Первый Новый год в Лондоне

"Civis Britannicus sum!"


sasha26


Саша и Марина с автором и его женой в своей первой лондонской квартире

"…моя биография была полной противоположностью Сашиной".


sasha27


Саша с Владимиром Буковским.

"…успокойся, ведь твоим последним местом пребывания была Бутырская тюрьма. Вот и считай себя не ментом, а зэком"



Часть VII

Безнадежное предприятие


Глава 19. Направление удара


Будущие исследователи, вероятно, найдут в действиях Березовского продуманную стратегию наступления на Кремль по трем взаимосвязанным направлениям: раскрутка темы московских взрывов, создание политической партии, которая подхватила бы эту тему, и финансирование сети общественных организаций, которые стали бы социальной базой для этой партии. Но в реальности все складывалось достаточно хаотично: Саша с Фельштинским писали книгу о взрывах, либеральные политики строили партию, а правозащитники искали себе спонсора, не думая друг о друге, и все это было инициативой снизу. Поначалу роль Бориса сводилась к тому, что он эти начинания финансировал подобно венчурному капиталисту, вкладывающему деньги сразу в несколько рискованных предприятий в надежде, что хоть одно принесет плоды. Постепенно между тремя направлениями появились точки взаимодействия, и они сплелись в единый скоординированный план атаки. Борис назвал это "самоорганизующейся системой". А Кремль не на шутку забеспокоился.


К КОНЦУ ЛЕТА 2001 года Саша с Фельштинским закончили работу над книгой "ФСБ взрывает Россию". Пока ее готовили к печати в маленьком нью-йоркском издательстве "Либерти-пресс", Фельштинский договорился с Юрием Щекочихиным о публикации отрывков. Большие фрагменты появились в специальном выпуске "Новой Газеты" 27 августа, заполнив 22 полосы таблоидного формата.

В книге не было неопровержимых доказательств того, кто же на самом деле взорвал дома. Однако систематическое изложение рязанского эпизода плюс описание нравов и методов Конторы убеждало читателя, что теория о том, что взрывы устроила ФСБ, не просто имеет право на существование, но выглядит более правдоподобной, чем официальная версия о чеченском следе.

Когда нормальный человек сталкивается со страшной реальностью, он инстинктивно восстает против фактов и логики. Обвинение российских спецслужб в массовом убийстве ни в чем не повинных сограждан выдвигалось и раньше, но вызывало инстинктивное неприятие. Книга же убедительно показывала скептическому читателю, что такое очень даже возможно. Среди аргументов много места отводилось рассказу о Лазанской ОПГ Максима Лазовского, которая уже однажды устраивала теракты по заказу ФСБ и, по мнению Саши, вполне могла стоять за взрывами домов 1999 года.

Когда Саша работал в АТЦ, в одном кабинете с ним сидел опер по имени Евгений Макеев. Он расследовал обстоятельства взрыва, произошедшего в Москве 18 ноября 1994 года на железнодорожном мосту через Яузу, как раз перед началом первой чеченской войны. Этот полузабытый инцидент мог закончиться трагедией, если бы по мосту проходил поезд. Однако из-за какой-то неполадки взрывное устройство сработало в момент закладки, разорвав в клочья самого взрывника. Спустя несколько дней в Москве произошел еще один взрыв, на этот раз в автобусе 33-го маршрута. По счастливой случайности пассажиров в автобусе не оказалось, однако шофер был ранен. Оба взрыва обладали всеми признаками терактов, смысл которых был не в том, чтобы поразить конкретную цель, а в том, чтобы посеять панику. Вину за оба взрыва тогда свалили на неназванных чеченцев, а через несколько дней началась первая чеченская война.

Два года спустя эти теракты раскрыл детектив из МУРа по имени Владимир Цхай, работавший в тандеме с Макеевым. По словам Саши, Цхай был лучшим московским сыщиком, человеком-легендой среди оперов. Он установил, что человека, который сам себя подорвал на мосту, звали Андрей Щеленков. Это был отставной армейский капитан, работавший в некоей фирме "Ланако," занимавшейся, среди прочего, приватизацией нефтяных терминалов черноморского побережья. Владельцем "Ланако" был Максим Лазовский, уроженец Грозного, связанный с чеченскими криминальными кругами. В бандитской генеалогии Москвы Лазовский (по кличке Макс) вместе с криминальными "авторитетами" Хож-Ахмедом Нухаевым (Хожей) и Мовлади Атлангериевым (Лордом или Лениным), составляли Лазанскую ОПГ, уходящую корнями в эпоху массового рэкета, переделов территории и уличных перестрелок конца 80-х годов. Название группировка получила от московского кафе "Лазанья", где когда-то собирались ее члены. За Лазовским числилось полтора десятка убийств, в том числе братьев Натаевых, двух провинившихся членов его собственной банды, и директора туапсинского нефтеперерабатывающего завода Анатолия Василенко.

Человеком, подложившим бомбу в 33-й автобус, оказался шофер Лазовского Владимир Акимов. Руководил обоими взрывниками отставной полковник Владимир Воробьев, правая рука Лазовского. Первоначальная версия Цхая заключалась в том, что теракты заказал Хож-Ахмет Нухаев, который к тому времени был освобожден сепаратистами из Грозненской тюрьмы и назначен "руководителем разведки" в правительстве Дудаева. Отсюда версия о "чеченском следе" во взрывах 94-го года.

Но когда Цхай арестовал Лазовского и его подельников, выяснилось, что за спиной у банды стоят не чеченцы, а Лубянка. Воробьев при аресте заявил, что он агент ФСБ. Второй арестованный, Алексей Юмашкин, руководитель службы безопасности "Ланако", оказался действующим офицером в чине майора: забирать его из-под ареста приехал дежурный офицер из Московского управления. Всего в деле фигурировали шесть сотрудников ФСБ. Впоследствии Юрий Щекочихин писал, что Лазовский "был на связи" у генерала Хохолькова, Сашиного начальника в УРПО.

Вскоре после ареста Лазовского Владимир Цхай умер от неожиданного и непонятного врачам поражения внутренних органов; ему было тридцать девять лет. По МУРу поползли слухи, что его отравили в отместку за то, что он разгромил подкрышную банду Конторы.

По делу "Ланако" состоялось два суда. Первый, в 1997 году, касался взрывов 1994 года. Помощник Лазовского Воробьев был осужден за терроризм. На суде он снова заявил, что был агентом ФСБ. В последнем слове он так и сказал: "Этот суд – издевательство над спецслужбами".

Улики против самого Лазовского оказались недостаточными. Его осудили на небольшой срок за хранение оружия и наркотиков. Выйдя в 1998 году на свободу, он отстроил себе шикарную дачу в селе Успенском Московской области и стал сколачивать новую банду. Но в апреле 2000 года был расстрелян на пороге Успенской церкви. Стреляли издали, из кустов, из автомата Калашникова с глушителем и оптическим прицелом. Произошло это через восемь месяцев после взрывов домов в Москве.

Вскоре после смерти Лазовского над членами его банды состоялся второй суд, и связь с ФСБ опять вышла на поверхность. Согласно репортажу "Новой Газеты", один из членов банды заявил: "Ваша честь, да [мы] же работали под крышей ФСБ. У Лазовского в штате [были] действующие офицеры, все боевики имели документы прикрытия, к которым не придерешься… Атлана Натаева привезли к месту убийства офицеры ФСБ. Эти же офицеры были на стрелке Лазовского с братом Атлана Саидом, его тоже убили".

Другой член банды, в квартире которого был арестован Лазовский, также утверждал, что ими руководили с Лубянки. Он рассказал, как офицеры ФСБ встречались с Лазовским в аэропорту Туапсе перед ликвидацией директора нефтезавода. Он также сообщил, что за несколько дней до ареста его встретили у дома и доставили на Лубянку, где "один из высших офицеров" предупредил, чтобы он не давал никаких показаний.

Учитывая историю терактов 1994 года и то, что осенью 1999 года Лазовский находился на свободе, Саша считал, что тот вполне мог организовать взрывы домов; к тому же чеченцы принимали его за своего, и он мог сделать это чеченскими руками. Однако прямых доказательств не было.

В книге рассказывалось еще об одной "подкрышной" группе, которая могла стоять за взрывами. Ее организовал Андрей Морев, офицер, устроивший в 1996 году резню мирных жителей в чеченской деревне Свободная. Его арестовали и поставили перед выбором: либо будешь работать на ФСБ киллером, либо пойдешь в тюрьму. Морев собрал команду из двенадцати человек, каждый из которых имел за плечами кровавый след в Чечне. Начиная с 1998 года они совершили несколько "ликвидаций" на Украине, в Ираке, Югославии и Молдове. Группа Морева распалась в 2000 году, а сам он бесследно исчез.

Подобные истории убеждали, что для профессионалов "мокрых дел" из ФСБ не существует моральных запретов, которые помешали бы им организовать теракт на своей территории. Книга разрушала инстинктивную тенденцию законопослушного гражданина не верить, что зверство, безжалостность и патологическая жестокость, существование которых никого не удивляет в уголовном мире, также присущи и чекистам, использующим тех же самых уголовных "отморозков" для выполнения "специальных задач".

Мое отношение к этой книге было сдержанным; мне не нравилось, что умозаключения и косвенные улики в ней заменяют доказательства. Но разговаривая с Борисом и Сашей по телефону (меня по-прежнему не пускали в Англию), я слышал в их голосах азарт. Не сговариваясь, оба сказали одно и то же.

– Представляю себе их лица в Конторе, когда получат книжку, – сказал Саша.

– Я бы много дал, чтобы посмотреть на лицо Володи, когда он будет это читать, – вторил ему Борис.

Для них эта книга вовсе не была рассчитана на широкий круг читателей. Это было персональное послание их врагам, вызов на поединок, эдакое "Иду на вы!". Мол, мы знаем – вы взорвали дома, и сделаем все возможное, чтобы об этом узнал весь мир. С этой точки зрения, говорил Борис, не важно, что книга не станет бестселлером; если ФСБ действительно взорвала дома, то "ФСБ взрывает Россию" безусловно должна вызвать в Кремле страх и злобу и, возможно, спровоцировать реакцию, которая только добавит обвинениям убедительности. Я вспомнил этот разговор, когда убили Сашу.


О НОВОЙ МИССИИ Бориса в качестве спонсора российской демократии объявила миру Елена Боннер на пресс-конференции в Москве. Семидесятисемилетняя вдова академика, получившего Нобелевскую премию за бунт против советской системы, сообщила о своем решении принять от "Фонда гражданских свобод" три миллиона долларов на поддержку Сахаровского музея и Общественного центра.

Присуждение первого гранта музею Сахарова было глубоко символичным. Елена Боннер была первой, кто распознал в Путине "модернизированного сталиниста" еще в ту пору, когда Борис считался его "братом". За тридцать лет до этого Сахаров стал символом морального сопротивления силам зла в Кремле. Выделение этого гранта Сахаровскому центру указывало на связь времен, на преемственность не только кремлевской тирании, но и диссидентского сопротивления.

К маю 2001 года фонд распределил более 160 грантов общественным организациям по всей России, которые, как мы надеялись, станут катализаторами социального протеста: комитетам солдатских матерей, защитникам прав заключенных, экологам, активистам нацменьшинств и иным правозащитникам. Мы развернули также программу бесплатных адвокатских услуг для подростков и призывников по всей стране, вошедших в конфликт с властями. В "детских зонах" по всей России запустили проект "Рождество за решеткой", и тысячи голодных "малолеток" получили новогодние подарки "от Березовского". Таким способом мы надеялись политизировать потенциально протестные слои: 20 миллионов граждан, хотя бы один раз избитых в милиции, 12 миллионов побывавших в заключении, миллионы семей призывников и 30 миллионов представителей нацменьшинств, чувствующих себя людьми второго сорта. В совокупности эти группы представляли огромный оппозиционный потенциал.

Западные наблюдатели отнеслись ко всему этому скептически, усмотрев здесь не более чем маневр хитрого олигарха с целью подправить свою репутацию. Но в Кремле забеспокоились. Как только денежные перечисления из Нью-Йорка начали поступать на счета правозащитных организаций по всей России, политические советники Путина забили тревогу: Березовский финансирует взрывоопасный контингент. Не прошло и нескольких недель, как Кремль разработал контрмеры.

12 июня 2001 года Путин встретился с "представителями гражданского общества" – специально отобранной группой из трех десятков деятелей культуры, среди которых, в лучших советских традициях, были космонавт, хоккеист и пара популярных актеров. Президент выразил озабоченность тем, что негосударственные организации финансируются из-за рубежа. Отныне государство станет само поддерживать гражданское общество, как это было в СССР, сообщил он. Осенью в Кремле состоится Всероссийский гражданский конгресс, дабы президент мог установить прямую связь с правозащитниками, минуя бюрократов. Те, кто согласится в этом участвовать, смогут рассчитывать на государственное финансирование.


Страницы


[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 ]

предыдущая                     целиком                     следующая